Неточные совпадения
Так, например, при Негодяеве упоминается о некоем дворянском сыне Ивашке Фарафонтьеве, который был посажен на цепь за то, что говорил хульные слова, а слова те в том состояли, что"всем-де
людям в еде равная потреба настоит, и кто-де ест много, пускай
делится с тем, кто ест мало"."И, сидя на цепи, Ивашка умре", — прибавляет летописец.
— Рада бы, хоть сейчас со двора! Нам
с Верой теперь вдвоем нужно девушку да
человека. Да не пойдут! Куда они
денутся? Избалованы, век — на готовом хлебе!
Уже в конце восьмидесятых годов он появился в Москве и сделался постоянным сотрудником «Русских ведомостей» как переводчик, кроме того, писал в «Русской мысли». В Москве ему жить было рискованно, и он ютился по маленьким ближайшим городкам, но часто наезжал в Москву, останавливаясь у друзей. В редакции, кроме самых близких
людей, мало кто знал его прошлое, но
с друзьями он
делился своими воспоминаниями.
Сидит
человек на скамейке на Цветном бульваре и смотрит на улицу, на огромный дом Внукова. Видит, идут по тротуару мимо этого дома
человек пять, и вдруг — никого! Куда они
девались?.. Смотрит — тротуар пуст… И опять неведомо откуда появляется пьяная толпа, шумит, дерется… И вдруг исчезает снова… Торопливо шагает будочник — и тоже проваливается сквозь землю, а через пять минут опять вырастает из земли и шагает по тротуару
с бутылкой водки в одной руке и со свертком в другой…
Мы
делились наперебой воспоминаниями, оба увлеченные одной темой разговора, знавшие ее каждый со своей стороны. Говорили беспорядочно, одно слово вызывало другое, одна подробность — другую, одного
человека знал один
с одной стороны, другой —
с другой. Слово за слово, подробность за подробностью, рисовали яркие картины и типы.
— А какие там
люди, Сима, — рассказывал жене Галактион, — смелые да умные! Пальца в рот не клади… И все дело ведется в кредит. Капитал — это вздор. Только бы умный да надежный
человек был, а денег сколько хочешь. Все дело в обороте. У нас здесь и капитал-то у кого есть, так и
с ним некуда
деться. Переваливай его
с боку на бок, как дохлую лошадь. Все от оборота.
Заветная мечта Галактиона исполнялась. У него были деньги для начала дела, а там уже все пойдет само собой. Ему ужасно хотелось
поделиться с кем-нибудь своею радостью, и такого
человека не было. По вечерам жена была пьяна, и он старался уходить из дому. Сейчас он шагал по своему кабинету и молча переживал охватившее его радостное чувство. Да, целых четыре года работы, чтобы получить простой кредит. Но это было все, самый решительный шаг в его жизни.
— И окажу… — громко начал Полуянов, делая жест рукой. — Когда я жил в ссылке, вы, Галактион Михеич, увели к себе мою жену… Потом я вернулся из ссылки, а она продолжала жить. Потом вы ее прогнали… Куда ей
деваться? Она и пришла ко мне… Как вы полагаете, приятно это мне было все переносить? Бедный я
человек, но месть я затаил-с… Сколько лет питался одною злобой и, можно сказать, жил ею одной. И бедный
человек желает мстить.
Харченко действительно имел виды на Полуянова, — он теперь на всех
людей смотрел
с точки зрения завзятого газетчика. Мир
делился на две половины:
людей, нужных для газеты, и —
людей бесполезных.
— То-то, тебе в охоту поработать. Молодой
человек, не знаешь, куда
с силой
деваться.
— Нет… Я про одного
человека, который не знает, куда ему
с деньгами
деваться, а пришел старый приятель, попросил денег на дело, так нет. Ведь не дал… А школьниками вместе учились, на одной парте сидели. А дельце-то какое: повернее в десять раз, чем жилка у Тараса. Одним словом, богачество… Уж я это самое дело вот как знаю, потому как еще за казной набил руку на промыслах. Сотню тысяч можно зашибить, ежели
с умом…
— Все одно пропью, а куды лошадь
денется? Не
с деньгами жить, а
с добрыми
людьми.
Это свойство не могло происходить из моей природы, весьма сообщительной и слишком откровенной, как оказалось в юношеских годах; это происходило, вероятно, от долговременной болезни,
с которою неразлучно отчужденье и уединенье, заставляющие сосредоточиваться и малое дитя, заставляющие его уходить в глубину внутреннего своего мира, которым трудно
делиться с посторонними
людьми.
Он очень уж хорошо видел, что молодой
человек принадлежал к разряду тех маленьких людишек, которые
с ног до головы начинены разного рода журнальными и газетными фразами и сентенциями и которыми они необыкновенно спешат
поделиться с каждым встречным и поперечным, дабы показать, что и они тоже умные и образованные
люди.
Ижбурдин. А оттого это, батюшка, что на все свой резон есть-с. Положим, вот хоть я предприимчивый
человек. Снарядил я, примерно, карабь, или там подрядился к какому ни на есть иностранцу выставить столько-то тысяч кулей муки. Вот-с, и искупил я муку, искупил дешево — нече сказать, это все в наших руках, — погрузил ее в барки… Ну-с, а потом-то куда ж я
с ней
денусь?
Почему желание знать, как живет русский деревенский
человек, называется предосудительным, а желание
поделиться с ним некоторыми небесполезными сведениями, которые повысили бы его умственный и нравственный уровень, — превратным толкованием?
Смотрите вы, что из этого выходит: здесь мы не знаем, куда
деваться с прекрасными, образованными молодыми
людьми, между тем как в провинции служат
люди, подобные вон этому выгнанному господину, которого вы видели и который, конечно, в службе, кроме взяток и кляуз, ничего не проводил.
— А я бы вместо рая, — вскричал Лямшин, — взял бы этих девять десятых человечества, если уж некуда
с ними
деваться, и взорвал их на воздух, а оставил бы только кучку
людей образованных, которые и начали бы жить-поживать по-ученому.
Может быть, и этого
человека грызла тоска; может быть, его уже не носили ноги; может быть, его сердце уже переполнилось тоской одиночества; может быть, его просто томил голод, и он рад бы был куску хлеба, которым мог бы
с ним
поделиться Лозинский.
И ты так живи:
с человеком — и подерись, а сердцем
поделись…
Я инстинктивно почувствовал, что случилось что-то особенное, если даже Фрей изменил насиженному месту. Прихожу в портерную и нахожу всю «академию» in corpore. [в полном составе (лат.).] Был налицо даже Порфир Порфирыч, пропадавший бесследно в течение нескольких месяцев. Несмотря на ранний час, все были уже пьяны, и даже Фрей покраснел вместе
с шеей. Мое появление вызвало настоящую бурю, потому что все были рады
поделиться с новым
человеком новостью.
Мне доктор советовал для восстановления сил пить пиво, и стоицизм Пепки подвергался серьезному искусу. Но он выдержал свое «отчаяние»
с полной бодростью духа, потому что страдал жаждой высказаться и
поделиться своим настроением. На него нападала временем неудержимая общительность. Прихлебывая чай, Пепко начал говорить
с торопливостью
человека, за которым кто-то гонится и вот-вот сейчас схватит.
В жаркий день, когда некуда
деваться от зноя и духоты, плеск воды и громкое дыхание купающегося
человека действуют на слух, как хорошая музыка. Дымов и Кирюха, глядя на Степку, быстро разделись и, один за другим,
с громким смехом и предвкушая наслаждение, попадали в воду. И тихая, скромная речка огласилась фырканьем, плеском и криком. Кирюха кашлял, смеялся и кричал так, как будто его хотели утопить, а Дымов гонялся за ним и старался схватить его за ногу.
Не говоря о массе народа, даже в средних слоях нашего общества мы видим гораздо больше
людей, которым еще нужно приобретение и уяснение правильных понятий, нежели таких, которые
с приобретенными идеями не знают, куда
деваться.
— Как куда? Не тащить же
с собой — оставят на бережку, и вся недолга. Как негодный балласт, так и выбрасывают живых
людей. Да еще больные туда-сюда: отлежался — твое счастье, умер — добрые
люди похоронят, а вот куда
деваться калекам да увечным?
Из всех
людей,
с которыми Бенни
с полным великодушием
делился всем, чем мог
поделиться, его не вспомнил никто или по крайней мере никто не вспомнил его
с тем, чтобы заплатить ему хотя малейшею внимательностию за его услуги, а вспомнили его один раз три друга, но только для того, чтобы забрать у больного последние его веши, имевшие хоть какую-нибудь ценность.
— Выучусь, начитаюсь — пойду вдоль всех рек и буду все понимать! Буду учить
людей! Да. Хорошо, брат,
поделиться душой
с человеком! Даже бабы — некоторые, — если
с ними говорить по душе — и они понимают. Недавно одна сидит в лодке у меня и спрашивает: «Что
с нами будет, когда помрем? Не верю, говорит, ни в ад, ни в тот свет». Видал? Они, брат, тоже…
— Ну, Христос
с тобой, куколка! Я
с своей стороны высказался, а теперь уж от тебя будет зависеть сделать из твоего «куколки» un homme bien eleve прекрасно воспитанного
человека… Поезжай и
поделись твоею радостью
с братом Никитой Кирилычем.
Доброта души
С. Н. Глинки была известна его знакомым: он не мог видеть бедного
человека, не
поделившись всем, что имел, забывая свое собственное положение и не думая о будущем, отчего, несмотря на значительный иногда прилив денег, всегда нуждался в них…
А вот маленько прежь сего их держал у себя за пазухою купец, ехавший
с ярманки; мы к нему, знашь, тово:
поделись, дескать, добрый
человек!
Подбирают речи блаженных монахов, прорицания отшельников и схимников,
делятся ими друг
с другом, как дети черепками битой посуды в играх своих. Наконец, вижу не
людей, а обломки жизни разрушенной, — грязная пыль человеческая носится по земле, и сметает её разными ветрами к папертям церквей.
Дурная репутация Селивана давала мне большой апломб между моими пансионскими товарищами,
с которыми я
делился моими сведениями об этом страшном
человеке.
Анна. Нельзя, мой друг, нельзя; эти
люди любят, чтоб их уважали, чтоб каждое приказание их исполняли в точности. Они гордые, — бедных
людей ни за что не считают. Не исполни-ко его приказание-то, так он разгневается, что беда, а на первых-то порах это нехорошо. Как мне быть-то
с тобой! Проводила б я тебя, да Михея Михеича дома нет. Не знаю, куда он
делся! Не пойти ли тебе одной?
Они
делились на маленькие группы, стараясь держаться земляк к земляку, и только космополиты-босяки сразу выделялись — и своим независимым видом, и костюмами, и особым складом речи — из
людей, еще находившихся во власти земли, лишь временно порвавших
с нею связь, оторванных от нее голодом и не забывших о ней.
Смелые синицы порхали вокруг них и, садясь на ветки кустов, бойко щебетали, точно
делясь друг
с другом впечатлениями от этих двух
людей, одиноких среди леса. Издали доносился смех, говор и плеск вёсел, — Григорий и Маша катались на реке.
Сознавать себя культурным
человеком и в то же время не знать, куда
деваться с этою культурностью, — вот истинно трагическое положение!
Между отцом и сыном происходит драматическое объяснение. Сын —
человек нового поколения, он беззаботно относится к строгой вере предков, не исполняет священных обрядов старины, в его черствой, коммерческой душе нет уже места для нежных и благодарных сыновних чувств. Он
с утра и до вечера трудится, промышляя кусок хлеба для себя и для семьи, и не может
делиться с лишним
человеком. Нет! Пускай отец возвращается назад, в свой родной город: здесь для него не найдется угла!..
Проезжая в Сибирь, целый месяц Сергей Андреич прожил на родном Урале… Про отца
с матерью все разведывал: куда
делись, что
с ними сталось… Но ровно вихрем снесло
с людей память про Колышкиных.
Куда
деваться двадцатипятилетней вдове, где приклонить утомленную бедами и горькими напастями голову? Нет на свете близкого
человека, одна как перст, одна голова в поле, не
с кем поговорить, не
с кем посоветоваться. На другой день похорон писала к брату и матери Манефе, уведомляя о перемене судьбы,
с ней толковала молодая вдова, как и где лучше жить — к брату ехать не хотелось Марье Гавриловне, а одной жить не приходится. Сказала Манефа...
Десять добрых
людей улягутся и мирно выспятся на одном войлоке, а два богача не уживутся в десяти комнатах. Если доброму
человеку достанется краюха хлеба, то половиной ее он
поделится с голодным. Но если царь завоюет одну часть света, он не успокоится, пока не захватит еще другую такую же.
Если вы сильнее, богаче, ученее других, то старайтесь служить
людям тем, что у вас есть лишнего против других. Если вы сильнее, помогайте слабым; если умнее, помогайте неумным; если учены — неученым; если богаты — бедным. Но не так думают гордые
люди. Они думают, что если у них есть то, чего нет у других, то им надо не
делиться этим
с людьми, а только величаться перед ними.
Нынче он обрадовался ему более, чем когда-либо: для
человека очень часто есть томительная потребность
поделиться с другою сочувствующею душою своими чересчур уж сильными ощущениями и мыслями, которые переполняют вместилище его внутреннего мира.
Храня сухой и сдержанный вид
человека обиженного и поссорившегося, он явился к ним под предлогом, чтобы забрать кое-что из оставшихся вещей своих, белье да платье, однако же
с сильным желанием в душе, чтобы дело приняло удачный оборот и дало бы ему возможность снова поселиться в коммуне и снова верховодить ее сожителями. В сущности, он очень хорошо сознавал, что вне коммуны ему почти некуда и
деваться.
Видимо, это дело было близко сердцу капитана. Он объяснил молодым
людям подробный план занятий, начиная
с обучения грамоте, арифметике и кончая разными объяснительными чтениями, приноровленными к понятиям слушателей, вполне уверенный, что господа гардемарины охотно
поделятся своими знаниями и будут усердными учителями.
— А то другой и неглупый
человек видит много интересного и по морскому делу и так вообще, а написать не умеет… да… И ни
с кем не может
поделиться своими сведениями, напечатать их, например, в «Морском Сборнике» [Первые статьи Станюковича были напечатаны в «Морском Сборнике». — Ред.]… И это очень жаль.
Володя так же страдал теперь, как и его сожитель по каюте, и, не находя места, не зная, куда
деваться, как избавиться от этих страданий, твердо решил, как только «Коршун» придет в ближайший порт, умолять капитана дозволить ему вернуться в Россию. А если он не отпустит (хотя этот чудный
человек должен отпустить), то он убежит
с корвета. Будь что будет!
И той корочкой
люди Божьи Тимофей да Арина
с нищим убогим
человеком поделились, на печке его спать положили, а сами в холодную клеть ночевать пошли.
Довольно было этой случайной встречи, чтобы все так долго созидаемое душевное спокойствие разлетелось прахом, — и вот я опять не знаю, куда
деваться от тоски. Мне вспоминается страстная речь этого
человека, вспоминается жадное внимание,
с каким его слушала Наташа; я вижу, как карикатурно-убога, убога его программа, и все-таки чувствую себя перед ним таким маленьким и жалким. И передо мною опять встает вопрос: ну, а я-то, чем же я живу?
— А лица такие неприятные, глаза бегают… Но что было делать? Откажешь, а их расстреляют! Всю жизнь потом никуда не
денешься от совести… Провела я их в комнату, — вдруг в дом комендант, матрос этот, Сычев,
с ним еще матросы. «Офицеров прятать?» Обругал, избил по щекам, арестовали. Вторую неделю сижу. И недавно, когда на допрос водили, заметила я на дворе одного из тех двух. Ходит на свободе, как будто свой здесь
человек.
И в этом
человеке увидал он под конец не изуверство какой-нибудь книжной проповеди, а глубину чистой, ничем не подмешанной преданности народу, жалость к нему, желание поднять его всячески,
делиться с ним знанием, идеями, трудом, сердечной лаской.