Неточные совпадения
А вор-новотор этим временем дошел до самого князя, снял перед ним шапочку соболиную и стал ему тайные
слова на ухо говорить. Долго они шептались, а про что — не слыхать. Только и почуяли головотяпы, как вор-новотор говорил: «Драть их, ваша княжеская светлость, завсегда очень свободно».
Тем не менее Митькиным
словам не поверили, и так как казус [Ка́зус — случай.] был спешный, то и производство по нем велось с упрощением. Через месяц Митька уже был бит на площади кнутом и, по наложении клейм, отправлен в Сибирь в числе прочих сущих
воров и разбойников. Бригадир торжествовал; Аленка потихоньку всхлипывала.
— Ни́што! обладим! — молвил вор-новотор, — дай срок, я глаз на глаз с ним
слово перемолвлю.
— Поверьте
слову: говорун этот — обыкновенный
вор, и тут у него были помощники; он зубы нам заговаривал, а те — работали.
— Замечательно — как вы не догадались обо мне тогда, во время студенческой драки? Ведь если б я был простой человек, разве мне дали бы сопровождать вас в полицию? Это — раз. Опять же и то: живет человек на глазах ваших два года, нигде не служит, все будто бы места ищет, а — на что живет, на какие средства? И ночей дома не ночует. Простодушные люди вы с супругой. Даже боязно за вас, честное
слово! Анфимьевна — та, наверное,
вором считает меня…
А то вот я в Карачевском уезде, по
словам жида Лейбы, вклепался было в казака — за моего
вора его принял, всю рожу ему избил; а казак-то оказался поповичем и бесчестия с меня содрал — сто двадцать рублев.
У Костромы было чувство брезгливости к воришкам,
слово — «
вор» он произносил особенно сильно и, когда видел, что чужие ребята обирают пьяных, — разгонял их, если же удавалось поймать мальчика — жестоко бил его. Этот большеглазый, невеселый мальчик воображал себя взрослым, он ходил особенной походкой, вперевалку, точно крючник, старался говорить густым, грубым голосом, весь он был какой-то тугой, надуманный, старый. Вяхирь был уверен, что воровство — грех.
— Благодарю покорно. И ведь за что ненавидит,
вор этот, дядя-то твой, за что? за то, что платье себе настоящее имею, за форц за мой, за походку мою. Одно
слово. Эхма! — заключил Василий, махнув рукой.
Результатом этого разговора было то, что, когда вскоре после того губернатор и полицеймейстер проезжали мимо гимназии, Павел подговорил товарищей, и все они в один голос закричали в открытое окно: «
Воры,
воры!», так что те даже обернулись, но
слов этих, конечно, на свой счет не приняли.
Итак, изречение: «не пойман — не
вор», как замена гражданского кодекса, и французская болезнь, как замена кодекса нравственного… ужели это и есть та таинственная подоплека, то искомое «новое
слово», по поводу которых в свое время было писано и читано столько умильных речей? Где же основы и краеугольные камни? Ужели они сосланы на огород и стоят там в виде пугал… для «дураков»?
Одним
словом, никогда не поступит так, что потом и не разберешь, соглядатай ли он или действительный
вор и заговорщик.
Меня и на деревне знали; и не пьяница я был, и не
вор, а вот сделал же такое дело… ну, да уж бог с ним! из сказки
слова не выкинешь…
Ночью Арина Петровна боялась;боялась
воров, привидений, чертей,
словом, всего, что составляло продукт ее воспитания и жизни.
«Как же смел ты,
вор, назваться государем?» — продолжал Панин. «Я не ворон (возразил Пугачев, играя
словами и изъясняясь, по своему обыкновению, иносказательно), я вороненок, а ворон-то еще летает».
Самое светлое чувство делается острым, жгучим, делается темным, — чтоб не сказать другого
слова, — если его боятся, если его прячут, оно начнет верить, что оно преступно, и тогда оно сделается преступным; в самом деле, наслаждаться чем-нибудь, как
вор краденым, с запертыми дверями, прислушиваясь к шороху, — унижает и предмет наслажденья и человека.
В недальнем расстоянии от Москвы стояли войска второго самозванца, прозванного Тушинским
вором; на севере — шведский генерал Понтиус де ла Гарди свирепствовал в Новгороде и Пскове; одним
словом, исключая некоторые низовые города, почти вся земля русская была во власти неприятелей, и одна Сергиевская лавра, осажденная войсками второго самозванца под начальством гетмана Сапеги и знаменитого налета пана Лисовского, упорно защищалась; малое число воинов, слуги монастырские и престарелые иноки отстояли святую обитель.
Худых каких делов за мной не было; супротивного
слова никто не слышал; не
вор я, не пьяница я, не ахаверник какой: за что ж такая напраслина?
— Яшка-то напился вдрызг, да отцу и бухнул прямо в глаза —
вор! И всякие другие колючие
слова: бесстыжий развратник, безжалостный… без ума орал!.. А Петруха-то его ка-ак тяпнет по зубам! Да за волосья, да ногами топтать и всяко, — избил в кровь! Теперь Яшка-то лежит, стонет… Потом Петруха на меня, — как зыкнет! «Ты, говорит… Гони, говорит, вон Ильку…» Это-де ты Яшку-то настроил супротив его… И орал он — до ужасти!.. Так ты гляди…
Илья чувствовал себя оскорблённым, но не находил
слов, чтоб возразить этой дерзкой девушке, прямо в глаза ему говорившей, что он бездельник и
вор. Он стиснул зубы, слушал и не верил её
словам, не мог верить. И, отыскивая в себе такое
слово, которое сразу бы опрокинуло все её речи, заставило бы замолчать её, — он в то же время любовался её дерзостью… А обидные
слова, удивляя его, вызывали в нём тревожный вопрос: «За что?»
— Этак, милостивый государь, со своими женами одни мерзавцы поступают! — крикнула она, не говоря худого
слова, на зятя. (Долинский сразу так и оторопел. Он сроду не слыхивал, чтобы женщина так выражалась.) — Ваш долг показать людям, — продолжала матроска, — как вы уважаете вашу жену, а не поворачиваться с нею, как
вор на ярмарке. Что, вы стыдитесь моей дочери, или она вам не пара?
— От
вора да еще плюхи получать — это уж не порядки! При такой неожиданной апострофе Прокоп до того растерялся, что даже не нашелся сказать
слова в ответ.
Речь эта несколько озадачивает дворовых, но так как крепостное право уж уничтожено, то смущение, произведенное
словом"
вор", проходит довольно быстро. К Гаврюшке начинают приставать, требовать объяснений. Дальше, дальше…
Заговорив о женщине таинственным шепотом,
словами, которых я не знал, стихами, которых не читал, — он вдруг стал похож на
вора Башкина.
Явления, одно другого страннее, представлялись ему беспрестанно: то видел он Петровича и заказывал ему сделать шинель с какими-то западнями для
воров, которые чудились ему беспрестанно под кроватью, и он поминутно призывал хозяйку вытащить у него одного
вора даже из-под одеяла; то спрашивал, зачем висит перед ним старый капот его, что у него есть новая шинель; то чудилось ему, что он стоит перед генералом, выслушивая надлежащее распеканье, и приговаривает: «Виноват, ваше превосходительство!», то, наконец, даже сквернохульничал, произнося самые страшные
слова, так что старушка хозяйка даже крестилась, отроду не слыхав от него ничего подобного, тем более что
слова эти следовали непосредственно за
словом «ваше превосходительство».
— Известно, братец ты мой, надо настоящим делом рассуждать, — отозвался седой старик, — за что ему на тебя злобу иметь, за что? (Он указал хозяину на ярославца.) Он ему не сват, не брат… может статься, так,
слово какое в пронос сказал, а ты на себя взял; что про то говорить, может, и взаправду конь-то у него краденый, почем нам знать? Иной с виду-то таким-то миряком прикидывается, а поглядишь — бядовый!
вор какой али мошенник…
Все эти люди — матросы разных наций, рыбаки, кочегары, веселые юнги, портовые
воры, машинисты, рабочие, лодочники, грузчики, водолазы, контрабандисты, — все они были молоды, здоровы и пропитаны крепким запахом моря и рыбы, знали тяжесть труда, любили прелесть и ужас ежедневного риска, ценили выше всего силу, молодечество, задор и хлесткость крепкого
слова, а на суше предавались с диким наслаждением разгулу, пьянству и дракам.
Устинька.
Слова эти совсем не до вас касаются, а до
воров; вы и так завсегда можете здесь гулять, вам завсегда будут рады.
Был случай, когда он тремя-четырьмя
словами, сказанными на загадочном жаргоне, в один миг прекратил страшный скандал, затеянный пьяными
ворами, и заставил их покорно уйти из заведения.
Глеб. Я вам
вора предоставлю; потому мне тоже слушать такие
слова от вас — ой-ой!
Прости меня, Коломна, ты в обиду
Не ставь моих речей! Тебе спасибо!
Не для меня, для Бога ты старался,
И Бог тебе заплатит. Вы, как братья,
Спешили к нам на выручку, другие ж
Ругали нас из-за Москвы-реки.
Про них и речь, а о тебе ни
слова.
К хорошему дурное не пристанет,
А про
воров нельзя не говорить.
Союз довольно странный заключен
Меж им и Сашей был. Их разговоры
Казалися таинственны, как сон;
Вдвоем, бывало, ночью, точно
воры,
Уйдут и пропадают. Одарен
Соображеньем бойким, наш приятель
Восточных
слов был страшный обожатель,
И потому «Зафиром» наречен
Его арап. За ним повсюду он,
Как мрачный призрак, следовал, и что же? —
Все восхищались этой скверной рожей!
При въезде в деревню ваш ямщик встречается с мужичонкой, которого он не преминет обругать и которому вслед пошлет еще несколько недобрых
слов, называя его, между прочим, Ванькою-вором.
Прохожий. Известно. Да только не могли они меня обвинить. Прокурор на суде мне такое
слово сказал: вы, говорит, украли деньги. А я сейчас ему в ответ: крадут
воры, я говорю. А мы для партии экспроприацию совершили. Так он и не мог мне ответа дать. Туды, сюды, ничего не мог ответить. Ведите, говорит, его в тюрьму, значит в заточение свободной жизни.
Любовно принял мир
слово Трифоново. Урядили, положили старики, если объявится лиходей, что у Лохматого токарню спалил, потачки ему,
вору, не давать: из лет не вышел — в рекруты, вышел из лет — в Сибирь на поселенье. Так старики порешили.
Воры были удельные, обокрали удельного. Удельный приказ, не доводя дело до суда, распорядился по-домашнему:
воров выпорол и отпустил… И вспомянули
воры слово писарево, и очистили догола старика Лохматого.
Пытают и мучат гонца палачи,
Друг к другу приходят на смену:
«Товарищей Курбского ты уличи,
Открой их собачью измену!»
И царь вопрошает: «Ну что же гонец?
Назвал ли он
вора друзей наконец?»
«Царь,
слово его всё едино:
Он славит свого господина...
— А я так полагаю, что глупая она бабенка, и больше ничего, — вставил
слово свое удельный голова. — Подвернулся вдове казистый молодец, крепкий, здоровенный, а она сдуру-то и растаяла и капитал и все, что было у нее, отдала ему… Сечь бы ее за это — не дури… Вот теперь и казнись — поделом
вору и мука, сама себя раба бьет, коль нечисто жнет.
Что?.. — и он вдруг вздрогнул при последнем
слове и повторил в уме: „балет Два
вора“.
— Живучи с волками, войте по-волчьи и не пропускайте то, что плывет в руки. Что вам далось это глупое
слово «донос», все средства хороши, когда они ведут к цели. Волки не церемонятся, режьте их, душите их, коверкайте их, подлецов,
воров, разбойников и душегубов!
Преступник —
слово страшное. Так называются убийцы,
воры, грабители, вообще люди злые и нравственно отпетые. А Саша слишком далек от всего этого… Правда, он много должен и не платит долгов. Но ведь долг — не преступление, и редкий человек не должен. Полковник и Иван Маркович — оба в долгах…
Убить горбуна мне? Да ты за кого же
Меня-то считаешь? Я
вор — иль разбойник?
Дав
слово клиенту, держу его честно,
И даром я платы не брал ни с кого…
Эти
слова припомнили ей вдруг сцену, виденную на одном бенефисе… Хорошая девушка, купеческая дочь, вверяется любимому человеку… А человек этот —
вор, он накануне погрома, ему нужно ее приданое, он обводит ее, вызвал на любовное свидание у колодезя.
Такого учителя выражали желание достать для русской школы в Меррекюле, чем надеялись и достичь большой экономии и пристыдить чухон; но прежде чем успели в этом, пришел в «собрание прихожан» мясник Волков и заговорил для всех неучтиво и неласково, будто при постройке дома для меррекюльской поповки исконный враг наш дьявол смутил строителя так, что он и не мог хорошо различать своего от церковного;
словом, возглашено знакомое
слово «
вор», и… пошло дело об обиде…
— Ей-богу же
воры, барин, — с ужасом рассказывала птичница. — Я это лежу, а он-то как завопит: «Караул! Спасите! Помогите!». Да словно не человечьим голосом. А потом словно не по-нашенскому
слово сказал.
Нанятая пролетка стояла уж у крыльца. Ранееву обвязали голову платком со свежими компрессами. Собираясь выходить, он вспомнил о своих очках, ему поданы были новые, в футляре. О том, что купленные им прежде разбились, никто не промолвил ни
слова. Когда он сходил с крыльца, городовой приложил руку к козырьку своего кепи и спросил его превосходительство, не украдено ли чего у него, так как он гнался за
вором.
С вечно тяжелой, отуманенной головою он, однако, не мог отделаться от преследующих его видений. Дубянская и Сиротинин стояли перед ним, и на устах обоих он с дрожью читал страшное
слово: «
Вор!»
«Выгоняют, как…
вора…» — с трудом даже мысленно произносил он это страшное
слово.