Неточные совпадения
Городничий. Вам тоже посоветовал бы, Аммос Федорович, обратить внимание на присутственные места. У вас там в передней, куда обыкновенно являются просители, сторожа завели домашних гусей с маленькими гусенками, которые так и шныряют под ногами. Оно, конечно, домашним хозяйством заводиться всякому похвально, и почему ж сторожу и не завесть его? только, знаете, в таком месте неприлично… Я и
прежде хотел вам это заметить, но
все как-то позабывал.
И я теперь живу у городничего, жуирую, волочусь напропалую за его женой и дочкой; не решился только, с которой начать, — думаю,
прежде с матушки, потому что, кажется, готова сейчас на
все услуги.
Всех прежде зайка серенький
Из кустика соседнего
Вдруг выскочил, как встрепанный,
И наутек пошел!
С ними происходило что-то совсем необыкновенное. Постепенно, в глазах у
всех солдатики начали наливаться кровью. Глаза их, доселе неподвижные, вдруг стали вращаться и выражать гнев; усы, нарисованные вкривь и вкось, встали на свои места и начали шевелиться; губы, представлявшие тонкую розовую черту, которая от бывших дождей почти уже смылась, оттопырились и изъявляли намерение нечто произнести. Появились ноздри, о которых
прежде и в помине не было, и начали раздуваться и свидетельствовать о нетерпении.
— Нету здесь слободы! — ответствовали аманаты, — была слобода, везде
прежде слободы были, да солдаты
все уничтожили!
— Так говорили глуповцы и со слезами припоминали, какие бывали у них
прежде начальники,
всё приветливые, да добрые, да красавчики — и все-то в мундирах!
«Нынче уж так не выдают замуж, как
прежде», думали и говорили
все эти молодые девушки и
все даже старые люди.
Прежде (это началось почти с детства и
всё росло до полной возмужалости), когда он старался сделать что-нибудь такое, что сделало бы добро для
всех, для человечества, для России, для
всей деревни, он замечал, что мысли об этом были приятны, но сама деятельность всегда бывала нескладная, не было полной уверенности в том, что дело необходимо нужно, и сама деятельность, казавшаяся сначала столь большою,
всё уменьшаясь и уменьшаясь, сходила на-нет; теперь же, когда он после женитьбы стал более и более ограничиваться жизнью для себя, он, хотя не испытывал более никакой радости при мысли о своей деятельности, чувствовал уверенность, что дело его необходимо, видел, что оно спорится гораздо лучше, чем
прежде, и что оно
всё становится больше и больше.
Взволнованная и слишком нервная Фру-Фру потеряла первый момент, и несколько лошадей взяли с места
прежде ее, но, еще не доскакивая реки, Вронский, изо
всех сил сдерживая влегшую в поводья лошадь, легко обошел трех, и впереди его остался только рыжий Гладиатор Махотина, ровно и легко отбивавший задом пред самим Вронским, и еще впереди
всех прелестная Диана, несшая ни живого, ни мертвого Кузовлева.
Всё теперь казалось ему в доме Дарьи Александровны и в ее детях совсем уже не так мило, как
прежде.
Кити любовалась ею еще более, чем
прежде, и
всё больше и больше страдала. Кити чувствовала себя раздавленною, и лицо ее выражало это. Когда Вронский увидал ее, столкнувшись с ней в мазурке, он не вдруг узнал ее — так она изменилась.
— Не понимаю тебя, — сказал Левин, поднимаясь на своем сене, — как тебе не противны эти люди. Я понимаю, что завтрак с лафитом очень приятен, но неужели тебе не противна именно эта роскошь?
Все эти люди, как
прежде наши откупщики, наживают деньги так, что при наживе заслуживают презрение людей, пренебрегают этим презрением, а потом бесчестно нажитым откупаются от прежнего презрения.
Всё, что ей казалось возможно
прежде, теперь так трудно было сообразить, особенно в шумящей толпе
всех этих безобразных людей, не оставлявших ее в покое.
«Честолюбие? Серпуховской? Свет? Двор?» Ни на чем он не мог остановиться.
Всё это имело смысл
прежде, но теперь ничего этого уже не было. Он встал с дивана, снял сюртук, выпустил ремень и, открыв мохнатую грудь, чтобы дышать свободнее, прошелся по комнате. «Так сходят с ума, — повторил он, — и так стреляются… чтобы не было стыдно», добавил он медленно.
Он не вспоминал теперь, как бывало
прежде,
всего хода мысли (этого не нужно было ему).
И окошенные кусты у реки, и сама река,
прежде не видная, а теперь блестящая сталью в своих извивах, и движущийся и поднимающийся народ, и крутая стена травы недокошенного места луга, и ястреба, вившиеся над оголенным лугом, —
всё это было совершенно ново.
Живя старою жизнью, она ужасалась на себя, на свое полное непреодолимое равнодушие ко
всему своему прошедшему: к вещам, к привычкам, к людям, любившим и любящим ее, к огорченной этим равнодушием матери, к милому,
прежде больше
всего на свете любимому нежному отцу.
Зато уже теперь, на этом четырехчасовом переезде,
все прежде задержанные мысли вдруг столпились в ее голове, и она передумала
всю свою жизнь, как никогда
прежде, и с самых разных сторон.
И вдруг вместо этого жизнь его с женою не только не сложилась особенно, а, напротив,
вся сложилась из тех самых ничтожных мелочей, которые он так презирал
прежде, но которые теперь против его воли получали необыкновенную и неопровержимую значительность.
И Левин видел, что устройство
всех этих мелочей совсем не так легко было, как ему казалось
прежде.
И Анна обратила теперь в первый раз тот яркий свет, при котором она видела
всё, на свои отношения с ним, о которых
прежде она избегала думать.
Как
прежде чиновников было так много, что для всякого дела нужен был чиновник, так теперь
всё общественные деятели.
И свеча, при которой она читала исполненную тревог, обманов, горя и зла книгу, вспыхнула более ярким, чем когда-нибудь, светом, осветила ей
всё то, что
прежде было во мраке, затрещала, стала меркнуть и навсегда потухла.
Теперь, когда над ним висело открытие
всего, он ничего так не желал, как того, чтоб она, так же как
прежде, насмешливо ответила ему, что его подозрения смешны и не имеют основания. Так страшно было то, что он знал, что теперь он был готов поверить
всему. Но выражение лица ее, испуганного и мрачного, теперь не обещало даже обмана.
Любовь к женщине он не только не мог себе представить без брака, но он
прежде представлял себе семью, а потом уже ту женщину, которая даст ему семью. Его понятия о женитьбе поэтому не были похожи на понятия большинства его знакомых, для которых женитьба была одним из многих общежитейских дел; для Левина это было главным делом жизни, от которогo зависело
всё ее счастье. И теперь от этого нужно было отказаться!
Это было одно из тех мест, которых теперь,
всех размеров, от 1000 до 50 000 в год жалованья, стало больше, чем
прежде было теплых взяточных мест; это было место члена от комиссии соединенного агентства кредитно-взаимного баланса южно — железных дорог и банковых учреждений.
Как бы пробудившись от сна, Левин долго не мог опомниться. Он оглядывал сытую лошадь, взмылившуюся между ляжками и на шее, где терлись поводки, оглядывал Ивана кучера, сидевшего подле него, и вспоминал о том, что он ждал брата, что жена, вероятно, беспокоится его долгим отсутствием, и старался догадаться, кто был гость, приехавший с братом. И брат, и жена, и неизвестный гость представлялись ему теперь иначе, чем
прежде. Ему казалось, что теперь его отношения со
всеми людьми уже будут другие.
Все разнообразнейшие партии мира интеллигенции, столь враждебные
прежде,
все слились в одно.
«Ведь
всё это было и
прежде; но отчего я не замечала этого
прежде?» — сказала себе Анна. — Или она очень раздражена нынче? А в самом деле, смешно: ее цель добродетель, она христианка, а она
всё сердится, и
всё у нее враги и
всё враги по христианству и добродетели».
«Так же буду сердиться на Ивана кучера, так же буду спорить, буду некстати высказывать свои мысли, так же будет стена между святая святых моей души и другими, даже женой моей, так же буду обвинять ее за свой страх и раскаиваться в этом, так же буду не понимать разумом, зачем я молюсь, и буду молиться, — но жизнь моя теперь,
вся моя жизнь, независимо от
всего, что может случиться со мной, каждая минута ее — не только не бессмысленна, как была
прежде, но имеет несомненный смысл добра, который я властен вложить в нее!»
Прежде бывало, — говорил Голенищев, не замечая или не желая заметить, что и Анне и Вронскому хотелось говорить, —
прежде бывало вольнодумец был человек, который воспитался в понятиях религии, закона, нравственности и сам борьбой и трудом доходил до вольнодумства; но теперь является новый тип самородных вольнодумцев, которые вырастают и не слыхав даже, что были законы нравственности, религии, что были авторитеты, а которые прямо вырастают в понятиях отрицания
всего, т. е. дикими.
Дела эти занимали его не потому, чтоб он оправдывал их для себя какими-нибудь общими взглядами, как он это делывал
прежде; напротив, теперь, с одной стороны, разочаровавшись неудачей прежних предприятий для общей пользы, с другой стороны, слишком занятый своими мыслями и самым количеством дел, которые со
всех сторон наваливались на него, он совершенно оставил всякие соображения об общей пользе, и дела эти занимали его только потому, что ему казалось, что он должен был делать то, что он делал, — что он не мог иначе.
Агафья Михайловна, которой
прежде было поручено это дело, считая, что то, что делалось в доме Левиных, не могло быть дурно, всё-таки налила воды в клубнику и землянику, утверждая, что это невозможно иначе; она была уличена в этом, и теперь варилась малина при
всех, и Агафья Михайловна должна была быть приведена к убеждению, что и без воды варенье выйдет хорошо.
— И мне то же говорит муж, но я не верю, — сказала княгиня Мягкая. — Если бы мужья наши не говорили, мы бы видели то, что есть, а Алексей Александрович, по моему, просто глуп. Я шопотом говорю это… Не правда ли, как
всё ясно делается?
Прежде, когда мне велели находить его умным, я
всё искала и находила, что я сама глупа, не видя его ума; а как только я сказала: он глуп, но шопотом, —
всё так ясно стало, не правда ли?
Но, что б они ни говорили, он знал, что теперь
всё погибло. Прислонившись головой к притолоке, он стоял в соседней комнате и слышал чей-то никогда неслыханный им визг, рев, и он знал, что это кричало то, что было
прежде Кити. Уже ребенка он давно не желал. Он теперь ненавидел этого ребенка. Он даже не желал теперь ее жизни, он желал только прекращения этих ужасных страданий.
Необыкновенно было то, что его
все не только любили, но и
все прежде несимпатичные, холодные, равнодушные люди восхищаясь им, покорялись ему во
всем, нежно и деликатно обходились с его чувством и разделяли его убеждение, что он был счастливейшим в мире человеком, потому что невеста его была верх совершенства.
Это еще более волновало Левина. Бекасы не переставая вились в воэдухе над осокой. Чмоканье по земле и карканье в вышине не умолкая были слышны со
всех сторон; поднятые
прежде и носившиеся в воздухе бекасы садились пред охотниками. Вместо двух ястребов теперь десятки их с писком вились над болотом.
Занятия его и хозяйством и книгой, в которой должны были быть изложены основания нового хозяйства, не были оставлены им; но как
прежде эти занятия и мысли показались ему малы и ничтожны в сравнении с мраком, покрывшим
всю жизнь, так точно неважны и малы они казались теперь в сравнении с тою облитою ярким светом счастья предстоящею жизнью.
Но Алексей Александрович не чувствовал этого и, напротив того, будучи устранен от прямого участия в правительственной деятельности, яснее чем
прежде видел теперь недостатки и ошибки в деятельности других и считал своим долгом указывать на средства к исправлению их. Вскоре после своей разлуки с женой он начал писать свою первую записку о новом суде из бесчисленного ряда никому ненужных записок по
всем отраслям управления, которые было суждено написать ему.
И потом, ревновать — значит унижать и себя и ее», говорил он себе, входя в ее кабинет; но рассуждение это,
прежде имевшее такой вес для него, теперь ничего не
весило и не значило.
— Самолюбия, — сказал Левин, задетый за живое словами брата, — я не понимаю. Когда бы в университете мне сказали, что другие понимают интегральное вычисление, а я не понимаю, тут самолюбие. Но тут надо быть убежденным
прежде, что нужно иметь известные способности для этих дел и, главное, в том, что
все эти дела важны очень.
«Я совсем здорова и весела. Если ты за меня боишься, то можешь быть еще более спокоен, чем
прежде. У меня новый телохранитель, Марья Власьевна (это была акушерка, новое, важное лицо в семейной жизни Левина). Она приехала меня проведать. Нашла меня совершенно здоровою, и мы оставили ее до твоего приезда.
Все веселы, здоровы, и ты, пожалуйста, не торопись, а если охота хороша, останься еще день».
— Да, удивительно, прелесть! — сказала Долли, взглядывая на Туровцына, чувствовавшего, что говорили о нем, и кротко улыбаясь ему. Левин еще раз взглянул на Туровцына и удивился, как он
прежде не понимал
всей прелести этого человека.
Они были на другом конце леса, под старою липой, и звали его. Две фигуры в темных платьях (они
прежде были в светлых) нагнувшись стояли над чем-то. Это были Кити и няня. Дождь уже переставал, и начинало светлеть, когда Левин подбежал к ним. У няни низ платья был сух, но на Кити платье промокло насквозь и
всю облепило ее. Хотя дождя уже не было, они
всё еще стояли в том же положении, в которое они стали, когда разразилась гроза. Обе стояли, нагнувшись над тележкой с зеленым зонтиком.
Открытие это, вдруг объяснившее для нее
все те непонятные для нее
прежде семьи, в которых было только по одному и по два ребенка, вызвало в ней столько мыслей, соображений и противоречивых чувств, что она ничего не умела сказать и только широко раскрытыми глазами удивленно смотрела на Анну. Это было то самое, о чем она мечтала еще нынче дорогой, но теперь, узнав, что это возможно, она ужаснулась. Она чувствовала, что это было слишком простое решение слишком сложного вопроса.
«Женатый заботится о мирском, как угодить жене, неженатый заботится о Господнем, как угодить Господу», говорит апостол Павел, и Алексей Александрович, во
всех делах руководившийся теперь Писанием, часто вспоминал этот текст. Ему казалось, что, с тех пор как он остался без жены, он этими самыми проектами более служил Господу, чем
прежде.
Прежде он помнил имена, но теперь забыл совсем, в особенности потому, что Енох был любимое его лицо изо
всего Ветхого Завета, и ко взятию Еноха живым на небо в голове его привязывался целый длинный ход мысли, которому он и предался теперь, остановившимися глазами глядя на цепочку часов отца и до половины застегнутую пуговицу жилета.
— Так вы жену мою увидите. Я писал ей, но вы
прежде увидите; пожалуйста, скажите, что меня видели и что all right. [
всё в порядке.] Она поймет. А впрочем, скажите ей, будьте добры, что я назначен членом комиссии соединенного… Ну, да она поймет! Знаете, les petites misères de la vie humaine, [маленькие неприятности человеческой жизни,] — как бы извиняясь, обратился он к княгине. — А Мягкая-то, не Лиза, а Бибиш, посылает-таки тысячу ружей и двенадцать сестер. Я вам говорил?
Прочтя письмо, он поднял на нее глаза, и во взгляде его не было твердости. Она поняла тотчас же, что он уже сам с собой
прежде думал об этом. Она знала, что, что бы он ни сказал ей, он скажет не
всё, что он думает. И она поняла, что последняя надежда ее была обманута. Это было не то, чего она ждала.
Первое время после того, как он соединился с нею и надел штатское платье, он почувствовал
всю прелесть свободы вообще, которой он не знал
прежде, и свободы любви, и был доволен, но недолго.