Неточные совпадения
Эти слова прозвучали очень тепло, дружески. Самгин
поднял голову и недоверчиво посмотрел на высоколобое лицо, обрамленное двуцветными
вихрами и темной, но уже очень заметно поседевшей, клинообразной бородой. Было неприятно признать, что красота Макарова становится все внушительней. Хороши были глаза, прикрытые густыми ресницами, но неприятен их прямой, строгий взгляд. Вспомнилась странная и, пожалуй, двусмысленная фраза Алины: «Костя честно красив, — для себя, а не для баб».
Известный адвокат долго не соглашался порадовать людей своим талантом оратора, но, наконец, встал, поправил левой рукой полуседые
вихры, утвердил руку на жилете, против сердца, и, высоко
подняв правую, с бокалом в ней, начал фразой на латинском языке, — она потонула в шуме, еще не прекращенном.
Между тем погода начала хмуриться, небо опять заволокло тучами. Резкие порывы ветра
подымали снег с земли. Воздух был наполнен снежной пылью, по реке кружились
вихри. В одних местах ветром совершенно сдуло снег со льда, в других, наоборот, намело большие сугробы. За день все сильно прозябли. Наша одежда износилась и уже не защищала от холода.
Затем произошла странная сцена: судья своей слабой рукой таскал архивариуса за жесткий
вихор, то наклоняя его голову, то
подымая кверху.
Вихров при этом
поднял только глаза на небо.
— Очень! — отвечал
Вихров, сидя в прежнем положении и не
поднимая головы. — Я был еще мальчиком влюблен в нее; она, разумеется, вышла за другого.
Юлия подошла и нежно поцеловала его в голову, а затем ушла в свою комнату и задумалась: слова Прыхиной, что
Вихров пишет, сильно на нее подействовали, и это
подняло его еще выше в ее глазах.
При этом Юлия так дергала свою жемчужную нитку, что та лопнула у ней, и жемчуг рассыпался.
Вихров нагнулся и хотел было
поднять.
Снова присев на корточки, мальчик полоскал руки в воде и,
подняв вверх темнобровое, осыпанное светлыми
вихрами лицо, успокоительно улыбаясь, ответил...
Горбун тотчас куда-то исчез, а поп,
вихрем кружась по горнице, шептал,
подняв руку выше головы...
— Нет, пудов двенадцать, я больше теперь не
подниму, а был силен: два француза меня, безоружного, хотели в плен отвести, так я их за
вихры взял, лоб об лоб толкнул и бросил — больше уже не вставали. Да русский человек ведь вообще, если его лекарствами не портить, так он очень силен.
Горячий
вихрь охватил Илью. Любо ему было стоять против толстенького человечка с мокрыми губами на бритом лице и видеть, как он сердится. Сознание, что Автономовы сконфужены пред гостями, глубоко радовало его. Он становился всё спокойнее, стремление идти вразрез с этими людьми, говорить им дерзкие слова, злить их до бешенства, — это стремление расправлялось в нём, как стальная пружина, и
поднимало его на какую-то приятно страшную высоту. Всё спокойнее и твёрже звучал его голос.
Кормщик наш в испуге бросил кормовое весло и признался, что он совсем не перевозчик и править не умеет;
вихрь завертел наш паром, как щепку, и понес вниз по течению; бабы
подняли пронзительный вой — и ужас овладел всеми.
Внезапно налетел ветер; он
поднял на набережной пыль, закружил ее
вихрем, заревел и заглушил шум моря.
Он старался придумать способ к бегству, средство, какое бы оно ни было… самое отчаянное казалось ему лучшим; так прошел час, прошел другой… эти два удара молотка времени сильно отозвались в его сердце; каждый свист неугомонного ветра заставлял его вздрогнуть, малейший шорох в соломе, произведенный торопливостию большой крысы или другого столь же мирного животного, казался ему топотом злодеев… он страдал, жестоко страдал! и то сказать: каждому свой черед; счастие — женщина: коли полюбит вдруг сначала, так разлюбит под конец; Борис Петрович также иногда вспоминал о своей толстой подруге… и волос его вставал дыбом: он понял молчание сына при ее имени, он объяснил себе его трепет… в его памяти пробегали картины прежнего счастья, не омраченного раскаянием и страхом, они пролетали, как легкое дуновение, как листы, сорванные
вихрем с березы, мелькая мимо нас, обманывают взор золотым и багряным блеском и упадают… очарованы их волшебными красками, увлечены невероятною мечтой, мы
поднимаем их, рассматриваем… и не находим ни красок, ни блеска: это простые, гнилые, мертвые листы!..
Тогда, тяжело
подняв не очень послушную руку, он запустил пальцы в жестковатые
вихры сына и, дёргая их, начал бормотать...
Увидя одну богатейшую коляску, промчавшуюся мимо нас
вихрем, она было
подняла руку и спросила: «Что такое?
…Время от времени за лесом подымался пронзительный вой ветра; он рвался с каким-то свирепым отчаянием по замирающим полям, гудел в глубоких колеях проселка,
подымал целые тучи листьев и сучьев, носил и крутил их в воздухе вместе с попадавшимися навстречу галками и, взметнувшись наконец яростным, шипящим
вихрем, ударял в тощую грудь осинника… И мужик прерывал тогда работу. Он опускал топор и обращался к мальчику, сидевшему на осине...
Наконец, еще одно, бросившее его в целый
вихрь представлений, соображение пронизало Аяна электрическим током и
подняло с места; он здесь в ловушке.
— Она! Как есть она! —
вихрем проносилось в голове девочки. И радостная слезинка повисла на ее реснице. За ней другая, третья… Выступили и покатились крупные градины их по заалевшемуся от волнения личику. Слезы мешали смотреть… Застилали туманом от Дуни милое зрелище родной сердцу картины… Вот она
подняла руку, чтобы смахнуть досадливые слезинки… и вдруг что-то задела локтем неловкая ручонка… Это «что-то» зашаталось, зашумело и с сухим треском поваленного дерева тяжело грохнулось на пол.
Широким
вихрем носится пьяная, самозабвенная радость, втягивает в себя души и высоко
поднимает их над обыденною жизнью, над трудами и заботами скучных будней.
Начинало светать, но буря не унималась. Ветер с воем носился по лесу,
поднимая с земли целые облака снежной пыли. Они зарождались
вихрями, потом превращались в длинные белые языки, которые вдруг внезапно припадали к земле и тотчас вновь появлялись где-нибудь в стороне в виде мечущихся туманных привидений.
Но Я
поднял глаза на Марию, Я встретил Ее взор, он был спокоен и ясен, как небо над нашими головами, — и дикий
вихрь бежал и скрылся бесследно, унося за собою частицу мрака.
Волчок ковылял и повизгивал, серая шерсть
вихрами торчала на ввалившихся ребрах. Но глаза смотрели весело и детски доверчиво. Он вилял хвостом. Подошел к сугробу у помойки, стал взрывать носом снег. Откопал бумажку, задорно бросился на нее, начал теребить. Откинется, смотрит с приглядывающеюся усмешкою,
подняв свисающее ухо, залает и опять накинется на бумажку.
— Я пришла сюда, чтобы научиться искусству, которое я люблю всем сердцем, всем существом моим… Не знаю, что выйдет из меня: актриса или бездарность, но… какая-то огромная сила владеет мною… Что-то
поднимает меня от земли и носит
вихрем, когда я читаю стихи в лесу, в поле, у озера или просто так, дома… В моих мечтах я создала замок Трумвиль, в котором была я принцессой Брандегильдой, а мой муж рыцарем Трумвилем… А мой маленький принц, мой ребенок…