Неточные совпадения
— Вы для возбуждения плоти, для соблазна мужей трудной жизни пользуетесь искусствами этими, а они — ложь и фальшь. От вас, покорных рабынь гибельного демона, все зло жизни, и суета, и пыль словесная, и грязь, и преступность — все от вас! Всякое тление души, и горестная
смерть, и бунты людей, халдейство ученое и всяческое хамство, иезуитство, фармазонство, и ереси, и все, что для угашения духа, потому что дух —
враг дьявола, господина вашего!
К ногам злодея молча пасть,
Как бессловесное созданье,
Царем быть отдану во власть
Врагу царя на поруганье,
Утратить жизнь — и с нею честь,
Друзей с собой на плаху весть,
Над гробом слышать их проклятья,
Ложась безвинным под топор,
Врага веселый встретить взор
И
смерти кинуться в объятья,
Не завещая никому
Вражды к злодею своему!..
— Признаю себя виновным в пьянстве и разврате, — воскликнул он каким-то опять-таки неожиданным, почти исступленным голосом, — в лени и в дебоширстве. Хотел стать навеки честным человеком именно в ту секунду, когда подсекла судьба! Но в
смерти старика,
врага моего и отца, — не виновен! Но в ограблении его — нет, нет, не виновен, да и не могу быть виновным: Дмитрий Карамазов подлец, но не вор!
— Так точно: я не имею права подвергать себя
смерти. Шесть лет тому назад я получил пощечину, и
враг мой еще жив.
В 1846, в начале зимы, я был в последний раз в Петербурге и видел Витберга. Он совершенно гибнул, даже его прежний гнев против его
врагов, который я так любил, стал потухать; надежд у него не было больше, он ничего не делал, чтоб выйти из своего положения, ровное отчаяние докончило его, существование сломилось на всех составах. Он ждал
смерти.
Розанов был
врагом не церкви, а самого Христа, который заворожил мир красотой
смерти.
Он, в конце концов, приходит к мысли, что христианство —
враг жизни, что оно есть религия
смерти.
Все эти особенности давали их владельцам некоторые надежды и вместе поднимали между ними ту черную кошку, из-за которой люди делаются тайными
врагами не на живот, а на
смерть.
Он хвалил направление нынешних писателей, направление умное, практическое, в котором, благодаря бога, не стало капли приторной чувствительности двадцатых годов; радовался вечному истреблению од, ходульных драм, которые своей высокопарной ложью в каждом здравомыслящем человеке могли только развивать желчь; радовался, наконец, совершенному изгнанию стихов к ней, к луне, к звездам; похвалил внешнюю блестящую сторону французской литературы и отозвался с уважением об английской — словом, явился в полном смысле литературным дилетантом и, как можно подозревать, весь рассказ о Сольфини изобрел, желая тем показать молодому литератору свою симпатию к художникам и любовь к искусствам, а вместе с тем намекнуть и на свое знакомство с Пушкиным, великим поэтом и человеком хорошего круга, — Пушкиным, которому, как известно, в дружбу напрашивались после его
смерти не только люди совершенно ему незнакомые, но даже печатные
враги его, в силу той невинной слабости, что всякому маленькому смертному приятно стать поближе к великому человеку и хоть одним лучом его славы осветить себя.
По всей линии севастопольских бастионов, столько месяцев кипевших необыкновенной энергической жизнью, столько месяцев видевших сменяемых
смертью, одних за другими умирающих героев, и столько месяцев возбуждавших страх, ненависть и наконец восхищение
врагов, — на севастопольских бастионах уже нигде никого не было.
— А вот это мне иногда представляется, — продолжал Ченцов, уже вставая и отыскивая свою шляпу, — что со временем мы с вами будем злейшие
враги на
смерть… на ножи…
После этого убийства Иоанн, в мрачном отчаянье, созвал Думу, объявил, что хочет идти в монастырь, и приказал приступить к выбору другого царя. Снисходя, однако, на усиленные просьбы бояр, он согласился остаться на престоле и ограничился одним покаянием и богатыми вкладами; а вскоре потом снова начались казни. Так, по свидетельству Одерборна, он осудил на
смерть две тысячи триста человек за то, что они сдали
врагам разные крепости, хотя сам Баторий удивлялся их мужеству.
— А он был
враг с мужем, преследовал его, но нигде до самой
смерти хана не мог встретить, так вот он отомстил на вдове.
И я был рад также, что Биче не поступилась ничем в ясном саду своего душевного мира, дав моему воспоминанию искреннее восхищение, какое можно сравнить с восхищением мужеством
врага, сказавшего опасную правду перед лицом
смерти.
Уже хотели идти к
врагу и принести ему в дар волю свою, и никто уже, испуганный
смертью, не боялся рабской жизни…
Послушайте — у нас обоих цель одна.
Его мы ненавидим оба;
Но вы его души не знаете — мрачна
И глубока, как двери гроба;
Чему хоть раз отворится она,
То в ней погребено навеки. Подозренья
Ей стоят доказательств — ни прощенья,
Ни жалости не знает он, —
Когда обижен — мщенье! мщенье,
Вот цель его тогда и вот его закон.
Да, эта
смерть скора не без причины.
Я знал: вы с ним
враги — и услужить вам рад.
Вы драться станете — я два шага назад,
И буду зрителем картины.
Она видела там, в темных домах, где боялись зажечь огонь, дабы не привлечь внимания
врагов, на улицах, полных тьмы, запаха трупов, подавленного шёпота людей, ожидающих
смерти, — она видела всё и всех; знакомое и родное стояло близко пред нею, молча ожидая ее решения, и она чувствовала себя матерью всем людям своего города.
Не ожидая помощи, изнуренные трудами и голодом, с каждым днем теряя надежды, люди в страхе смотрели на эту луну, острые зубья гор, черные пасти ущелий и на шумный лагерь
врагов — всё напоминало им о
смерти, и ни одна звезда не блестела утешительно ля них.
Дракин, напротив, так заблиндировал себя репутацией свежести, что под звуки романса"
смерть врагам"может дерзать все, что ему в голову вступит.
Он кончил писать и встал. У меня еще оставалось время. Я торопил себя и сжимал кулаки, стараясь выдавить из своей души хотя каплю прежней ненависти; я вспоминал, каким страстным, упрямым и неутомимым
врагом я был еще так недавно… Но трудно зажечь спичку о рыхлый камень. Старое грустное лицо и холодный блеск звезд вызывали во мне только мелкие, дешевые и ненужные мысли о бренности всего земного, о скорой
смерти…
Подрядчик-плотник всю свою жизнь строит в городе дома и все же до самой
смерти вместо «галерея» говорит «галдарея», так и эти шестьдесят тысяч жителей поколениями читают и слышат о правде, о милосердии и свободе и все же до самой
смерти лгут от утра до вечера, мучают друг друга, а свободы боятся и ненавидят ее, как
врага.
— Вольтер-с перед смертию покаялся […перед
смертью покаялся. — Желая получить право на захоронение своего праха, Вольтер за несколько месяцев до своей
смерти, 29 февраля 1778 года, написал: «Я умираю, веря в бога, любя моих друзей, не питая ненависти к
врагам и ненавидя суеверие».], а эта бабенка не хотела сделать того! — присовокупил Елпидифор Мартыныч, знаменательно поднимая перед глазами Миклакова свой указательный палец.
Вспомним, братцы, россов славу
И пойдем
врагов разить!
Защитим свою державу:
Лучше
смерть — чем в рабстве жить!
Твой конь не боится опасных трудов;
Он, чуя господскую волю,
То смирный стоит под стрелами
врагов,
То мчится по бранному полю.
И холод и сеча ему ничего…
Но примешь ты
смерть от коня своего».
Сомненья нет. Преступник был Маранья,
Еретик он, святого братства
враг,
И на костре заслуживает
смерть.
Шаховского притеснителем Шушерина, интриганом, гонителем великого таланта Семеновой, ласкателем, угодником людей знатных и сильных и, наконец, заклятым
врагом Озерова, которого он будто бы преследовал из зависти и даже, как утверждали многие, был причиною его
смерти.
Но с торжествующим
врагомОн встретил
смерть лицом к лицу,
Как в битве следует бойцу!..
Спасти, убить
врага ночного
Равно ты можешь! не боюсь
Я
смерти: грудь моя готова.
И ты не обманулся.
Когда б нежданно истинный Димитрий
Явился нам — я первый бы навстречу
Ему пошел и перед ним сложил бы
Я власть мою и царский мой венец.
Но Дмитрий мертв! Он прах! Сомнений нет!
И лишь одни
враги Руси, одни
Изменники тот распускают слух!
Забудь о нем. В Димитриевой
смертиУверен я.
Мы трудные с тобою времена
Проходим, сын. Предвидеть мы не можем,
Какой борьба приимет оборот
С
врагом Руси. Мои слабеют силы;
Престол мой нов; опасна
смерть моя
Для нашего теперь была бы рода;
Предупредить волненья мы должны.
Я положил: торжественною клятвой
Связать бояр в их верности тебе.
Сегодня, сын, тебя венчать на царство
Я положил!
Соколова. Мать —
враг смерти. Вот почему вы хотите помочь мне спасти сына…
Ордынов нахмурил брови и злобно посмотрел на старика. Тот вздрогнул от его взгляда. Слепое бешенство закипело в груди Ордынова. Он каким-то животным инстинктом чуял близ себя
врага на
смерть. Он сам не мог понять, что с ним делается, рассудок отказывался служить ему.
Я здесь умру. Попа теперь не сыщешь.
Я во грехах своих покаюсь вам.
Грехи мои великие: я бражник!
И умереть я чаял за гульбой.
Но спас меня Господь от
смерти грешной.
Великое Кузьма затеял дело,
Я дал ему последний крест с себя;
Пошел за ним, московский Кремль увидел,
С
врагами бился так же, как другие,
И умираю за святую Русь.
Скажите всем, как будете вы в Нижнем,
Чтобы меня, как знают, помянули —
Молитвою, винцом иль добрым словом.
Я о том жалею, моя голубонька, что не знаю того, кто был, лютый
враг мой, причиною твоей
смерти.
Повелевай сими мужами знаменитыми!» Михаил хотел взглянуть на него с гордостию, но взор его изъявил чувствительность… «Юноша! я —
враг Борецких!..» — «Но друг славы новогородской!» — ответствовал Мирослав, и витязь обнял его, сказав: «Ты хочешь моей
смерти!» За сим легионом шла дружина великодушных, под начальством ратсгера любекского.
Ученики Иисуса сидели в грустном молчании и прислушивались к тому, что делается снаружи дома. Еще была опасность, что месть
врагов Иисуса не ограничится им одним, и все ждали вторжения стражи и, быть может, новых казней. Возле Иоанна, которому, как любимому ученику Иисуса, была особенно тяжела
смерть его, сидели Мария Магдалина и Матфей и вполголоса утешали его. Мария, у которой лицо распухло от слез, тихо гладила рукою его пышные волнистые волосы, Матфей же наставительно говорил словами Соломона...
Ибо все, и друзья губернатора и
враги, и оправдывающие его и обвиняющие, — все подчинялись одной и той же непоколебимой уверенности в его
смерти.
К словам: «убийца», с одной стороны, и «доблестный защитник порядка» — с другой, он привык, так часто, почти неизменно повторялись они в письмах; как будто привык он и к тому, что все, и друзья и
враги, одинаково верили в неизбежность
смерти.
О далекой родине он пел; о ее глухих страданиях, о слезах осиротевших матерей и жен; он молил ее, далекую родину, взять его, маленького Райко, и схоронить у себя и дать ему счастье поцеловать перед
смертью ту землю, на которой он родился; о жестокой мести
врагам он пел; о любви и сострадании к побежденным братьям, о сербе Боиовиче, у которого на горле широкая черная рана, о том, как болит сердце у него, маленького Райко, разлученного с матерью-родиной, несчастной, страдающей родиной.
Задумалась она, руку ему протянула; он руку-то взял, а она в лицо ему посмотрела-посмотрела, да и говорит: «Да, вы, пожалуй, и правы!» А я стою, как дурак, смотрю, а у самого так и сосет что-то у сердца, так и подступает. Потом обернулась ко мне, посмотрела на меня без гнева и руку подала. «Вот, говорит, что я вам скажу:
враги мы до
смерти… Ну, да бог с вами, руку вам подаю, — желаю вам когда-нибудь человеком стать — вполне, не по инструкции… Устала я», — говорит ему.
— Прощайте, возлюбленные! Прощайте! — раздался его любящий, но твердый старческий голос. — Расставаясь с вами, скажу одно вам: будьте твердыми сынами нашей Православной Восточной церкви; будьте твердыми и честными людьми русскими! Ежели кого обидел или прегрешил я пред кем-либо из вас, простите мне ради Христа, простившего
врагам своим свое великое поругание, свою страшную крестную
смерть. Прощайте!
Смерть есть крайнее зло, «последний
враг» [Выражение из Первого послания к Коринфянам апостола Павла: «Последний же
враг истребится —
смерть» (15:26).], но она не есть полное истребление жизни.
Ибо хотя «князь мира сего» посрамлен, и власть его надломлена, но он еще владеет миром; «ветхий Адам» в недрах своего существа уже замещен «новым», но он еще живет в нас;
смерть, «последний
враг», уже побеждена светом Христова Воскресения, но она по-прежнему еще косит жатву жизни; тварь все еще стенает, ожидая своего избавления, и весь мир томится и страждет от смешения и противоборства добра и зла.
И как только плотина бытия прорвана была актом грехопадения, небытие излилось в мир и наводнило все существующее:
смерть стала всеобщим и последним
врагом.
Оно не разрывается при освобождении души из созданной
врагом темницы
смертью, —
смертью, как зовете вы, язычники, освобождение души от вражеских уз и плачете притом и рыдаете.
А люди Божьи
смерти праведника радуются — потому что освободил его Господь, вывел из смрадной темницы тела, созданного
врагом…
Таким образом, и победа над злом здесь мыслится неполная, ибо крайний и последний
враг остается —
смерть».
Как
враги повесили Кромвеля после его
смерти, так и кардинал X. с наслаждением сжег бы кости Галилея: вращение Земли он до сих пор переживает как личное оскорбление.
По-прежнему тяжелым, свинцовым пологом висело над землей небо. По-прежнему сеял, как сквозь сито, мелкий, нудный, неприятный дождик. Вдали, сквозь просвет деревьев, темнело своими мокрыми буграми и кочками поле. A еще дальше, в каких-нибудь двух верстах расстояний, белело занятое неприятелем селение. Там, в этом селении, ждала Любавина с его командой либо победа, либо
смерть в лице невыясненного еще по количеству
врага.
По христианской вере
смерть есть результат греха и последний
враг, который должен быть побежден, предельное зло.