Неточные совпадения
Артемий Филиппович. Не смея беспокоить своим присутствием, отнимать
времени, определенного на
священные обязанности… (Раскланивается с тем, чтобы уйти.)
Одно
время я делал усилия признать какие-то
священные традиции, но мне это никогда не удавалось и вызывало отвращение.
В ней вспыхивает по
временам только искра того
священного пламени, которое пылает в каждой груди человеческой, пока не будет залито наплывом житейской грязи.
— Он поутру никогда много не пьет; если вы к нему за каким-нибудь делом, то теперь и говорите. Самое
время. Разве к вечеру, когда воротится, так хмелен; да и то теперь больше на ночь плачет и нам вслух из
Священного писания читает, потому что у нас матушка пять недель как умерла.
Священные книги она читала только тогда, когда говела; впрочем, это не мешало ей во
время говенья по вечерам для отдыха играть в пикет с моим отцом, если он был тут, или с Александрой Ивановной.
— Я не имею чести знать Короната Савича, — обратился он ко мне, — и, конечно, ничего не могу сказать против выбора им медицинской карьеры. Но, за всем тем, позволяю себе думать, что с его стороны пренебрежение к юридической карьере, по малой мере, легкомысленно, ибо в настоящее
время профессия юриста есть самая
священная из всех либеральных профессий, открытых современному человеку.
Хотя и различно объясняя мотивы своей деятельности, и те и другие, как начальствующие, так и подчиняющиеся, сходятся в том, что делают они то, что делают, потому, что существующий порядок есть тот самый порядок, который необходим и должен существовать в настоящее
время и поддерживать который поэтому составляет
священную обязанность каждого.
Делается, во-1-х, тем, что всем рабочим людям, не имеющим
времени самим разбирать нравственные и религиозные вопросы, с детства и до старости, примером и прямым поучением внушается, что истязания и убийства совместимы с христианством и что для известных государственных целей не только могут быть допущены, но и должны быть употребляемы истязания и убийства; во-2-х, тем, что некоторым из них, отобранным по набору, по воинской повинности или найму, внушается, что совершение своими руками истязаний и убийств составляет
священную обязанность и даже доблестный, достойный похвал и вознаграждений поступок.
Да, теперь
время скверной прозы, а
священный огонь поэзии обрекает на самую подлую нищету.
Троицкая лавра святого Сергия, эта
священная для всех русских обитель, показавшая неслыханный пример верности, самоотвержения и любви к отечеству, была во
время междуцарствия первым по богатству и великолепию своему монастырем в России, ибо древнее достояние князей русских, первопрестольный град Киев, с своей знаменитой Печерской лаврою, принадлежал полякам.
В доме было так принято, что если как-нибудь в разговоре кто-нибудь случайно упоминал имя князя Льва Яковлевича, то все сию же минуту принимали самый серьезный вид и считали необходимым умолкнуть. Точно старались дать
время пронестись звуку
священного семейного имени, не сливая его ни с каким звуком иного житейского слова.
Но что я говорю? если одна только рота французских солдат выйдет из России, то и тогда французы станут говорить и печатать, что эта горсть бесстрашных, этот
священный легион не бежал, а спокойно отступил на зимние квартиры и что во
время бессмертной своей ретирады [отступления (франц.)] беспрестанно бил большую русскую армию; и нет сомнения, что в этом хвастовстве им помогут русские, которые станут повторять вслед за ними, что климат, недостаток, стечение различных обстоятельств, одним словом, все, выключая русских штыков, заставило отступить французскую армию.
Бегушев ничего не отвечал на перевранное графом Хвостиковым изречение
священного писания, а встал и несколько
времени ходил по комнате.
Ничего не оставалось бессмысленным, случайным: во всем высказывалась разумная необходимость и красота, все получало значение ясное и, в то же
время, таинственное, каждое отдельное явление жизни звучало аккордом, и мы сами, с каким-то
священным ужасом благоговения, с сладким сердечным трепетом, чувствовали себя как бы живыми сосудами вечной истины, орудиями ее, призванными к чему-то великому…
Во все
время она или читала молитвы, или слушала евангелие, или пела
священные славословия.
Я поступил опять в те же нижние классы, из которых большая часть моих прежних товарищей перешла в средние и на место их определились новые ученики, которые были приготовлены хуже меня; ученики же, не перешедшие в следующий класс, были лентяи или без способностей, и потому я в самое короткое
время сделался первым во всех классах, кроме катехизиса и краткой
священной истории.
Два часа слушал я, как сказывали мои товарищи свои уроки из катехизиса и
священной истории, как священник задавал новый урок и что-то много толковал и объяснял; но я не только в этот раз, но и во все
время пребывания моего в гимназии не понимал его толкований.
А в это
время в алтаре вокруг изображения богини, покрытой черным покрывалом, носились жрецы и жрицы в
священном исступлении, с криками, похожими на лай, под звон тимпанов и дребезжание систр.
Прежний алтарь так и остался неприкосновенным в своей первоначальной суровой простоте, вместе со множеством маленьких покоев, окружавших его и служивших для сохранения сокровищ, жертвенных предметов и
священных принадлежностей, а также для особых тайных целей во
время самых сокровенных мистических оргий.
Мальчики в белых одеждах разносили на серебряных подносах мясо, хлеб, сухие плоды и сладкое пелузское вино. Другие разливали из узкогорлых тирских сосудов сикеру, которую в те
времена давали перед казнью преступникам для возбуждения в них мужества, но которая также обладала великим свойством порождать и поддерживать в людях огонь
священного безумия.
А «куколка» тем
временем процветал в одном «высшем учебном заведении», куда был помещен стараниями ma tante. Это был юноша, в полном смысле слова многообещающий: красивый, свежий, краснощекий, вполне уверенный в своей дипломатической будущности и в то же
время с завистью посматривающий на бряцающих палашами юнкеров. По части
священной истории он знал, что «царь Давид на лире играет во псалтыре» и что у законоучителя их «лимонная борода».
Предложив в сем «Наказе» самую лучшую основу для политического образования России, Екатерина заключает его
священными, премудрыми мыслями, которые, подобно фаросу, в течение
времен должны остерегать все Монархии от политического кораблекрушения. Сограждане! Да обновится внимание ваше: Ее глас вечной Судьбы, открывающей нам причину государственных бедствий!
Эта выдумка была наконец запрещена указом; но не решались никакими указами уничтожить подарки судьям перед праздниками, сделавшиеся в это
время уже
священным обычаем.
Марья и Фекла крестились, говели каждый год, но ничего не понимали. Детей не учили молиться, ничего не говорили им о боге, не внушали никаких правил и только запрещали в пост есть скоромное. В прочих семьях было почти то же: мало кто верил, мало кто понимал. В то же
время все любили
Священное писание, любили нежно, благоговейно, но не было книг, некому было читать и объяснять, и за то, что Ольга иногда читала Евангелие, ее уважали и все говорили ей и Саше «вы».
В первое
время преобладание физической силы было так громадно, страх, нагнанный победителями на побежденных, так был силен, что сам народ как будто убеждался в том, что все эти высокородные бароны и ордалы всякого рода — особы
священные, высшей породы, и что он должен чтить их с трепетом и вместе с радостью.
— Было
время, и вы помните его, — продолжала Марфа, — когда мать ваша жила единственно для супруга и семейства в тишине дома своего, боялась шума народного и только в храмы
священные ходила по стогнам, не знала ни вольности, ни рабства, не знала, повинуясь сладкому закону любви, что есть другие законы в свете, от которых зависит счастие и бедствие людей.
Когда ж умолкает
священный канон,
Запев зачинают дружины,
И с разных кругом раздаются сторон
Заветные песни минувших
временИ дней богатырских былины.
И теперь, по устроении
священной иерархии, первостатейные наши лица всячески стараются и не щадят никаких иждивений на процветание за рубежом освященного чина, труды подъемлют, мирских властей прещения на себя навлекают, многим скорбям и нуждам себя подвергают ни чего ради иного, но единственно славы ради Божией, ради утверждения святой церкви и ради успокоения всех древлеправославных христиан древлего благочестия, столь долгое
время томимых гладом, не имея божественныя трапезы и крови Христовой.
По мале же
времени многие от них в вере пошатнулись, престали к церкви Божией ходити, поучения от
священного чина принимати, и едва сорок человек осталось во граде помнивших Господа и не забывших Бога и святой его веры.
— «К сему же внидет в люди безверие и ненависть, реть, ротьба [Реть — ссора, вражда. Ротьба — клятва, а также заклятье, вроде «лопни мои глаза», «провалиться мне на сем месте» и пр.], пиянство и хищение изменят
времена и закон, и беззаконнующий завет наведут с прелестию и осквернят
священные применения всех оных святых древних действ, и устыдятся креста Христова на себе носити».
Начинающие писатели и вообще люди, не посвященные в редакционные тайны, приходящие при слове «редакция» в
священный трепет, заставляют ждать себя немалое
время.
А как я и брат мой и старшая сестра были в это
время уже просвещены грамотою и знали по «Ста четырем
священным историям», что пророчество есть «свыше спосылаемый дар дивный и таинственный», то нам, разумеется, было в высшей степени любопытно знать, как этот дар спустился на нашу Аграфену и как наша мать возбранит к ней этому дару.
В это
время высланцы из Польши вообще были еще в диковинку по «нашим захолустьям», и всяк почти вменял себе как бы в
священный долг сочувствовать «политическому страдальцу» (мода на это была такая).
В таком случае человеческая история, не переставая быть историей, в то же
время мифологизируется, ибо постигается не только в эмпирическом, временном выражении своем, но и ноуменальном, сверхвременном существе; так наз.
священная история, т. е. история избранного народа Божия, и есть такая мифологизированная история: события жизни еврейского народа раскрываются здесь в своем религиозном значении, история, не переставая быть историей, становится мифом.
Поэтому глубина содержания Слова Божия бесконечна и совершенно несоизмерима с глубиной человеческих книг, хотя последние иногда его превосходят роскошью своего словесного облачения, которое, по промышлению Божию, в
священных книгах скромное, а
временами и убогое.
Но в то же
время необходимо подчеркнуть, что в феноменологии религиозного культа, в ритуале богослужения, жертв, каждений,
священных одежд, почитании святых и героев,
священных мест и изображений, вообще всего, что касается организации религиозной жизни, язычество вовсе не так далеко отстоит от христианства, как принято думать.
И понятно, каким чуждым, — может быть, даже смешным, — должен был казаться древнему эллину этот новый бог, в основу служения себе полагавший именно безумие, и безумие это признававший
священным. Как Пенфей в еврипидовых «Вакханках», гомеровский грек должен был видеть «великий позор для эллинов» в загоравшемся пожаре вакхических неистовствований. Но
время было уже не то. И, как Тиресий Пенфею, это новое
время могло бы ответить негодующему гомеровскому эллину...
На далеком Севере, где царит вечный день, лежала страна счастливых людей гиперборейцев. Царем этого «
священного племени» был Аполлон, и туда, в гиперборейский край, улетал он на крыльях лебедей на зиму, — на
время суровой зимы, когда тяжело приходится людям, когда не в силах они быть счастливыми и счастьем своим быть достойными светлого бога.
Княгиня верила в то, что Оля будет женой Чайхидзева, иначе же не пускала бы свою дочь гулять и «заниматься пустяками» в компании забияк, ветреников, безбожников и «некнязей»…Она не могла допустить и сомнения…Воля мужа для нее —
священная воля…Оля тоже верила в то, что она со
временем будет расписываться Чайхидзевой…
Теркин сел, и коляска со звоном ржавых гаек и шарнир покатила книзу. Он не стерпел — взял извозчика, испытывая беспокойство ожидания: чем пахнет на него жизнь в этих
священных стенах, на которых в смутные
времена иноки защищали мощи преподобного от польских полчищ и бросали под ноги вражьих коней град железных крючковатых гвоздей, среди грохота пушек и пищалей.
У детей теперь веселая швейцарка Эльза, которая сумела их привязать к себе. Варя же все свободное
время просиживает у себя в келейке, как сама называет свою комнату, молится, читает
священные книги и плачет. И все оставили ее в покое и не мешают ей.
Во
время визитов к ней графа, она только и говорила, что об этих делах, предостерегая графа от тех или других сановников, указывая пути и, вообще, делала вид, искренно или нет — неизвестно, что она ни на минуту не сомневается, что граф Джулио Литта ни о чем другом и не помышляет, как о своей
священной миссии.
Глаза его заблистали, движения и речь стали тверды; казалось, что Купшин пустил во все жилы его свежую, горячую кровь, и если бы дали ему в это
время начальство над лихим эскадроном, он славно повел бы его в атаку, в пыл битвы. Это был
священный костер, на который надобно было только посыпать ладану, чтобы он загорелся.
Прошло два года; церкви были выстроены и освящены, а князь Сергей Сергеевич все продолжал вести странный образ жизни, деля свое
время между чтением
священных книг и долгою молитвою над мнимой могилой княжны Людмилы Васильевны Полторацкой.
Надпись еще уцелела, но находившийся над ней текст из
Священного Писания стерла всесокрушающая рука
времени.
Воспитанная, как многие девушки того
времени, на
священных книгах, следовательно, религиозно настроенная, княжна додумалась, что это чувство к ней со стороны названого брата и есть именно та евангельская любовь, которая выражается тем, что любящий должен душу свою положить за друга своего, что это чувство именно и есть такое, которое даже не нуждается во взаимности, которое выше этого все же плотского желания, а находит удовлетворение в самом себе, именно в этом твердом решении положить свою душу за друга.
Дело было, по его словам, так, что «когда он, дьякон, во
время вечернего пения, по обыкновению перед выходом (на амвон) поклонился святому престолу», то «поп Кирилл Федоров, напився пьян (т. е. будучи пьян), во всем
священном одеянии, на него во святом алтаре садился, яко бы подобно детской игре чехарде».
По христианству же нашего общества и
времени признается истинной и
священной наша жизнь с ее устройством тюрем одиночного заключения, альказаров, фабрик, журналов, барделей и парламентов, и из учения Христа берется только то, что не нарушает этой жизни.
«Он должен был поступить так-то и так-то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во
время 12-го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав
Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовою частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк и т. д.»
«Еще в 724 году, в июне месяце, во
время вечернего пения, отец Кирилл, напився пьян, в святом алтаре и во
священном одеянии садился на дьякона Петра и ездил на нем около престола, яко обычно детям играть чехардою.