Неточные совпадения
— Уж будто вы не знаете,
Как ссоры деревенские
Выходят? К муженьку
Сестра гостить приехала,
У ней коты разбилися.
«Дай башмаки Оленушке,
Жена!» —
сказал Филипп.
А я не вдруг ответила.
Корчагу подымала я,
Такая тяга: вымолвить
Я слова не могла.
Филипп Ильич прогневался,
Пождал, пока поставила
Корчагу на шесток,
Да хлоп меня в висок!
«Ну, благо ты приехала,
И так походишь!» — молвила
Другая, незамужняя
Филиппова
сестра.
"В первый раз сегодня я понял, — писал он по этому случаю Пфейферше, — что значит слова: всладце уязви мя, которые вы
сказали мне при первом свидании, дорогая
сестра моя по духу!
— Алексей Александрович, простите меня, я не имею права… но я, как
сестру, люблю и уважаю Анну; я прошу, умоляю вас
сказать мне, что такое между вами? в чем вы обвиняете ее?
— Славу Богу, —
сказал Матвей, этим ответом показывая, что он понимает так же, как и барин, значение этого приезда, то есть что Анна Аркадьевна, любимая
сестра Степана Аркадьича, может содействовать примирению мужа с женой.
— А, и вы тут, —
сказала она, увидав его. — Ну, что ваша бедная
сестра? Вы не смотрите на меня так, — прибавила она. — С тех пор как все набросились на нее, все те, которые хуже ее во сто тысяч раз, я нахожу, что она сделала прекрасно. Я не могу простить Вронскому, что он не дал мне знать, когда она была в Петербурге. Я бы поехала к ней и с ней повсюду. Пожалуйста, передайте ей от меня мою любовь. Ну, расскажите же мне про нее.
— Я ему
сказал, — обратился Степан Аркадьич к
сестре, указывая на Левина.
— Мы встречались, но не были знакомы, в Содене, —
сказала она. — Вы не думали, что я буду ваша
сестра.
― Я пришел вам
сказать, что я завтра уезжаю в Москву и не вернусь более в этот дом, и вы будете иметь известие о моем решении чрез адвоката, которому я поручу дело развода. Сын же мой переедет к
сестре, ―
сказал Алексей Александрович, с усилием вспоминая то, что он хотел
сказать о сыне.
— Да, это Настино дело, —
сказала она, указывая на
сестру.
— Что вы говорите! — вскрикнул он, когда княгиня
сказала ему, что Вронский едет в этом поезде. На мгновение лицо Степана Аркадьича выразило грусть, но через минуту, когда, слегка подрагивая на каждой ноге и расправляя бакенбарды, он вошел в комнату, где был Вронский, Степан Аркадьич уже вполне забыл свои отчаянные рыдания над трупом
сестры и видел в Вронском только героя и старого приятеля.
— Я рассказываю Константину Дмитричу про Туровцына в скарлатине, —
сказала она, перегнувшись к
сестре.
— Это ужасно! —
сказал Степан Аркадьич, тяжело вздохнув. — Я бы одно сделал, Алексей Александрович. Умоляю тебя, сделай это! —
сказал он. — Дело еще не начато, как я понял. Прежде чем ты начнешь дело, повидайся с моею женой, поговори с ней. Она любит Анну как
сестру, любит тебя, и она удивительная женщина. Ради Бога поговори с ней! Сделай мне эту дружбу, я умоляю тебя!
— Я одно
скажу, — начала Анна, — я его
сестра, я знаю его характер, эту способность всё, всё забыть (она сделала жест пред лбом), эту способность полного увлечения, но зато и полного раскаяния. Он не верит, не понимает теперь, как он мог сделать то, что сделал.
— Я намерен был, я хотел поговорить о
сестре и о вашем положении взаимном, —
сказал Степан Аркадьич, всё еще борясь с непривычною застенчивостью.
― Как я рад, ―
сказал он, ― что ты узнаешь ее. Ты знаешь, Долли давно этого желала. И Львов был же у нее и бывает. Хоть она мне и
сестра, ― продолжал Степан Аркадьич, ― я смело могу
сказать, что это замечательная женщина. Вот ты увидишь. Положение ее очень тяжело, в особенности теперь.
Ну, как тебе
сказать? — продолжала она, видя недоуменье в глазах
сестры.
— Да объясните мне, пожалуйста, —
сказал Степан Аркадьич, — что это такое значит? Вчера я был у него по делу
сестры и просил решительного ответа. Он не дал мне ответа и
сказал, что подумает, а нынче утром я вместо ответа получил приглашение на нынешний вечер к графине Лидии Ивановне.
— Всё такая же и так же привлекательна. Очень хороша! —
сказала Кити, оставшись одна с
сестрой. — Но что-то жалкое есть в ней. Ужасно жалкое!
— Надеюсь, что ты веришь в мою любовь к
сестре и в искреннюю привязанность и уважение к тебе, —
сказал он краснея.
И,
сказав эти слова, она взглянула на
сестру и, увидев, что Долли молчит, грустно опустив голову, Кити, вместо того чтобы выйти из комнаты, как намеревалась, села у двери и, закрыв лицо платком, опустила голову.
— Разве он здесь? —
сказал Левин и хотел спросить про Кити. Он слышал, что она была в начале зимы в Петербурге у своей
сестры, жены дипломата, и не знал, вернулась ли она или нет, но раздумал расспрашивать. «Будет, не будет — всё равно».
— Я только одно еще
скажу: вы понимаете, что я говорю о
сестре, которую я люблю, как своих детей. Я не говорю, чтоб она любила вас, но я только хотела
сказать, что ее отказ в ту минуту ничего не доказывает.
— Матвей,
сестра Анна Аркадьевна будет завтра, —
сказал он, остановив на минуту глянцовитую, пухлую ручку цирюльника, расчищавшего розовую дорогу между длинными кудрявыми бакенбардами.
— Успокой руки, Гриша, —
сказала она и опять взялась за свое одеяло, давнишнюю работу, зa которую она всегда бралась в тяжелые минуты, и теперь вязала нервно, закидывая пальцем и считая петли. Хотя она и велела вчера
сказать мужу, что ей дела нет до того, приедет или не приедет его
сестра, она всё приготовила к ее приезду и с волнением ждала золовку.
И еще был один совсем молодой человек, который, как ей шутя
сказал муж, находил, что она красивее всех
сестер.
— Так вы жену мою увидите. Я писал ей, но вы прежде увидите; пожалуйста,
скажите, что меня видели и что all right. [всё в порядке.] Она поймет. А впрочем,
скажите ей, будьте добры, что я назначен членом комиссии соединенного… Ну, да она поймет! Знаете, les petites misères de la vie humaine, [маленькие неприятности человеческой жизни,] — как бы извиняясь, обратился он к княгине. — А Мягкая-то, не Лиза, а Бибиш, посылает-таки тысячу ружей и двенадцать
сестер. Я вам говорил?
— Послушай, —
сказал твердым голосом Азамат, — видишь, я на все решаюсь. Хочешь, я украду для тебя мою
сестру? Как она пляшет! как поет! а вышивает золотом — чудо! Не бывало такой жены и у турецкого падишаха… Хочешь? дождись меня завтра ночью там в ущелье, где бежит поток: я пойду с нею мимо в соседний аул — и она твоя. Неужели не стоит Бэла твоего скакуна?
— Ну что ж делать? позабыл, —
сказал Платонов. — Мы заехали к Константину Федоровичу… Он тебе кланяется,
сестра также. Рекомендую тебе Павла Ивановича Чичикова. Павел Иванович, — брат Василий. Прошу полюбить его так же, как и меня.
— Да увезти губернаторскую дочку. Я, признаюсь, ждал этого, ей-богу, ждал! В первый раз, как только увидел вас вместе на бале, ну уж, думаю себе, Чичиков, верно, недаром… Впрочем, напрасно ты сделал такой выбор, я ничего в ней не нахожу хорошего. А есть одна, родственница Бикусова,
сестры его дочь, так вот уж девушка! можно
сказать: чудо коленкор!
— Видите ли? он всех удовлетворил, —
сказал Платонов. — Однако же,
скажите просто: есть ли у вас время, что<бы> заехать в одну деревню, отсюда верст десять? Мне бы хотелось проститься с
сестрой и зятем.
— Здравствуй,
сестра! —
сказал Платонов. — Где же Константин?
— Я сегодня родных бросил, —
сказал он, — мать и
сестру. Я не пойду к ним теперь. Я там все разорвал.
Знайте же, я пришел к вам прямо
сказать, что если вы держите свое прежнее намерение насчет моей
сестры и если для этого думаете чем-нибудь воспользоваться из того, что открыто в последнее время, то я вас убью, прежде чем вы меня в острог посадите.
— Ничего, ничего! — кричал он матери и
сестре, — это обморок, это дрянь! Сейчас только доктор
сказал, что ему гораздо лучше, что он совершенно здоров! Воды! Ну, вот уж он и приходит в себя, ну, вот и очнулся!..
—
Сказав это, он вдруг, молча и с улыбкой, протянул руку
сестре.
— Я не тебе поклонился, я всему страданию человеческому поклонился, — как-то дико произнес он и отошел к окну. — Слушай, — прибавил он, воротившись к ней через минуту, — я давеча
сказал одному обидчику, что он не стоит одного твоего мизинца… и что я моей
сестре сделал сегодня честь, посадив ее рядом с тобою.
— Ну, уж после этого я вполне убежден, что вы и сюда приехали, имея в виду мою
сестру, —
сказал он Свидригайлову прямо и не скрываясь, чтоб еще более раздразнить его.
— Будем следить! Я его выслежу! — энергически крикнул Разумихин. — Глаз не спущу! Мне Родя позволил. Он мне сам
сказал давеча: «Береги
сестру». А вы позволите, Авдотья Романовна?
— Да, я теперь сам вижу, что почти здоров, —
сказал Раскольников, приветливо целуя мать и
сестру, отчего Пульхерия Александровна тотчас же просияла, — и уже не по-вчерашнему это говорю, — прибавил он, обращаясь к Разумихину и дружески пожимая его руку.
Он вышел. Соня смотрела на него как на помешанного; но она и сама была как безумная и чувствовала это. Голова у ней кружилась. «Господи! как он знает, кто убил Лизавету? Что значили эти слова? Страшно это!» Но в то же время мысль не приходила ей в голову. Никак! Никак!.. «О, он должен быть ужасно несчастен!.. Он бросил мать и
сестру. Зачем? Что было? И что у него в намерениях? Что это он ей говорил? Он ей поцеловал ногу и говорил… говорил (да, он ясно это
сказал), что без нее уже жить не может… О господи!»
Да уж коли ты такие дурацкие мысли в голове держишь, ты бы при ней-то, по крайней мере, не болтал да при
сестре, при девке; ей тоже замуж идти: этак она твоей болтовни наслушается, так после муж-то нам спасибо
скажет за науку.
— Извольте, —
сказала она и посмотрела на Аркадия не то чтобы свысока, а так, как замужние
сестры смотрят на очень молоденьких братьев.
— Не топай, — попросила Дуняша в коридоре. — Они, конечно, повезли меня ужинать, это уж — всегда! Очень любезные, ну и вообще… А все-таки — сволочь, —
сказала она, вздохнув, входя в свою комнату и сбрасывая с себя верхнее платье. — Я ведь чувствую: для них певица,
сестра милосердия, горничная — все равно прислуга.
— Ничего не слышно, — строго
сказала остроносая
сестра Софья, а суетливый брат Василий горестно вскричал...
— Ха-арошая голова у Степана, — похвалил Гогин, а
сестра его
сказала, отрицательно качая головой...
— Впрочем, я его заложил в ломбарде, портсигар.
Сестре скажу — украли!
«Нечто среднее между клоуном и палачом», —
сказала про него
сестра Ряхина, младшая, дурнушка такая…
— А я —
сестрой, —
сказала Лидия, немножко задорно. — Мы решили это еще вчера, — прибавила она.
Все так же бережно и внимательно ухаживали за Борисом
сестра и Туробоев, ласкала Вера Петровна, смешил отец, все терпеливо переносили его капризы и внезапные вспышки гнева. Клим измучился, пытаясь разгадать тайну, выспрашивая всех, но Люба Сомова
сказала очень докторально...
— Значит, двоюродная
сестра вам, — заметил Самгин, чтоб
сказать что-нибудь и находя в светловолосом Гогине сходство с Любашей.