Неточные совпадения
Знаком народу Фомушка:
Вериги двупудовые
По телу опоясаны,
Зимой и летом бос,
Бормочет непонятное,
А жить — живет по-божески...
Университетский вопрос был очень важным событием в эту
зиму в Москве. Три старые профессора в совете не приняли мнения молодых; молодые подали отдельное мнение. Мнение это,
по суждению одних, было ужасное,
по суждению других, было самое простое и справедливое мнение, и профессора разделились на две партии.
Это была сухая, желтая, с черными блестящими глазами, болезненная и нервная женщина. Она любила Кити, и любовь ее к ней, как и всегда любовь замужних к девушкам, выражалась в желании выдать Кити
по своему идеалу счастья замуж, и потому желала выдать ее за Вронского. Левин, которого она в начале
зимы часто у них встречала, был всегда неприятен ей. Ее постоянное и любимое занятие при встрече с ним состояло в том, чтобы шутить над ним.
— Не знаю, я не пробовал подолгу. Я испытывал странное чувство, — продолжал он. — Я нигде так не скучал
по деревне, русской деревне, с лаптями и мужиками, как прожив с матушкой
зиму в Ницце. Ницца сама
по себе скучна, вы знаете. Да и Неаполь, Сорренто хороши только на короткое время. И именно там особенно живо вспоминается Россия, и именно деревня. Они точно как…
Маленькая горенка с маленькими окнами, не отворявшимися ни в
зиму, ни в лето, отец, больной человек, в длинном сюртуке на мерлушках и в вязаных хлопанцах, надетых на босую ногу, беспрестанно вздыхавший, ходя
по комнате, и плевавший в стоявшую в углу песочницу, вечное сиденье на лавке, с пером в руках, чернилами на пальцах и даже на губах, вечная пропись перед глазами: «не лги, послушествуй старшим и носи добродетель в сердце»; вечный шарк и шлепанье
по комнате хлопанцев, знакомый, но всегда суровый голос: «опять задурил!», отзывавшийся в то время, когда ребенок, наскуча однообразием труда, приделывал к букве какую-нибудь кавыку или хвост; и вечно знакомое, всегда неприятное чувство, когда вслед за сими словами краюшка уха его скручивалась очень больно ногтями длинных протянувшихся сзади пальцев: вот бедная картина первоначального его детства, о котором едва сохранил он бледную память.
Наступит
зима — и тут не дремлют работы: первые подвозы в город, молотьба
по всем гумнам, перевозка перемолотого хлеба из риг в амбары,
по лесам рубка и пиленье дров, подвоз кирпичу и материалу для весенних построек.
Татьяна (русская душою,
Сама не зная почему)
С ее холодною красою
Любила русскую
зиму,
На солнце иней в день морозный,
И сани, и зарею поздной
Сиянье розовых снегов,
И мглу крещенских вечеров.
По старине торжествовали
В их доме эти вечера:
Служанки со всего двора
Про барышень своих гадали
И им сулили каждый год
Мужьев военных и поход.
И снится чудный сон Татьяне.
Ей снится, будто бы она
Идет
по снеговой поляне,
Печальной мглой окружена;
В сугробах снежных перед нею
Шумит, клубит волной своею
Кипучий, темный и седой
Поток, не скованный
зимой;
Две жердочки, склеены льдиной,
Дрожащий, гибельный мосток,
Положены через поток:
И пред шумящею пучиной,
Недоумения полна,
Остановилася она.
Привычка усладила горе,
Не отразимое ничем;
Открытие большое вскоре
Ее утешило совсем:
Она меж делом и досугом
Открыла тайну, как супругом
Самодержавно управлять,
И всё тогда пошло на стать.
Она езжала
по работам,
Солила на
зиму грибы,
Вела расходы, брила лбы,
Ходила в баню
по субботам,
Служанок била осердясь —
Всё это мужа не спросясь.
Дни мчались: в воздухе нагретом
Уж разрешалася
зима;
И он не сделался поэтом,
Не умер, не сошел с ума.
Весна живит его: впервые
Свои покои запертые,
Где зимовал он, как сурок,
Двойные окна, камелек
Он ясным утром оставляет,
Несется вдоль Невы в санях.
На синих, иссеченных льдах
Играет солнце; грязно тает
На улицах разрытый снег.
Куда
по нем свой быстрый бег...
Желтоватые, обшмыганные и истасканные обои почернели
по всем углам; должно быть, здесь бывало сыро и угарно
зимой.
Узнали, подняли тревогу,
По форме нарядили суд,
Отставку Мишке дали
И приказали,
Чтоб
зиму пролежал в берлоге старый плут.
Я тотчас отправился к Ивану Игнатьичу и застал его с иголкою в руках:
по препоручению комендантши он нанизывал грибы для сушения на
зиму.
Стало быть, напрасно он, бывало,
зимою в Петербурге
по целым дням просиживал над новейшими сочинениями; напрасно прислушивался к разговорам молодых людей; напрасно радовался, когда ему удавалось вставить и свое слово в их кипучие речи.
Блестела золотая парча, как ржаное поле в июльский вечер на закате солнца; полосы глазета напоминали о голубоватом снеге лунных ночей
зимы, разноцветные материи — осеннюю расцветку лесов; поэтические сравнения эти явились у Клима после того, как он побывал в отделе живописи, где «объясняющий господин», лобастый, длинноволосый и тощий, с развинченным телом, восторженно рассказывая публике о пейзаже Нестерова, Левитана, назвал Русь парчовой, ситцевой и наконец — «чудесно вышитой
по бархату земному шелками разноцветными рукою величайшего из художников — божьей рукой».
Петербург — сырой город, но в доме центральное отопление, и
зимою новая мебель, наверно, будет сохнуть, трещать
по ночам, а кроме того, новая мебель не нравилась ему
по формам.
Клим Самгин был очень доволен тем, что решил не учиться в эту
зиму. В университете было тревожно. Студенты освистали историка Ключевского, обидели и еще нескольких профессоров, полиция разгоняла сходки; будировало сорок два либеральных профессора, а восемьдесят два заявили себя сторонниками твердой власти. Варвара бегала
по антикварам и букинистам, разыскивая портреты m‹ada›me Ролан, и очень сожалела, что нет портрета Теруань де-Мерикур.
Зимою Самгин выиграл в судебной палате процесс против родственников купца Коптева — «менялы» и ростовщика; человек этот помер, отказав Марине
по духовному завещанию тридцать пять тысяч рублей, а дом и остальное имущество — кухарке своей и ее параличному сыну.
Но Нехаева как-то внезапно устала, на щеках ее, подкрашенных морозом, остались только розоватые пятна, глаза потускнели, она мечтательно заговорила о том, что жить всей душой возможно только в Париже, что
зиму эту она должна бы провести в Швейцарии, но ей пришлось приехать в Петербург
по скучному делу о небольшом наследстве.
— Иначе ведь самому надо ехать, — сказал Обломов, — мне бы, признаться, этого не хотелось. Я совсем отвык ездить
по дорогам, особенно
зимой… никогда даже не езжал.
— Ах, какой дом! Нынешнюю
зиму по средам меньше пятидесяти человек не бывало, а иногда набиралось до ста…
По мере того, однако ж, как дело подходило к
зиме, свидания их становились реже наедине. К Ильинским стали ездить гости, и Обломову
по целым дням не удавалось сказать с ней двух слов. Они менялись взглядами. Ее взгляды выражали иногда усталость и нетерпение.
Она одежонку на
зиму дает и хлеба сколько хочешь, и на печке угол — все
по милости своей давала.
Илья Иванович простер свою заботливость даже до того, что однажды, гуляя
по саду, собственноручно приподнял, кряхтя и охая, плетень и велел садовнику поставить поскорей две жерди: плетень благодаря этой распорядительности Обломова простоял так все лето, и только
зимой снегом повалило его опять.
— Для нее
по совету доктора, — сказала тетка, указывая на Ольгу. — Петербург заметно стал действовать на нее, мы и уехали на
зиму, да вот еще не решились, где провести ее: в Ницце или в Швейцарии.
И нежные родители продолжали приискивать предлоги удерживать сына дома. За предлогами, и кроме праздников, дело не ставало.
Зимой казалось им холодно, летом
по жаре тоже не годится ехать, а иногда и дождь пойдет, осенью слякоть мешает. Иногда Антипка что-то сомнителен покажется: пьян не пьян, а как-то дико смотрит: беды бы не было, завязнет или оборвется где-нибудь.
Бесенок так и подмывает его: он крепится, крепится, наконец не вытерпит, и вдруг, без картуза,
зимой, прыг с крыльца на двор, оттуда за ворота, захватил в обе руки
по кому снега и мчится к куче мальчишек.
Начал гаснуть я над писаньем бумаг в канцелярии; гаснул потом, вычитывая в книгах истины, с которыми не знал, что делать в жизни, гаснул с приятелями, слушая толки, сплетни, передразниванье, злую и холодную болтовню, пустоту, глядя на дружбу, поддерживаемую сходками без цели, без симпатии; гаснул и губил силы с Миной: платил ей больше половины своего дохода и воображал, что люблю ее; гаснул в унылом и ленивом хождении
по Невскому проспекту, среди енотовых шуб и бобровых воротников, — на вечерах, в приемные дни, где оказывали мне радушие как сносному жениху; гаснул и тратил
по мелочи жизнь и ум, переезжая из города на дачу, с дачи в Гороховую, определяя весну привозом устриц и омаров, осень и
зиму — положенными днями, лето — гуляньями и всю жизнь — ленивой и покойной дремотой, как другие…
— А где немцы сору возьмут, — вдруг возразил Захар. — Вы поглядите-ка, как они живут! Вся семья целую неделю кость гложет. Сюртук с плеч отца переходит на сына, а с сына опять на отца. На жене и дочерях платьишки коротенькие: всё поджимают под себя ноги, как гусыни… Где им сору взять? У них нет этого вот, как у нас, чтоб в шкапах лежала
по годам куча старого изношенного платья или набрался целый угол корок хлеба за
зиму… У них и корка зря не валяется: наделают сухариков да с пивом и выпьют!
И он не спешил сблизиться с своими петербургскими родными, которые о нем знали тоже
по слуху. Но как-то
зимой Райский однажды на балу увидел Софью, раза два говорил с нею и потом уже стал искать знакомства с ее домом. Это было всего легче сделать через отца ее: так Райский и сделал.
Пустыня имеет ту выгоду, что здесь нет воровства. Кибитка стоит на улице, около нее толпа ямщиков, и ничего не пропадает.
По дороге тоже все тихо. Нет даже волков или редко водятся где-то в одном месте. Медведи
зимой все почивают.
А свежо:
зима в полном разгаре, всего шесть градусов тепла. Небо ясно; ночи светлые; вода сильно искрится. Вообще, судя
по тому, что мы до сих пор испытали, можно заключить, что Нагасаки — один из благословенных уголков мира
по климату. Ровная погода: когда ветер с севера — ясно и свежо, с юга — наносит дождь. Но мы видели больше ясного времени.
Я узнал от смотрителя, однако ж, немного: он добавил, что там есть один каменный дом, а прочие деревянные; что есть продажа вина; что господа все хорошие и купечество знатное; что
зимой живут в городе, а летом на заимках (дачах), под камнем, «то есть камня никакого нет, — сказал он, — это только так называется»; что проезжих бывает мало-мало; что если мне надо ехать дальше, то чтоб я спешил, а то
по Лене осенью ехать нельзя, а берегом худо и т. п.
Но не все имеют право носить
по две сабли за поясом: эта честь предоставлена только высшему классу и офицерам; солдаты носят
по одной, а простой класс вовсе не носит; да он же ходит голый, так ему не за что было бы и прицепить ее, разве
зимой.
Зима! хороша
зима:
по улице жарко идти, солнце пропекает спину чуть не насквозь.
Пожалуй; но ведь это выйдет вот что: «Англия страна дикая, населена варварами, которые питаются полусырым мясом, запивая его спиртом; говорят гортанными звуками; осенью и
зимой скитаются
по полям и лесам, а летом собираются в кучу; они угрюмы, молчаливы, мало сообщительны.
Из плодов видели фиги, кокосы, много апельсинных деревьев, но без апельсинов, цветов вовсе почти не видать; мало и насекомых, все
по случаю
зимы.
Зимой едут отсюда на собаках, в так называемых нартах, длинных, низеньких санках, лежа,
по одному человеку в каждых.
«Нет, нынешней
зимой…» Опять мне пришло в голову, как в «Welch’s hotel», в Капштате,
по поводу разбитого стекла, что на нас сваливают вот этакие неисправности и говорят, что беспечность в характере русского человека: полноте, она в характере — просто человека.
Два времени года, и то это так говорится, а в самом деле ни одного:
зимой жарко, а летом знойно; а у вас там, на «дальнем севере», четыре сезона, и то это положено
по календарю, а в самом-то деле их семь или восемь.
Хороша
зима! А кто ж это порхает
по кустам, поет? Не наши ли летние гостьи? А там какие это цветы выглядывают из-за забора? Бывают же такие
зимы на свете!
Потребность есть:
зимой они носят
по три,
по четыре халата из льняной материи, которые не заменят и одного суконного.
Зима все продолжалась, то есть облака плотно застилали горизонт,
по вечерам иногда бывало душно, но духота разрешалась проливным дождем — и опять легко и отрадно было дышать.
Приезжаете на станцию, конечно в плохую юрту, но под кров, греетесь у очага, находите летом лошадей,
зимой оленей и смело углубляетесь, вслед за якутом, в дикую, непроницаемую чащу леса, едете
по руслу рек, горных потоков, у подошвы гор или взбираетесь на утесы
по протоптанным и — увы! где романтизм? — безопасным тропинкам.
Один якут украдет, например, корову и, чтоб
зимой по следам не добрались до него, надевает на нее сары, или сапоги из конской кожи, какие сам носит.
Кичибе вылезал совсем из своих халатов, которых,
по случаю
зимы, было на нем до пяти, чтоб убедить, но напрасно.
Мы продолжали подниматься
по узкой дороге между сплошными заборами
по обеим сторонам. Кое-где между зелени выглядывали цветы, но мало. А
зима, говорит консул. Хороша
зима: олеандр в цвету!
Не забудьте, что
по этим краям больших дорог мало, ездят все верхом и
зимой и летом, или дороги так узки, что запрягают лошадей гусем.
— Ах, как это чувствительно и… смешно. Веревкин справедливо говорит про вас, что вы влюбляетесь
по сезонам: весной — шатенки,
зимой — брюнетки, осенью — рыжие, а так как я имею несчастье принадлежать к белокурым, то вы дарите меня своим сочувствием летом.
Пока единственным спасением для Бахарева было то, что наступившая
зима вместе с приостановкой работ на приисках дала ему передышку в платежах
по текущим счетам; но тем страшнее было наступление весны, когда вместе с весенней водой ключом закипит горячая работа на всех приисках.