Неточные совпадения
Паратов. Об вас я всегда буду думать с уважением, но
женщины вообще, после вашего
поступка, много теряют в глазах моих.
— Принимаю, Борис Павлыч, твой поклон, как большую честь, — и не даром принимаю — я его заслуживаю. А вот и тебе, за твой честный
поступок, мой поцелуй — не от бабушки, а от
женщины.
И в-пятых, наконец, всем людям, подвергнутым этим воздействиям, внушалось самым убедительным способом, а именно посредством всякого рода бесчеловечных
поступков над ними самими, посредством истязания детей,
женщин, стариков, битья, сечения розгами, плетьми, выдавания премии тем, кто представит живым или мертвым убегавшего беглого, разлучения мужей с женами и соединения для сожительства чужих жен с чужими мужчинами, расстреляния, вешания, — внушалось самым убедительным способом то, что всякого рода насилия, жестокости, зверства не только не запрещаются, но разрешаются правительством, когда это для него выгодно, а потому тем более позволено тем, которые находятся в неволе, нужде и бедствиях.
А надо заметить, что жил я тогда уже не на прежней квартире, а как только подал в отставку, съехал на другую и нанял у одной старой
женщины, вдовы чиновницы, и с ее прислугой, ибо и переезд-то мой на сию квартиру произошел лишь потому только, что я Афанасия в тот же день, как с поединка воротился, обратно в роту препроводил, ибо стыдно было в глаза ему глядеть после давешнего моего с ним
поступка — до того наклонен стыдиться неприготовленный мирской человек даже иного справедливейшего своего дела.
— Ну… постойте же еще. Я хотела бы знать, как вы смотрите на
поступок этой
женщины, о которой вы вчера рассказывали?
Теперь, когда поездка, свежий воздух, утро и деловая, будничная, привычная обстановка почти совсем отрезвили его, он начал ощущать в душе смутное чувство какой-то неловкости, ненужности своего внезапного
поступка и в то же время что-то вроде бессознательного раздражения и против самого себя и против увезенной им
женщины.
— Легко ли мне было отвечать на него?.. Я недели две была как сумасшедшая; отказаться от этого счастья — не хватило у меня сил; идти же на него — надобно было забыть, что я жена живого мужа, мать детей.
Женщинам, хоть сколько-нибудь понимающим свой долг, не легко на подобный
поступок решиться!.. Нужно очень любить человека и очень ему верить, для кого это делаешь…
— Об этом в последнее время очень много пишется и говорится, — начал он. — И, конечно, если
женщина начала вас любить, так, зря, без всякого от вас повода, тут и спрашивать нечего: вы свободны в ваших
поступках, хоть в то же время я знал такие деликатные натуры, которые и в подобных случаях насиловали себя и делались истинными мучениками тонкого нравственного долга.
— Старик этот сознался уж, что только на днях дал это свидетельство, и, наконец, — продолжал он, хватая себя за голову, — вы говорите, как
женщина. Сделать этого нельзя, не говоря уже о том, как безнравствен будет такой
поступок!
— Да, — продолжал князь, — жена же эта, как вам известно, мне родственница и в то же время, как
женщина очень добрая и благородная, она понимает, конечно, все безобразие
поступков мужа и сегодня именно писала ко мне, что на днях же нарочно едет в Петербург, чтобы там действовать и хлопотать…
— Потому что в этом
поступке разума, то есть смысла, нет, или, говоря словами твоего профессора, сознание не побуждает меня к этому; вот если б ты был
женщина — так другое дело: там это делается без смысла, по другому побуждению.
— Так… так. — Ну — и спрашивали вы себя, вы, умеющий плавать, какая может быть причина такого странного…
поступка со стороны
женщины, которая не бедна… и не глупа… и не дурна? Вас это не интересует, может быть; но все равно. Я вам скажу причину не теперь, а вот как только кончится антракт. Я все беспокоюсь, как бы кто-нибудь не зашел…
— Ваши мужественные
поступки, Сусанна Николаевна, — продолжал Егор Егорыч дрожащим голосом, — и благое о лас, масонах, понятие удостоверяют меня, что не свойственное
женщинам любопытство, не детское вещей воображение руководит вами и заставляет вас стремиться поступить в наши сочлены, но чувства более серьезные, ценя которые, мы опешим вас принять в наше братство. Господин секретарь, внесите имя Сусанны Николаевны в список членов нашей ложи!
Он уже жестоко ненавидел нового протопопа за его успех в проповеди и лютовал на него, как ревнивая
женщина. Он сам чувствовал свою несправедливость, но не мог с собой совладать, и когда Захария, взявшись устыжать его, сказал, что Грацианский во всех своих
поступках благороден, Ахилла нетерпеливо переломил бывшую в его руках палочку и проговорил...
Кожемякин видел, что две пары глаз смотрят на
женщину порицающе, а одна — хитро и насмешливо. Стало жаль её. Не одобряя её
поступка с сыном, он любовался ею и думал, с чувством, близким зависти...
Так-с. Видали вы, граждане, сознательную
женщину? Сознательные
поступки, нечего сказать! Зачем тебе деньги?
Оттого она не только не принимает геройских поз и не произносит изречений, доказывающих твердость характера, а даже напротив — является в виде слабой
женщины, не умеющей противиться своим влечениям, и старается оправдывать тот героизм, какой проявляется в ее
поступках.
«Вы понимаете, конечно, черноту ваших
поступков. Я просила вас всегда об одном: быть со мной совершенно откровенным и не считать меня дурой; любить
женщину нельзя себя заставить, но не обманывать
женщину — это долг всякого, хоть сколько-нибудь честного человека; между нами все теперь кончено; я наложницей вашей состоять при вашем семействе не желаю. Пожалуйста, не трудитесь ни отвечать мне письмом, ни сами приходить — все это будет совершенно бесполезно».
Помню на мгновение, только на мгновение, предварявшее
поступок, страшное сознание того, что я убиваю и убил
женщину, беззащитную
женщину, мою жену.
Я уверен, что придет время, и, может быть, очень скоро, что люди поймут это и будут удивляться, как могло существовать общество, в котором допускались такие нарушающие общественное спокойствие
поступки, как те прямо вызывающие чувственность украшения своего тела, которые допускаются для
женщин в нашем обществе.
— Так вот какая она бесподобнейшая
женщина, князь! как вам нравится этот позорный случай? Да я бы, кажется, умерла в ту же минуту, в которую бы решилась на такой отвратительный
поступок!
При мысли, что Дюрок прикладывает руку к ее груди, у меня самого сильно забилось сердце. Вся история, отдельные черты которой постепенно я узнавал, как бы складывалась на моих глазах из утреннего блеска и ночных тревог, без конца и начала, одной смутной сценой. Впоследствии я узнал
женщин и уразумел, что девушка семнадцати лет так же хорошо разбирается в обстоятельствах,
поступках людей, как лошадь в арифметике. Теперь же я думал, что если она так сильно противится и огорчена, то, вероятно, права.
Сосипатра. Ах, и не говорите! Я давно знаю этих господ, а такого
поступка от них не ожидала. Ведь это злодейство! Я наплакалась на Зою. Мне было обидно вообще за
женщину: нельзя же так ругаться над чистой привязанностью, над женским сердцем, над нашим добрым именем! (Плачет.) Я сразу догадалась, что главным двигателем тут мой братец любезный. Окоемов действует по его указаниям. Зоя всегда нравилась брату; он зубами скрипел, когда она вышла за Окоемова.
— Отправить страховым! — сказал Сапега и начал ходить скорыми шагами по комнате, вздыхая по временам и хватаясь за левый бок груди. Ему не столько нездоровилось, сколько было совестно своих
поступков, потому что, опять повторяю, Сапега был добрый в душе человек, — но
женщины!..
Женщин он очень любил и любил, конечно, по-своему.
Всего хуже было то, что Шаховской, несмотря на свою вспыльчивость, проходившую мгновенно, не умел, не смел и не мог обуздать неизвинительных
поступков этой
женщины; все это падало на князя Шаховского, и, конечно, все имели полное право обвинять его.
Она еще хвалит и ласкает его и при этом отказе, и даже после; но своим
поступком она уничтожает его, как ни один из обломовцев не был уничтожаем
женщиной.
У Перепетуи Петровны он внимательно выслушал трижды рассказ о злодейских
поступках племянницы и вполне согласился с нею, что Юлия даже не стоит названия благородной
женщины; а потом, объяснив, что он еще не доиграл партию в бостон, отправился, куда ему нужно.
Он, как нарочно, вспоминал все не слишком чистые
поступки Владимира Андреича, дававшего только советы и не сделавшего лично для дочери ничего; вспоминал все невнимание и даже жестокосердие, которое обнаруживала Юлия в отношении к его больной матери, всю нелюбовь ее и даже неуважение, оказываемое ею в отношении его самого, наконец, ее грязную измену и то презрение, которое обнаруживал Бахтиаров к бесстыдной
женщине.
— Даже уверена, потому что, когда
женщина любит, она вся — откровенность; не чувствуя сама, она выскажется во всем: во взгляде, во всех своих
поступках, даже в словах!
На наш взгляд, такой
поступок опозорил бы только
женщину; но я замечал много раз, что простые люди принимают это наоборот, как самое тяжкое оскорбление своей личности. И действительно, Степан вздрогнул, конь его, казалось, сейчас кинется на татарку. Но он удержал его, подняв на дыбы. Толпа шарахнулась, расчистив путь, и через минуту Степан исчез за околицей в туче снежной пыли под грохот и улюлюканье торжествующей толпы.
Мне случилось в эту зиму нарочно сделать несколько добрых
поступков. Я простил два долга, я дал одной бедной
женщине без всякого заклада. И жене я не сказал про это, и вовсе не для того, чтобы она узнала, сделал; но
женщина сама пришла благодарить, и чуть не на коленях. Таким образом огласилось; мне показалось, что про
женщину она действительно узнала с удовольствием.
Все назовут меня сладеньким селадоном, готовым из-за хорошенькой
женщины сделать всевозможный гадкий
поступок.
Глуховцев. Нет, Оль-Оль. Сделал что-то, я чувствую это, — но что? То, что я ни о чем не думал? Может быть, мне и вправду нужно было задуматься, расспросить тебя, не быть таким неосмысленным теленком, который увидел траву, обрадовался и тут запрыгал… Конечно, к своим
поступкам нужно относиться сознательно, особенно когда вступаешь в связь с
женщиной. Но понимаешь, Оль-Оль, я ведь ни разу не подумал, что наши отношения могут быть названы связью.
Он ехал своим лесом и пустырями и воображал, как Зина, чтобы оправдать свой
поступок, будет говорить о правах
женщины, о свободе личности и о том, что между церковным и гражданским браком нет никакой разницы. Она по-женски будет спорить о том, чего не понимает. И, вероятно, в конце концов она спросит: «Причем ты тут? Какое ты имеешь право вмешиваться?»
— Что может быть для
женщины дороже свободы — свободы мыслей, чувств,
поступков! — воскликнула она, наконец.
Не удивительно, что после такого поведения любимого человека (иначе, как «поведением», нельзя назвать образ
поступков этого господина) у бедной
женщины сделалась нервическая горячка; еще натуральнее, что потом он стал плакаться на свою судьбу.
— Не будем об этом говорить! — перебил меня граф. — Как бы там ни было, а его
поступок подл! С
женщинами так не обращаются! Я его на дуэль вызову! Я ему покажу! Верьте, Ольга Николаевна, что это не пройдет ему даром!
Сам Дмитрий в восторге от своего
поступка. Но что вызвало этот
поступок? Только ли «искра божия», вспыхнувшая в разнузданном хаме? Или, рядом с нею, тут было все то же утонченное нравственное сладострастие, которого здоровой крови даже не понять: «Вся от меня зависит, вся, вся кругом, и с душой, и с телом. Очерчена». А он, как Подросток в своих сладострастных мечтах: «они набегут, как вода, предлагая мне все, что может предложить
женщина. Но я от них ничего не возьму. С меня довольно сего сознания».
От той
женщины, родившейся от известного рода людей, нельзя ожидать ангельских
поступков.
Но и этого мало: генерал Синтянин нашел еще средство восстановить против себя всех
женщин города одним
поступком, которого неловкость даже сам сознавал и для объяснения которого снизошел до того, что предпослал ему некоторые оправдания, несмотря на небрежение свое к общественному мнению.
Как государыня, Екатерина была, конечно, благодарна графу Орлову за его усердие, которое, препроводив обманутую им жертву в Петропавловскую крепость, избавило императрицу от хлопот, но как
женщина она не могла не оценить достойно
поступков как честолюбца, предавшего полюбившую его
женщину и из холодного расчета поправшего чувства любви, так и беспутного Радзивила, который, несмотря на сильный соблазн сделанного ему предложения, не решился на предательство.
Вкладывая же в уста своего героя эти мысли: о бренности жизни (могильщик), о смерти (to be or not to be [быть или не быть (англ.).]), те самые, которые выражены у него в 66-м сонете (о театре, о
женщинах), он нисколько не заботится о том, при каких условиях говорятся эти речи, и, естественно, выходит то, что лицо, высказывающее все эти мысли, делается фонографом Шекспира, лишается всякой характерности, и
поступки и речи его не согласуются.
Последний
поступок любящей француженки окончательно доконал его, и вместе с тем, еще более возвысил в его глазах так недавно близкую ему
женщину.
— Да так, бывают моменты, когда самые умные
женщины и думают и делают глупости, и, наоборот, иногда совершенно глупые
женщины высказывают поразительно умные мысли и совершают гениальные
поступки, вот и разбери…
Она к своему ужасу должна была сознаться, что главным стимулом ее вчерашних
поступков на общем собрании была месть оскорбленной
женщины.
И та и другая не любили женского общества; обе занимались литературою, покровительствовали ученым, ласкали предпочтительно иностранцев, были щедры без рассудительности и, между нами сказать, не думали о благе своих подданных; обе не только в своих
поступках, но и в одежде вывешивали странности характера своего и, назло природе, старались показывать себя более мужчинами, нежели
женщинами.
— Не обвиняй твоего несчастного отца… Быть может, каждый сильно любящий и дорожащий своею честью человек поступил бы так же, как и он… не обвиняй и мать… они оба и виноваты и не виноваты… Оба они были жертвою светской интриги… небывалой, возмутительной… Кроме того, возмездие за их
поступок уже свершилось… Отец твой окончил жизнь самоубийством… брат вчера убит в дуэли… Ты теперь один, будь опорой, утешителем своей матери… Она… святая
женщина.
Это оскорбление именно и усугублялось тем, что было нанесено без желания оскорбить —
женщина, предложившая ей позор и преступление, не находила этот
поступок ни позорным, ни преступным и считала ее, графиню Конкордию, способной согласиться на ее предложение.
Женщина, даже самая властная, самая своевольная, самая капризная, всегда готова преклониться перед силой и, кажется, в подчинении ей находит больше наслаждения, нежели на свободе. Последняя делает ее ответственною за ее
поступки, а
женщина более всего не любит этой ответственности и даже, не найдя властелина, старается все ею содеянное объяснить посторонним влиянием. Роль жертвы, большей частью мнимой, любимая роль
женщины.
Так решил граф Аракчеев и начал припоминать все мелкие заботы, которыми окружала его эта
женщина, угадывавшая его желания по взгляду, по мановению его руки… Даже устранение с его пути Бахметьевой, устранение, несомненно, преступное, но явившееся единственным исходом, чтобы избегнуть громкого скандала, в его глазах явилось почти доблестным
поступком Минкиной… Из любви к нему она не останавливалась перед преступлениями!..