Неточные совпадения
— Да, у нас много кур; мы продаем яйца и цыплят. Здесь, по этой улице, с дач и из графского
дома всё у нас берут, — отвечала она,
поглядев гораздо смелее
на Обломова.
Он взял фуражку и побежал по всему
дому, хлопая дверями, заглядывая во все углы. Веры не было, ни в ее комнате, ни в старом
доме, ни в поле не видать ее, ни в огородах. Он даже
поглядел на задний двор, но там только Улита мыла какую-то кадку, да в сарае Прохор лежал
на спине плашмя и спал под тулупом, с наивным лицом и открытым ртом.
— За то, что Марфенька отвечала
на его объяснение, она сидит теперь взаперти в своей комнате в одной юбке, без башмаков! — солгала бабушка для пущей важности. — А чтоб ваш сын не смущал бедную девушку, я не велела принимать его в
дом! — опять солгала она для окончательной важности и с достоинством
поглядела на гостью, откинувшись к спинке дивана.
Улицы, домы, лавки — все это провинциально и похоже
на все в мире, как я теперь
погляжу, провинциальные города, в том числе и
на наши: такие же длинные заборы, длинные переулки без
домов, заросшие травой, пустота, эклектизм в торговле и отсутствие движения.
На веранде одного
дома сидели две или три девицы и прохаживался высокий, плотный мужчина, с проседью. «Вон и мистер Бен!» — сказал Вандик. Мы
поглядели на мистера Бена, а он
на нас. Он продолжал ходить, а мы поехали в гостиницу — маленький и дрянной домик с большой, красивой верандой. Я тут и остался. Вечер был тих. С неба уже сходил румянец. Кое-где прорезывались звезды.
—
Дома Хорь? — раздался за дверью знакомый голос, и Калиныч вошел в избу с пучком полевой земляники в руках, которую нарвал он для своего друга, Хоря. Старик радушно его приветствовал. Я с изумлением
поглядел на Калиныча: признаюсь, я не ожидал таких «нежностей» от мужика.
Старый скептик и эпикуреец Юсупов, приятель Вольтера и Бомарше, Дидро и Касти, был одарен действительно артистическим вкусом. Чтоб в этом убедиться, достаточно раз побывать в Архангельском,
поглядеть на его галереи, если их еще не продал вразбивку его наследник. Он пышно потухал восьмидесяти лет, окруженный мраморной, рисованной и живой красотой. В его загородном
доме беседовал с ним Пушкин, посвятивший ему чудное послание, и рисовал Гонзага, которому Юсупов посвятил свой театр.
— Испортили они тебя, Устинья Тарасовна, — повторяла старуха при каждом удобном случае. —
Погляжу я
на тебя, как тебе скушно дома-то.
— А ты подержи язык-то за зубами. Заедем, што ли, к Ермилычу
на мельницу? Надо
на него
поглядеть дома-то.
— А до господского
дома ходив, — вяло ответил хохол и знаком приказал целовальничихе подать целый полуштоф водки. — Паны гуляют у господском
дому, — ну, я
на исправника
поглядел… Давно не видались.
— Вот
погляди, старик-то в курень собирается вас везти, — говорила Татьяна молодой Агафье. — Своего хлеба в орде ты отведала, а в курене почище будет: все равно, как в трубе будешь сидеть. Одной сажи куренной не проглотаешься… Я восемь зим изжила
на Бастрыке да
на Талом, так знаю. А теперь-то тебе с полугоря житья: муж
на фабрике, а ты посиживай
дома.
—
Дома, батюшка,
дома, — отвечала она, как будто затрудняясь моим вопросом. — Сейчас сама выйдет
на вас
поглядеть. Шутка ли! Три недели не видались! Да чтой-то она у нас какая-то стала такая, — не сообразишь с ней никак: здоровая ли, больная ли, бог с ней!
Мать с улыбкой
поглядела на сына, покачала головой и, молча одевшись, ушла из
дома.
Подхалюзин. С места не сойти, Алимпияда Самсоновна! Анафемой хочу быть, коли лгу! Да это что-с, Алимпияда Самсоновна! Нешто мы в эдаком
доме будем жить? В Каретном ряду купим-с, распишем как:
на потолках это райских птиц нарисуем, сиренов, капидонов разных —
поглядеть только будут деньги давать.
— Кабы сразу тыщами ворочать — ну, еще туда-сюда… А из-за грошей с народом возиться — это из пустого в порожнее. Нет, я вот погляжу-погляжу да в монастырь уйду, в Оранки. Я — красивый, могутно́й, авось какой-нибудь купчихе понравлюсь, вдове! Бывает этак-то, — один сергацкой парень в два года счастья достиг да еще
на девице женился, здешней, городской; носили икону по
домам, а она его и высмотрела…
Саша прошел за угол, к забору, с улицы, остановился под липой и, выкатив глаза,
поглядел в мутные окна соседнего
дома. Присел
на корточки, разгреб руками кучу листьев, — обнаружился толстый корень и около него два кирпича, глубоко вдавленные в землю. Он приподнял их — под ними оказался кусок кровельного железа, под железом — квадратная дощечка, наконец предо мною открылась большая дыра, уходя под корень.
С раннего утра в день аукциона в брагинском
доме со всех сторон сходился народ — одни, с деньгами в кармане, поживиться
на чужой счет, другие просто
поглядеть.
— А я вот что тебе скажу, милушка… Жили мы, благодарение Господу, в достатке, все у нас есть, люди нас не обегают: чего еще нам нужно? Вот ты еще только успел привезти эту жилку в
дом, как сейчас и начал вздорить… Разве это порядок? Мать я тебе или нет? Какие ты слова с матерью начал разговаривать? А все это от твоей жилки… Погляди-ко, ты остребенился
на сватьев-то… Я своим умом так разумею, что твой Маркушка колдун, и больше ничего. Осиновым колом его надо отмаливать, а не сорокоустом…
— Вот теперь и полюбуйся… — корила свою модницу Татьяна Власьевна, —
на кого стала наша-то Нюша похожа? Бродит по
дому, как омморошная… Отец-то шубку вон какую привез из Нижнего, а она и поглядеть-то
на нее не хочет. Тоже вот Зотушка… Хорошо это нам глядеть
на него, как он из милости по чужим людям проживается? Стыдобушка нашей головушке, а чья это работа? Все твоя, Аленушка…
Да и нам повеселее тогда будет: к тому времени того и гляди повестят о некрутстве, Гришка уйдет; все не так скучать станем;
погляжу тогда
на своих молодых; осталась по крайности хоть утеха в
дому!..»
Егорушка оглядел свое пальто. А пальто у него было серенькое, с большими костяными пуговицами, сшитое
на манер сюртука. Как новая и дорогая вещь,
дома висело оно не в передней, а в спальной, рядом с мамашиными платьями; надевать его позволялось только по праздникам.
Поглядев на него, Егорушка почувствовал к нему жалость, вспомнил, что он и пальто — оба брошены
на произвол судьбы, что им уж больше не вернуться домой, и зарыдал так, что едва не свалился с кизяка.
Вася. Чудеса! Он теперь
на даче живет, в роще своей. И чего-чего только у него нет! Б саду беседок, фонтанов наделал; песельники свои; каждый праздник полковая музыка играет; лодки разные завел и гребцов в бархатные кафтаны нарядил. Сидит все
на балконе без сертука, а медали все навешаны, и с утра пьет шампанское. Круг
дому народ толпится, вес
на него удивляются. А когда народ в сад велит пустить,
поглядеть все диковины, и тогда уж в саду дорожки шампанским поливают. Рай, а не житье!
Дом был большой, двухэтажный. Алехин жил внизу, в двух комнатах со сводами и с маленькими окнами, где когда-то жили приказчики; тут была обстановка простая, и пахло ржаным хлебом, дешевою водкой и сбруей. Наверху же, в парадных комнатах, он бывал редко, только когда приезжали гости. Ивана Иваныча и Буркина встретила в
доме горничная, молодая женщина, такая красивая, что они оба разом остановились и
поглядели друг
на друга.
Михевна. Ну, какое дело! Обыкновенно, съесть что-нибудь послаще, винца выпить хорошенького, коли дома-то тонко. Как
погляжу я
на тебя, ты, должно быть, бедствуешь; все больше, чай, по людям кормишься?
Нижняя Маша тоже подсела к столу и с таинственным видом рассказала, что вот уже неделя, как каждый день по утрам во дворе показывается какой-то неизвестный мужчина с черными усами и в пальто с барашковым воротником: войдет во двор,
поглядит на окна большого
дома и пойдет дальше — к корпусам; мужчина ничего себе, видный…
Анисья. Вовсе в лутошку ноги сошлись. А
на дуру-то,
на Акулину,
погляди. Ведь растрепа-девка, нехалявая, а теперь погляди-ка. Откуда что взялось. Да нарядил он ее. Расфуфырилась, раздулась, как пузырь
на воде. Тоже, даром что дура, забрала себе в голову: я, говорит, хозяйка.
Дом мой. Батюшка
на мне его и женить хотел. А уж зла, боже упаси. Разозлится, с крыши солому роет.
«Покойник в
доме, а она смеётся», — подумал Назаров, потом, когда они ушли в огород, встал,
поглядел на реку, где в кустах мелькали, играя ребятишки, прислушался к отдалённому скрипу плохо смазанной телеги, потом, ища прохлады, прошёл в сарай.
Оба приятеля часто стали ездить к Степану Петровичу, особенно Борис Андреич совершенно освоился у него в
доме. Бывало, так и тянет его туда, так и подмывает. Несколько раз он даже один ездил. Верочка ему нравилась все более и более; уже между ними завелась дружба, уже он начал находить, что она — слишком холодный и рассудительный друг. Петр Васильич перестал говорить с ним о Верочке… Но вот однажды утром,
поглядев на него, по обыкновению, некоторое время в безмолвии, он значительно проговорил...
Вечером, когда губернатор и его свита, сытно пообедав, сели в свои экипажи и уехали, я пошел в
дом поглядеть на остатки пиршества. Заглянув из передней в залу, я увидел и дядю и матушку. Дядя, заложив руки назад, нервно шагал вдоль стен и пожимал плечами. Матушка, изнеможенная и сильно похудевшая, сидела
на диване и больными глазами следила за движениями брата.
— В сам деле, ваше сиятельство, — он умоляюще
поглядел на князя, — как же теперь быть? Дом-то? Аль вернут?..
— Напишите в самом деле, сударыня Марья Гавриловна, — стала просить мать Манефа. — Утешьте меня, хоть последний бы разок
поглядела я
на моих голубушек. И им-то повеселее здесь будет; дома-то они все одни да одни — поневоле одурь возьмет, подруг нет, повеселиться хочется, а не с кем… Здесь Фленушка, Марьюшка… И вы, сударыня, не оставите их своей лаской… Напишите в самом деле, Марья Гавриловна. Уж как я вам за то благодарна буду, уж как благодарна!
— Да я ничего, я только так… К слову пришлось, — молвил Самоквасов. — По мне, ничего, что бойка —
на молодую-то да
на бойкую и
поглядеть веселее, а старуха что? Только тоску
на весь
дом наведет.
В первом часу ночи в спальную Маруси тихо вошел Егорушка. Маруся была уже раздета и старалась уснуть. Ее утомило ее неожиданное счастье: ей хотелось хоть чем-нибудь успокоить без умолку и, как ей казалось,
на весь
дом стучавшее сердце. В каждой морщинке Егорушкиного лица сидела тысяча тайн. Он таинственно кашлянул, значительно
поглядел на Марусю и, как бы желая сообщить ей нечто ужасно важное и секретное, сел
на ее ноги и нагнулся слегка к ее уху.
— Не ближе лета.
Поглядим, что оренбургский татарин напишет, а ответа от него до сих пор еще нет, — сказал Патап Максимыч. — Схожу-ка я теперь к городничему да потолкую с ним о найме
дома на год. Да вряд ли он согласится
на такое короткое время — дело же ведь не его, а казенное.
— Грустит все, о чем-то тоскует, слова от нее не добьешься, — молвил Марко Данилыч. — Сама из
дому ни шагу и совсем запустила себя. Мало ли каких у нее напасено нарядов — и
поглядеть на них не хочет… И рукоделья покинула, а прежде какая была рукодельница!.. Только одни книжки читает, только над ними сидит.
— Три
дома! — молвил Самоквасов,
поглядев на Манефины постройки.
Было яркое весеннее утро… В огороде Восходного сажали
на грядах зелень… Пололи сорную траву, убирали гряды. Бабушка и Наташа, двухлетняя малютка с сияющими глазками, приплелись
поглядеть на работу женщин. Серебристый смех девочки достиг до чопорного
дома Маковецких. Вышел генерал в сюртуке с пестрыми погонами «отставного», покончившего свою службу служаки, вышла генеральша в теплом бурнусе, увидали Наташу и сразу очаровались прелестной девочкой.
И видел Филипп сон. Всё, видел он, изменилось: земля та же самая,
дома такие же, ворота прежние, но люди совсем не те стали. Все люди мудрые, нет ни одного дурака, и по улицам ходят всё французы и французы. Водовоз, и тот рассуждает: «Я, признаться, климатом очень недоволен и желаю
на градусник
поглядеть», а у самого в руках толстая книга.
Он остановился и
поглядел на переулок сквозь решетку забора… Там стояли два извозчика… Из-за соседних
домов искрился крест какой-то близкой церкви.
Они теперь опять вернулись к ее семейным делам.
На ее слова о любви мужчины и женщины он не возражал, а только
поглядел на нее долго-долго, и она не стала продолжать в том же духе. Теперь она спрашивала его по поводу ее двоюродной сестры, Калерии, бросившей их
дом года два перед тем, чтобы готовиться в Петербурге в фельдшерицы.
— За эти месяцы вот как он разнемогся, тебя стал жалеть… не в пример прежнего. И ровно ему перед тобой совестно, что оставляет дела не в прежнем виде… Вчерашнего числа этак
поглядел на меня, у самого слез полны глаза, и говорит: «Смотри, Матрена, хоть и малый достаток Серафиме после меня придется, не давай ты его
на съедение муженьку…
Дом твой,
на твое имя записан… А остальное что — в руки передам. Сторожи только, как бы во сне дух не вылетел»…
Jeune premier остановился перед
домом Зыбаева и
поглядел на окна. За кисейными занавесками еще горели огни и двигались фигуры.
Мимо беседующих бесшумно прошли три старые богомолки с котомками и в лапотках.
Поглядев вопросительно
на Почешихина и Оптимова, которые всматривались почему-то в
дом отца протоиерея, они пошли тише и, отойдя немного, остановились и еще раз взглянули
на друзей и потом сами стали смотреть
на дом отца протоиерея.
Хозяин кабинета не может никуда
поглядеть, ни к чему прислониться, ни
на что сесть, чтобы не почувствовать, что эта комната, да и весь
дом, — в некотором роде музей московско-византийского рококо.
Теплый, яркий день играл
на золотых главах соборов. Пирожков прошел к набережной,
поглядел на Замоскворечье, вспомнил, что он больше трех раз стоял тут со святой… По бульварам гулять ему было скучно; нет еще зелени
на деревьях; пыль, вонь от
домов… Куда ни пойдешь, все очутишься в Кремле.
Где-то за церковью запели великолепную печальную песню. Нельзя было разобрать слов и слышались одни только голоса: два тенора и бас. Оттого, что все прислушались, во дворе стало тихо-тихо… Два голоса вдруг оборвали песню раскатистым смехом, а третий, тенор, продолжал петь и взял такую высокую ноту, что все невольно посмотрели вверх, как будто голос в высоте своей достигал самого неба. Варвара вышла из
дому и, заслонив глаза рукою, как от солнца,
поглядела на церковь.
— Ты
погляди на себя, что ты есть такое? Тебя
дома жена ждет, дети, а ты пьянствуешь.
Когда она двигалась по дороге мимо господских амбаров, Рябович
поглядел вправо
на дом.
В начале одиннадцатого часа мы подъехали к крыльцу углового
дома где-то в Мещанских. Крыльцо чистое и хорошо освещенное. Заставили нас подождать в сенях
на площадке. Чиновник звонил два раза, в двери вделано окошечко с решеткой. В него сначала
поглядел кто-то, мне показалось: женское лицо. Наконец-то отперли.
— Ну, теперь, любезный друг, косить не пойдет в ремешке, — выговорил вполголоса Ефим и
поглядел на одно из окон розового
дома.