Неточные совпадения
Краска даже ударила в его бледное, изнуренное лицо. Но, проговаривая последнее восклицание, он нечаянно встретился взглядом с глазами Дуни, и столько, столько муки за
себя встретил он в этом взгляде, что невольно опомнился. Он почувствовал, что все-таки
сделал несчастными этих двух бедных женщин. Все-таки он же причиной…
— Нечего сказать, хороша мука. Удивительное это дело, Флегонт Васильич: пока хорошо с женой жил — все в черном теле состоял, а тут, как ошибочку
сделал — точно дверь распахнул. Даром деньги получаю. А жену жаль и ребятишек.
Несчастный я человек…
себе не рад с деньгами.
— Дмитрий Петрович, — говорила ему Полинька, — советовать в таких делах мудрено, но я не считаю грехом сказать вам, что вы непременно должны уехать отсюда. Это смешно: Лиза Бахарева присоветовала вам бежать из одного города, а я теперь советую бежать из другого, но уж
делать нечего: при вашем
несчастном характере и неуменье
себя поставить вы должны отсюда бежать. Оставьте ее в покое, оставьте ей ребенка…
— Это, брат, еще темна вода во облацех, что тебе министры скажут, — подхватил Кнопов, — а вот гораздо лучше по-нашему, по-офицерски, поступить; как к некоторым полковым командирам офицеры являлись: «Ваше превосходительство, или берите другой полк, или выходите в отставку, а мы с вами служить не желаем; не
делайте ни
себя, ни нас
несчастными, потому что в противном случае кто-нибудь из нас, по жребию, должен будет вам дать в публичном месте оплеуху!» — и всегда ведь выходили; ни один не оставался.
— Нехорошо-с, — начал командир рычащим басом, раздавшимся точно из глубины его живота, и
сделал длинную паузу. — Стыдно-с! — продолжал он, повышая голос. — Служите без году неделю, а начинаете хвостом крутить. Имею многие основания быть вами недовольным. Помилуйте, что же это такое? Командир полка
делает ему замечание, а он,
несчастный прапорщик, фендрик, позволяет
себе возражать какую-то ерундистику. Безобразие! — вдруг закричал полковник так оглушительно, что Ромашов вздрогнул. — Немысленно! Разврат!
— Уверяю вас! — продолжал он с еще большим одушевлением: — Господин Зверев, вероятно, тоже это
делал, и можете
себе представить, когда он подавил своей особою
несчастные груши и апельсины, то каково им было.
Ведь это только с непривычки кажется, что без судов минуты нельзя прожить; я же, напротив того, позволяю
себе думать, что ежели люди перестанут судиться, то это отнюдь не
сделает их
несчастными.
Начнет с родителей, потом переберет всех знакомых, которых фамилии попадутся ему на язык, потом об
себе отзовется, что он человек
несчастный, и, наконец, уже на повторительный вопрос: где вы были? — решится ответить: был там-то, но непременно присовокупит: виделся вот с тем-то, да еще с тем-то, и сговаривались мы
сделать то-то.
— Агафон Павлыч ваш друг? Моя бедная сестра имела несчастье его полюбить, а в этом состоянии женщина делается эгоисткой до жестокости. Я знаю историю этой
несчастной Любочки и, представьте
себе, жалею ее от души… Да, жалею, вернее сказать — жалела. Но сейчас мне ее нисколько не жаль… Может быть, я несправедлива, может быть, я ошибаюсь, но… но… Одним словом, что она может
сделать, если он ее не любит, то есть Любочку?
— У нас теперь нет денег, чтобы купить
себе хлеба, — сказала она. — Григорий Николаич уезжает на новую должность, но меня с детьми не хочет брать с
собой, и те деньги, которые вы, великодушный человек, присылали нам, тратит только на
себя. Что же нам
делать? Что? Бедные,
несчастные дети!
— Я — не один… нас много таких, загнанных судьбой, разбитых и больных людей… Мы —
несчастнее вас, потому что слабее и телом и духом, но мы сильнее вас, ибо вооружены знанием… которое нам некуда приложить… Мы все с радостью готовы прийти к вам и отдать вам
себя, помочь вам жить… больше нам нечего
делать! Без вас мы — без почвы, вы без нас — без света! Товарищи! Мы судьбой самою созданы для того, чтоб дополнять друг друга!
— А так, — прославьтесь на каком-нибудь поприще: ученом, что ли, служебном, литературном, что и я, грешный, хотел
сделать после своей
несчастной любви, но чего, конечно, не
сделал: пусть княгиня, слыша о вашей славе, мучится, страдает, что какого человека она разлюбила и не сумела сберечь его для
себя: это месть еще человеческая; но ведь ваша братья мужья обыкновенно в этих случаях вызывают своих соперников на дуэль, чтобы убить их, то есть как-то физически стараются их уничтожить!
Рыдания перервали слова
несчастного старика. До души тронутый Рославлев колебался несколько времени. Он не знал, что ему
делать. Решиться ждать новых лошадей и уступить ему своих, — скажет, может быть, хладнокровный читатель; но если он был когда-нибудь влюблен, то, верно, не обвинит Рославлева за минуту молчания, проведенную им в борьбе с самим
собою. Наконец он готов уже был принести сию жертву, как вдруг ему пришло в голову, что он может предложить старику место в своей коляске.
— Отлично
сделаешь! — одобрил его Тюменев. — А ты еще считаешь
себя несчастным человеком и за что-то чувствуешь презрение к
себе!.. Сравни мое положение с твоим… Меня ни одна молоденькая, хорошенькая женщина не любила искренно, каждый день я должен бывать на службе…
— Будешь уверять во всем, как нужда заставит, — сказала невеселым голосом Домна Осиповна. — Мы, женщины, такие
несчастные существа, что нам ничего не позволяют
делать, и, если мы хлопочем немножко сами о
себе, нас называют прозаичными, бессердечными, а если очень понадеемся на мужчин, нами тяготятся!
Не знаю, что бы
сделал этот последний, если б Бенис и Упадышевский не упросили его выйти в другую комнату: там доктор, как я узнал после от Василья Петровича, с твердостью сказал главному надзирателю, что если он позволит
себе какой-нибудь насильственный поступок, то он не ручается за
несчастные последствия и даже за жизнь больного, и что он также боится за мать.
Сусанна. Мы обязаны
делать добрые дела, жить только для
себя — нехорошо; надо помогать и ближнему. Ведь это человек кроткий, нежный, с младенческой душой. Кабы ты послушал, как он рассказывает о своих страданиях! Я плакала, плакала. Он хорош, умен, образован и в таком
несчастном, жалком положении. Ах, как я плакала! Ну, наконец, я не утерпела и приехала.
Шаховской вскочил с кресел, хватил
себя ладонью по лысине (это был его обыкновенный прием, выражение вспышки), забормотал, затрещал и запищал своим в высшей степени фальшивым голосом: «Это что еще? дуляк Кокоскин переложил глупейшим образом на лусские нравы
несчастного Мольера и прислал к нам из Москвы какого-то дуляка ставить свой перевод, как будто бы я без него не умел этого
сделать!
Лиза. Я знаю, что не скажет. Я думала об этом и задавала
себе этот вопрос. Я думала и говорила ему. Но что ж я могу
сделать, когда он говорит, что не хочет жить без меня. Я говорила: будем друзьями, но устройте
себе свою жизнь, не связывайте свою чистую жизнь с моей
несчастной. Он не хочет.
Мирович(один).
Несчастные,
несчастные мы с нею существа!.. И что тут
делать, как быть? Хорошо разным мудрецам, удивлявшим мир своим умом, силой воли, характера, решать великие вопросы… Там люди с их индивидуальностью — тьфу! Их переставляют, как шашки: пусть
себе каждый из них летит и кувыркается, куда ему угодно. Нет, вот тут бы пришли они и рассудили, как разрубить этот маленький, житейский гордиев узел!
Так точно Пашинцев (удостоенный автором даже
несчастной смерти) расстраивает семейное счастие, принявшись «развивать» и привязавши к
себе девушку, к которой сам ничего не чувствовал и которая была уже невестой другого; то же самое
делает и Ивельев, принадлежащий к самому последнему разряду (в «Шалости»).
То самое, что огорчает нас и кажется нам тем, что мешает нам исполнить наше дело жизни, то самое и есть наше дело жизни. Тебя мучат бедность, болезнь, клевета, унижение. Стоит тебе только пожалеть
себя, и ты почувствуешь
себя несчастнейшим из
несчастных. Но стоит только понять, что то дело жизни, которое ты призван
делать, состоит именно в том, чтобы в бедности, болезни, унижении прожить наилучшим образом, и тотчас же вместо уныния и отчаяния ты почувствуешь бодрость и уверенность.
Если кто говорит, что,
делая добро, он чувствует
себя несчастным, то это означает только то, что то, что он считает добром, не есть добро.
Его спровадили в Дымский монастырь и оттуда перевели в Соловецкий. Как и везде, сначала он повел
себя примерно, нашел даже
себе дело, занялся крепостной монастырской артиллерией, привел ее в порядок и смотрел за ней. Его там полюбили,
сделали даже письмоводителем, но он не мог оставить своей
несчастной склонности к вину.
— Полноте, граф, не возвышайте голоса, пора окончить этот спор. Он слишком тяжел для нас обоих. Вот, что я решила окончательно и бесповоротно. Вы возьмете половину того, что еще осталось от нашего состояния, и отдадите мне остальное. Я буду располагать этой частью по моему усмотрению, и чтобы вас освободить, а также избавить
себя от ваших упреков в том, что я
сделала вас
несчастным, я уезжаю не только из этого дома, но и из Петербурга.
— У вашего сына дурное сердце: он
сделал поступок, за который бедного мальчика высекли и заставили налгать на
себя… Ваш
несчастный сын имел силу это стерпеть, да еще научил других клясться, чего Иисус Христос никому не позволил и просил никогда не
делать. Мне жаль вашего темного, непросвещенного сына. Помогите ему открыть глаза, увидать свет и исправиться, а то из него выйдет дурной человек, который умертвит свой дух и может много других испортить.
— Ты хочешь знать, зачем говорю я правду? Затем, что я ненавижу ложь и предаю ее вечному проклятию! Затем, что роковая судьба
сделала меня жертвою несправедливости, и, как жертва, как Тот, Кто принял на
Себя великий грех мира и его великие страдания, я хочу указать людям путь. Жалкий эгоист, ты знаешь только
себя и свое
несчастное искусство, а я — я люблю людей.
— Однако, я вижу, что ты очень тронут судьбою этой
несчастной, и чтобы
сделать тебе приятное и заслужить
себе наперед твою благосклонность, я постараюсь склонить всех купцов, чтобы они уступили тебе долговые права на Фалалея не за две, а всего за одну треть того, что он им действительно должен. Не колебайся далее и повели быть этому так, как я предлагаю. Пусть Тения будет тебе обязана счастьем и постарается быть тебе благодарной.
И, поняв это, я спросил
себя: отчего же я до сих пор не исполнял этого учения, дающего мне благо, спасение и радость, а исполнял совсем другое — то, что
делало меня
несчастным? И ответ мог быть и был только один: я не знал истины, она была скрыта от меня.