Неточные совпадения
Опускаясь
на колени, он чувствовал, что способен так же бесстыдно зарыдать, как рыдал рядом с ним седоголовый человек в темно-синем пальто. Необыкновенно трогательными
казались ему царь и царица там,
на балконе. Он вдруг ощутил уверенность, что этот маленький человечек, насыщенный, заряженный восторгом людей, сейчас скажет им какие-то исторические, примиряющие всех со всеми, чудесные слова. Не один он ждал этого; вокруг бормотали, покрикивали...
Девушка внезапно скрылась, тут
показались и наши спутники, и мы расположились кто в комнатах, кто
на балконе.
Ночь была лунная. Я смотрел
на Пассиг, который тек в нескольких саженях от
балкона,
на темные силуэты монастырей,
на чуть-чуть качающиеся суда, слушал звуки долетавшей какой-то музыки,
кажется арфы, только не фортепьян, и женский голос. Глядя
на все окружающее, не умеешь представить себе, как хмурится это небо, как бледнеют и пропадают эти краски, как природа расстается с своим праздничным убором.
На балконах уже сидят, в праздном созерцании чудес природы, заспанные, худощавые фигуры испанцев de la vieille roche, напоминающих Дон Кихота: лицо овальное, книзу уже, с усами и бородой, похожей тоже
на ус, в ермолках, с известными крупными морщинами, с выражающим одно и то же взглядом тупого, даже отчасти болезненного раздумья, как будто печати страдания, которого,
кажется, не умеет эта голова высказать, за неуменьем грамоте.
Мы все ближе и ближе подходили к городу: везде,
на высотах, и по берегу, и
на лодках, тьмы людей. Вот наконец и голландская фактория. Несколько голландцев сидят
на балконе. Мне
показалось, что один из них поклонился нам, когда мы поравнялись с ними. Но вот наши передние шлюпки пристали, а адмиральский катер, в котором был и я, держался
на веслах, ожидая, пока там все установится.
На другое утро я стоял
на балконе часов в семь, послышались какие-то голоса, больше и больше, нестройные крики, и вслед за тем
показались мужики, бежавшие стремглав.
Цель их пребывания
на балконе двоякая. Во-первых, их распустили сегодня раньше обыкновенного, потому что завтра, 6 августа, главный престольный праздник в нашей церкви и накануне будут служить в доме особенно торжественную всенощную. В шесть часов из церкви, при колокольном звоне, понесут в дом местные образа, и хотя до этой минуты еще далеко, но детские сердца нетерпеливы, и детям уже
кажется, что около церкви происходит какое-то приготовительное движение.
Пустотелов выходит
на балкон, садится в кресло и отдыхает. День склоняется к концу, в воздухе чувствуется роса, солнце дошло до самой окраины горизонта и, к великому удовольствию Арсения Потапыча, садится совсем чисто. Вот уж и стадо гонят домой; его застилает громадное облако пыли, из которого доносится блеянье овец и мычанье коров. Бык, в качестве должностного лица, идет сзади. Образцовый хозяин зорко всматривается в даль, и ему
кажется, что бык словно прихрамывает.
Чтобы разогнать толпу, генерал уговаривал Евгения Константиныча выйти
на балкон, но и эта крайняя мера не приносила результатов: когда барин
показывался, подымалось тысячеголосое «ура», летели шапки в воздух, а народ все-таки не расходился по домам.
Когда торжественная процессия приблизилась к господскому дому, окна которого и
балкон были драпированы коврами и красным сукном, навстречу
показалась депутация с хлебом-солью от всех заводов. Старик, с пожелтевшей от старости бородой, поднес большой каравай
на серебряном блюде.
— Только что я вздремнул, — говорил он, — вдруг слышу: «Караул, караул, режут!..» Мне
показалось, что это было в саду, засветил свечку и пошел сюда; гляжу: Настенька идет с
балкона… я ее окрикнул… она вдруг хлоп
на диван.
Иногда, оставшись один в гостиной, когда Любочка играет какую-нибудь старинную музыку, я невольно оставляю книгу, и, вглядываясь в растворенную дверь
балкона в кудрявые висячие ветви высоких берез,
на которых уже заходит вечерняя тень, и в чистое небо,
на котором, как смотришь пристально, вдруг
показывается как будто пыльное желтоватое пятнышко и снова исчезает; и, вслушиваясь в звуки музыки из залы, скрипа ворот, бабьих голосов и возвращающегося стада
на деревне, я вдруг живо вспоминаю и Наталью Савишну, и maman, и Карла Иваныча, и мне
на минуту становится грустно.
У них, говорили они, не было никаких преступных, заранее обдуманных намерений. Была только мысль — во что бы то ни стало успеть прийти в лагери к восьми с половиною часам вечера и в срок явиться дежурному офицеру. Но разве виноваты они были в том, что
на балконе чудесной новой дачи, построенной в пышном псевдорусском стиле, вдруг
показались две очаровательные женщины, по-летнему, легко и сквозно одетые. Одна из них, знаменитая в Москве кафешантанная певица, крикнула...
Он к пани Вибель не подходил даже близко и шел в толпе с кем ни попало, но зато, когда
балкона стало не видать, он, как бы случайно предложив пани Вибель свою руку, тотчас же свернул с нею
на боковую дорожку, что, конечно, никому не могло
показаться странным, ибо еще ранее его своротил в сторону с своей невестой инвалидный поручик; ушли также в сторону несколько молодых девиц, желавших, как надо думать, поговорить между собою о том, что они считали говорить при своих маменьках неудобным.
Ему
казалось, что он вылезает
на свет из тяжёлого облака, шубой одевавшего и тело и душу. Прислушиваясь к бунту внутри себя, он твёрдо взошёл по лестнице трактира и, пройдя через пёстрый зал
на балкон, сел за стол, широко распахнув полы сюртука.
Феденька вышел от Пустынника опечаленный, почти раздраженный. Это была первая его неудача
на поприще борьбы. Он думал окружить свое вступление в борьбу всевозможною помпой — и вдруг, нет главного украшения помпы, нет Пустынника! Пустынник, с своей стороны, вышел
на балкон и долго следил глазами за удаляющимся экипажем Феденьки. Седые волосы его развевались по ветру, и лицо
казалось как бы закутанным в облако. Он тоже был раздражен и чувствовал, что нелепое объяснение с Феденькой расстроило весь его день.
И он выбежал в сад: ему
показалось, что вдали, в липовой аллее, мелькнуло белое платье, но идти туда он не смел, он не знал даже, пойдет ли он
на балкон, — да разве для того, чтоб отдать письмо,
на одну минуту — только отдать… но страшно вздумать, как взойти
на балкон…
Дорогие ковры, громадные кресла, бронза, картины, золотые и плюшевые рамы;
на фотографиях, разбросанных по стенам, очень красивые женщины, умные, прекрасные лица, свободные позы; из гостиной дверь ведет прямо в сад,
на балкон, видна сирень, виден стол, накрытый для завтрака, много бутылок, букет из роз, пахнет весной и дорогою сигарой, пахнет счастьем, — и все,
кажется, так и хочет сказать, что вот-де пожил человек, потрудился и достиг наконец счастья, возможного
на земле.
Дядя, сконфузясь, отвечал, что ему будто с вечера
показалось в комнате душно и он перешел
на балкон.
На балконе показался Егор Фомич в сопровождении своей свиты; можно было отчетливо рассмотреть синюю рясу батюшки и мундир станового.
С такого рода намерением он соскочил с
балкона, пробрался садом
на крыльцо и вошел в лакейскую; но тут мысли его пришли несколько в порядок, и он остановился: вся сцена между хозяйкой и Мановским
показалась ему гадка.
Все это приходило
на память при взгляде
на знакомый почерк. Коврин вышел
на балкон; была тихая теплая погода, и пахло морем. Чудесная бухта отражала в себе луну и огни и имела цвет, которому трудно подобрать название. Это было нежное и мягкое сочетание синего с зеленым; местами вода походила цветом
на синий купорос, а местами,
казалось, лунный свет сгустился и вместо воды наполнял бухту, а в общем какое согласие цветов, какое мирное, покойное и высокое настроение!
Разгулявшиеся гости Силантия еще более оживили толпу; окружили молодых, втискали их силою в хоровод — и пошла потеха еще лучше прежней. Иван Гаврилович и супруга его
казались на этот раз очень довольными; они спустились с
балкона и подошли к хороводу.
Вероятно, она в молодости была очень красива, но зато теперь
кажется гораздо старше своих лет.
На балконе также появилась какая-то сгорбленная старушенция в черной наколке и зеленых буклях, — вышла, опираясь
на палку и еле волоча за собою ноги, хотела,
кажется, что-то сказать, но закашлялась, замахала с отчаянным видом палкой и опять скрылась.
На балконе показался Завалишин в фантастическом русском костюме: в чесучовой поддевке поверх шелковой голубой косоворотки и в высоких лакированных сапогах. Этот костюм, который он всегда носил дома, делал его похожим
на одного из провинциальных садовых антрепренеров, охотно щеголяющих перед купечеством широкой натурой и одеждой в русском стиле. Сходство дополняла толстая золотая цепь через весь живот, бряцавшая десятками брелоков-жетонов.
На балконе все продолжительно и неловко замолчали. Воскресенский дрожащими холодными пальцами катал хлебный шарик, низко наклонив лицо над столом. Ему
казалось, что все, даже шестилетняя Вавочка, смотрят
на него с любопытством и брезгливой жалостью. «Пойти и дать ему пощечину? — бессвязно мелькало у него в голове. — Вызвать
на дуэль? Ах, как все это вышло скверно, как пошло! Вернуть ему назад деньги? Швырнуть в лицо? Фу, какая гадость!»
Даже обязанности волокитства
кажутся уж тяжки, — женщина не стоит труда, и начинаются rendez-vous нового сорта; не мелодраматические rendez-vous с замирающим сердцем
на балконе «с гитарою и шпагой», а спокойное свидание у себя пред камином, в архалуке и туфлях, с заученною лекцией сомнительных достоинств о принципе свободы…
Иосаф Платонович сорвался с кровати, быстро бросился к окну и высунулся наружу. Ни
на террасе, ни
на балконе никого не было, но ему
показалось, что влево, в садовой калитке, в это мгновение мелькнул и исчез клочок светло-зеленого полосатого платья. Нет, Иосафу Платоновичу это не
показалось: он это действительно видел, но только видел сбоку, с той стороны, куда не глядел, и видел смутно, неясно, почти как во сне, потому что сон еще взаправду не успел и рассеяться.
— Ах, боже! что это такое? Вы слышите, вдруг хлынула вода! — воскликнула, вбегая в это время
на балкон, Глафира Васильевна, и тотчас же послала людей
на фабричную плотину,
на которой уже замелькали огни и возле них
показывались тени.
На балкон вошла юная баронесса в сопровождении моего отца. Я хотела скрыться, но какое-то жгучее любопытство приковало меня к месту. Баронесса опиралась
на руку папы и смотрела в небо. Она
казалась еще белее, еще воздушнее при лунном свете.
В саду играли какую-то комедию, —
кажется, «Фофан» называется, — плохенькая труппа, так что он
на второе действие и не пошел, а остался
на балконе буфета. По саду бродили цыгане, тоже неважные, обшарканные, откуда-то из Пензы или Тамбова.
Ей,
кажется, неприятны были и мои слова, по приезде, там
на балконе, помните, как вы вошли…
Стрелки выстроились.
На балконе того дома, где жил попечитель,
показалась рослая и плотная фигура генерала. Начались переговоры. Толпа все прибывала, но полиция еще бездействовала и солдаты стояли все в той же позиции. Вожаки студентов волновались, что-то кричали толпе товарищей, перебегали с места
на место. Они добились того, что генерал Филипсон согласился отправиться в университет, и процессия двинулась опять тем же путем по Владимирской и Невскому.
Ордынцев отпер ключом дверь дачи, они вошли в комнаты. В широкие окна было видно, как из-за мыса поднимался месяц и чистым, робко-дробящимся светом ласкал теплую поверхность моря. Вера Дмитриевна вышла
на балкон, за нею Ордынцев. Здесь,
на высоте, море
казалось шире и просторнее, чем внизу. В темных садах соловьи щелкали мягко и задумчиво. Хотелось тихого, задушевного разговора.
Он растерянно повернулся, вышел
на балкон. Над морем стоял месяц, широко окруженный зловещим зеленовато-синим кольцом. По чистому небу были рассеяны маленькие, плотные и толстые тучки, как будто черные комки. Ордынцев постоял, вернулся в комнату, сел
на диван. За дверью было тихо. Он с тревогою думал: что она делает? И не знал, что предпринять. И чуждыми, глупо-ненужными
казались ему сложенные
на столе папки с его работами.
Елизавета Петровна возложила
на себя орден Святого Андрея, объявила себя полковником четырех гвардейских полков и полка кирасир,
показалась народу со своего
балкона, прошла через ряды гвардейских войск и уехала в Зимний дворец.
Неподалеку от
балкона, под навесом цветущих лип и рябины, сидели
на длинной скамейке трое мужчин; все они разных лет, в различных одеждах и,
казалось, хотя они все изъяснялись по-немецки, — не одного отечества дети.
В фигуре, где ему надо было выбирать дам, шепнув Элен, что он хочет взять графиню Потоцкую, которая,
кажется, вышла
на балкон, он скользя ногами по паркету, выбежал в выходную дверь в сад, и, заметив входящего с Балашевым
на террасу государя, приостановился. Государь с Балашевым направлялись к двери. Борис, заторопившись, как будто не успев отодвинуться, почтительно прижался к притолке и нагнул голову.