Неточные совпадения
Красное, загорелое лицо, пестрота костюма, беличий
хвостик на головном уборе, кольца и браслеты на руках
делали этого дикаря похожим на краснокожего.
Он вынул изо рта рыбий
хвостик, ласково поглядел на него и опять сунул в рот. Пока он жевал и хрустел зубами, Егорушке казалось, что он видит перед собой не человека. Пухлый подбородок Васи, его тусклые глаза, необыкновенно острое зрение, рыбий
хвостик во рту и ласковость, с какою он жевал пескаря,
делали его похожим на животное.
Граф
Хвостиков сидел после того около часа. Он все дожидался, не оставят ли его ужинать, но Бегушев не оставил, и граф,
делать нечего, невесело простился и невесело побрел пешком на свою скудную квартиру.
Актриса с заметной гримасой встала и нехотя пошла за хозяйкой, которая, как ни раздосадована была всеми этими ломаньями Чуйкиной, посадила ее опять рядом с собой, а по другую сторону Татьяны Васильевны поместился граф
Хвостиков и стал ее просить позволить ему взять пьесу с собой, чтобы еще раз ее прочесть и
сделать об ней заранее рекламу.
— Ты истинно христианское дело
сделаешь! — подхватил
Хвостиков: у него снова закрадывалась надежда помирить Бегушева с Домной Осиповной и даже женить его на ней.
Найдя, как и Бегушев, случайно дверь в подвальный этаж,
Хвостиков отмахнул ее с тем, чтобы с сценически-драматическою поспешностью войти к дочери; но
сделать это отчасти помешал ему лежащий в передней ягненочек, который при появлении графа почему-то испугался и бросился ему прямо под ноги.
Граф
Хвостиков собственно сам и свел дочь с Янсутским, воспользовавшись ее ветреностью и тем, что она осталась вдовою, — и
сделал это не по какому-нибудь свободному взгляду на сердечные отношения, а потому, что c'est une affaire avantageuse — предприятие не безвыгодное, а выгодными предприятиями граф в последнее время бредил.
Граф
Хвостиков тоже сейчас встал и поклонился гостье; при этом случае нельзя не заметить, что поклониться так вежливо и вместе с тем с таким сохранением собственного достоинства, как
сделал это граф, вряд ли многие умели в Москве.
Хвостиков с божбой и клятвой успел его уверить, что он никогда ничего подобного не
делал.
— Но вы поймите мое положение, — начал граф. — Тюменев уезжает за границу, да если бы и не уезжал, так мне оставаться у него нельзя!.. Это не человек, а вот что!.. — И
Хвостиков постучал при этом по железной пластинке коляски. — Я вполне понимаю дочь мою, что она оставила его, и не укоряю ее нисколько за то; однако что же мне с собой осталось
делать?.. Приехать вот с вами в Петербург и прямо в Неву!
Чтобы он
делал это бескорыстно, Домна Осиповна, как и граф
Хвостиков, не думала, и при этом совершенно не верила в нравственность своей подруги!..
— Чего-с? — отозвался тот, как бы не поняв даже того, о чем его спрашивали. Его очень заговорил граф
Хвостиков, который с самого начала обеда вцепился в него и все толковал ему выгоду предприятия, на которое он не мог поймать Янсутского. Сын Израиля
делал страшное усилие над своим мозгом, чтобы понять, где тут выгода, и ничего, однако, не мог уразуметь из слов графа.
Один из самых маленьких сосунов, черный, головастый, с удивленно торчащей между ушами чолкой и
хвостиком, свернутым еще на ту сторону, на которую он был загнут в брюхе матери, уставив уши и тупые глаза, не двигаясь с места, пристально смотрел на сосуна, который скакал и пятился, неизвестно, завидуя или осуждая, зачем он это
делает.
— Я знаю, дорогая мама: из
хвостика мы
сделаем кнутик.
Когда Мигурского увели, оставшийся один Трезорка, махая
хвостиком, стал ласкаться к нему. Он привык к нему во время дороги. Казак вдруг отслонился от тарантаса, сорвал с себя шапку, швырнул ее изо всех сил наземь, откинул ногой от себя Трезорку и пошел в харчевню. В харчевне он потребовал водки и пил день и ночь, пропил все, что было у него и на нем, и только на другую ночь, проснувшись в канаве, перестал думать о мучившем его вопросе: хорошо ли он
сделал, донеся начальству о полячкином муже в ящике?