Неточные совпадения
«Есть еще одна фатера, — отвечал десятник, почесывая затылок, — только вашему благородию не
понравится; там нечисто!» Не поняв точного значения последнего слова, я
велел ему идти вперед, и после долгого странствовия по грязным переулкам, где по сторонам я видел одни только ветхие заборы, мы подъехали к небольшой хате, на самом берегу моря.
Это была девушка… впрочем, она мне даже
нравилась… хотя я и не был влюблен… одним словом, молодость, то есть я хочу сказать, что хозяйка мне делала тогда много кредиту и я
вел отчасти такую жизнь… я очень был легкомыслен…
Пальто сползало с плеч девушки, обнажая ее бюст, туго обтянутый влажным батистом блузы, это не смущало ее, но Туробоев снова прикрывал красиво выточенные плечи, и Самгин видел, что это
нравится ей, она весело жмурилась,
поводя плечами, и просила...
Ему все более не
нравилось, как она
ведет себя.
— Странно ты
ведешь себя, — сказала она, подходя к постели. — Ведь я знаю — все это не может
нравиться тебе, а ты…
— Бог мой, это, кажется, не очень приятная дама! — усталым голосом сказала она. — Еврейка? Нет? Как странно, такая практичная. Торгуется, как на базаре. Впрочем, она не похожа на еврейку. Тебе не показалось, что она сообщила о Дмитрии с оттенком удовольствия? Некоторым людям очень
нравится сообщать дурные
вести.
Но у Веры нет этой бессознательности: в ней проглядывает и проговаривается если не опыт (и конечно, не опыт: он был убежден в этом), если не знание, то явное предчувствие опыта и знания, и она — не неведением, а гордостью отразила его нескромный взгляд и желание
нравиться ей. Стало быть, она уже знает, что значит страстный взгляд, влечение к красоте, к чему это
ведет и когда и почему поклонение может быть оскорбительно.
— Все это баловство
повело к деспотизму: а когда дядьки и няньки кончились, чужие люди стали ограничивать дикую волю, вам не
понравилось; вы сделали эксцентрический подвиг, вас прогнали из одного места. Тогда уж стали мстить обществу: благоразумие, тишина, чужое благосостояние показались грехом и пороком, порядок противен, люди нелепы… И давай тревожить покой смирных людей!..
— Да: в Вене он за полгода
велел приготовить отель, мы приехали, мне не
понравилось, и…
От островов Бонинсима до Японии — не путешествие, а прогулка, особенно в августе: это лучшее время года в тех местах. Небо и море спорят друг с другом, кто лучше, кто тише, кто синее, — словом, кто более
понравится путешественнику. Мы в пять дней прошли 850 миль. Наше судно, как старшее, давало сигналы другим трем и одно из них
вело на буксире. Таща его на двух канатах, мы могли видеться с бывшими там товарищами; иногда перемолвим и слово, написанное на большой доске складными буквами.
Ляховский расходился до того, что даже
велел подавать завтрак к себе в кабинет, что уж совсем не было в его привычках. Необыкновенная любезность хозяина тронула Бахарева, хотя вообще он считал Ляховского самым скрытным и фальшивым человеком; ему
понравилась даже та форма, в которой Ляховский между слов успел высказать, что ему все известно о положении дел Бахарева.
Как
нравились тебе тогда всякие стихи и всякие
повести, как легко навертывались слезы на твои глаза, с каким удовольствием ты смеялся, какою искреннею любовью к людям, каким благородным сочувствием ко всему доброму и прекрасному проникалась твоя младенчески чистая душа!
Ее растрепанные мысли, бессвязно взятые из романов Ж. Санд, из наших разговоров, никогда ни в чем не дошедшие до ясности,
вели ее от одной нелепости к другой, к эксцентричностям, которые она принимала за оригинальную самобытность, к тому женскому освобождению, в силу которого они отрицают из существующего и принятого, на выбор, что им не
нравится, сохраняя упорно все остальное.
Прошло несколько дней, унылых, однообразных, Бурмакин сводил жену в театр. Давали «Гамлета». Милочку прежде всего удивило, что муж
ведет ее не в ложу, а куда-то в места за креслами. Затем Мочалов ей не
понравился, и знаменитое «башмаков еще не износила», приведшее ее мужа в трепет (он даже толкнул ее локтем, когда трагик произносил эти слова), пропало совсем даром.
Все, кто был на дворе, усмехнулись, заговорили громко, как будто всем
понравилось, что крест унесли. Григорий Иванович,
ведя меня за руку в мастерскую, говорил...
Мне эта коробочка все равно теперь при моих хлопотах не нужна, а ты возьми ее с собою и на свою досадную укушетку больше не ложись, а поезжай на тихий Дон и
поведи там с моими донцами междоусобные разговоры насчет их жизни и преданности и что им
нравится.
Желание отца было приведено в исполнение в тот же день. Нюрочка потащила в сарайную целый ворох книг и торжественно приготовилась к своей обязанности чтицы. Она читала вслух недурно, и, кроме Васи, ее внимательно слушали Таисья и Сидор Карпыч. Выбор статей был самый разнообразный, но Васе больше всего
нравились повести и романы из русской жизни. В каждой героине он видел Нюрочку и в каждом герое себя, а пока только не спускал глаз с своей сиделки.
— Но я не то, что сам напечатаю, а отнесу ее к какому-нибудь книгопродавцу, — объяснил Павел, — что ж, тот не убьет же меня за это:
понравится ему — возьмет он, а не
понравится — откажется! Печатаются
повести гораздо хуже моей.
«Да правда ли, говорит, сударь… — называет там его по имени, — что вы его не убили, а сам он убился?» — «Да, говорит, друг любезный, потяну ли я тебя в этакую уголовщину; только и всего, говорит, что боюсь прижимки от полиции; но, чтобы тоже, говорит, у вас и в селе-то между причетниками большой болтовни не было, я, говорит,
велю к тебе в дом принести покойника, а ты, говорит, поутру его вынесешь в церковь пораньше, отслужишь обедню и похоронишь!»
Понравилось это мнение священнику: деньгами-то с дьячками ему не хотелось, знаете, делиться.
«Очень-с рад, говорит, что вы с таким усердием приступили к вашим занятиям!» Он, конечно, думает, что в этом случае я ему хочу
понравиться или выслужить Анну в петлицу, и
велел мне передать весь комитет об раскольниках, все дела об них; и я теперь разослал циркуляр ко всем исправникам и городничим, чтобы они доставляли мне сведения о том, какого рода в их ведомстве есть секты, о числе лиц, в них участвующих, об их ремеслах и промыслах и, наконец, характеристику каждой секты по обрядам ее и обычаям.
— «Ну, говорит, тебе нельзя, а ему можно!» — «Да, говорю, ваше сиятельство, это один обман, и вы вот что, говорю, один дом отдайте тому подрядчику, а другой мне; ему платите деньги, а я пока стану даром работать; и пусть через два года, что его работа покажет, и что моя, и тогда мне и заплатите, сколько совесть ваша
велит вам!»
Понравилось это барину, подумал он немного…
— Тебе, собственно, моя
повесть могла не
понравиться, но чтоб вообще спрашивать таким тоном… — проговорил он.
— Например, Загоскин [Загоскин Михаил Николаевич (1789—1852) — русский писатель, автор многочисленных романов, из которых наибольшей известностью пользовались «Юрий Милославский» и «Рославлев».], Лажечников [Лажечников Иван Иванович (1792—1869) — русский писатель, автор популярных в 30-40-е годы XIX в. исторических романов: «Ледяной дом» и др.], которого «Ледяной дом» я раз пять прочитала, граф Соллогуб [Соллогуб Владимир Александрович (1814—1882) — русский писатель,
повести которого пользовались в 30-40-х годах большим успехом.]: его «Аптекарша» и «Большой свет» мне ужасно
нравятся; теперь Кукольник [Кукольник Нестор Васильевич (1809—1868) — русский писатель, автор многочисленных драм и
повестей, проникнутых охранительными крепостническими идеями.], Вельтман [Вельтман Александр Фомич (1800—1870) — русский писатель, автор произведений, в которых идеализировалась патриархальная старина...
— Перестань ты сердиться! Ей-богу, скажу доктору, — произнесла она с укоризною. — Не верьте ему, Яков Васильич,
повесть ваша
понравилась и ему, и мне, и всем, — прибавила она Калиновичу, который то бледнел, то краснел и сидел, кусая губы.
Адуев не совсем покойно вошел в залу. Что за граф? Как с ним
вести себя? каков он в обращении? горд? небрежен? Вошел. Граф первый встал и вежливо поклонился. Александр отвечал принужденным и неловким поклоном. Хозяйка представила их друг другу. Граф почему-то не
нравился ему; а он был прекрасный мужчина: высокий, стройный блондин, с большими выразительными глазами, с приятной улыбкой. В манерах простота, изящество, какая-то мягкость. Он, кажется, расположил бы к себе всякого, но Адуева не расположил.
— Это из рук вон, Петр Иваныч! — начала жена чуть не со слезами. — Ты хоть что-нибудь скажи. Я видала, что ты в знак одобрения качал головой, стало быть, тебе
понравилось. Только по упрямству не хочешь сознаться. Как сознаться, что нам
нравится повесть! мы слишком умны для этого. Признайся, что хорошо.
Но была одна у него
повесть, заглавие которой она, впрочем, позабыла и которая ей очень
нравилась; собственно говоря, ей
нравилось только начало этой
повести: конец она или не прочла, или тоже позабыла.
Я
понравился хозяевам и быстро подружился со всеми, щеголяя цирковыми приемами, и начал объезжать неуков и
вести разговоры с приезжавшими офицерами, покупателями лошадей.
Потом я несколько охладел к его перу;
повести с направлением, которые он всё писал в последнее время, мне уже не так
понравились, как первые, первоначальные его создания, в которых было столько непосредственной поэзии; а самые последние сочинения его так даже вовсе мне не
нравились.
— И в город поедем, и похлопочем — все в свое время сделаем. А прежде — отдохни, поживи! Слава Богу! не в трактире, а у родного дяди живешь! И поесть, и чайку попить, и вареньицем полакомиться — всего вдоволь есть! А ежели кушанье какое не
понравится — другого спроси! Спрашивай, требуй! Щец не захочется — супцу подать
вели! Котлеточек, уточки, поросеночка… Евпраксеюшку за бока бери!.. А кстати, Евпраксеюшка! вот я поросеночком-то похвастался, а хорошенько и сам не знаю, есть ли у нас?
— А ежели не
нравится старый киот — новый
вели сделать. Или другие образа на место вынутых поставь. Прежние — маменька-покойница наживала да устроивала, а новые — ты уж сама наживи!
Но под кроватью, кроме «Живописного обозрения», оказался еще «Огонек», и вот мы читаем Салиаса «Граф Тятин-Балтийский». Хозяину очень
нравится придурковатый герой
повести, он безжалостно и до слез хохочет над печальными приключениями барчука и кричит...
Клавдия
понравилась. Жена акциозного ее хвалила. Ее наняли и
велели приходить сегодня же вечером, так как акцизный уезжал сегодня.
Ни наук, ни искусств он не знал; но если попадалась под руку книжка с картинками, то рассматривал ее с удовольствием. В особенности
нравилась ему
повесть о похождениях Робинзона Крузое на необитаемом острове (к счастью, изданная с картинками).
Я ожидал расспросов с его стороны, но этот человек
вел себя так, как если бы давно знал меня; мне такая манера
нравилась.
Невнимание к нему немножко обижало его и в то же время возбуждало в нем чувство уважения к этим людям с темными, пропитанными свинцовой пылью лицами. Почти все они
вели деловой, серьезный разговор, в речах их сверкали какие-то особенные слова. Никто из них не заискивал пред ним, не лез к нему с назойливостью, обычной для его трактирных знакомых, товарищей по кутежам. Это
нравилось ему…
Нравилась ему церковь ещё и тем, что в ней все люди, даже известные крикуны и буяны,
вели себя тихо и покорно.
— Ведь мне оно не
нравится, — делаю, что
велят…
Ребята уважали меня и относились ко мне с почтением; им, очевидно,
нравилось, что я не пью, не курю и
веду тихую, степенную жизнь.
Купавина. Ну, и… не суди меня строго! Моему мужу было шестьдесят пять лет. Беркутов мне
понравился. Впрочем, я
вела себя очень осторожно, и он ни в чем не мог заметить моего особенного расположения.
— Ты не знаешь, я не умею говорить, но приблизительно так они, то есть я думаю. Это твоя красота, — он
повел плечом в сторону тех комнат, — она очень хороша, и я очень уважаю в тебе эти стремления; да мне и самому прежде
нравилось, но она хороша только пока, до настоящего дела, до настоящей жизни… Понимаешь? Теперь же она неприятна и даже мешает. Мне, конечно, ничего, я привык, а им трудно.
— А раз в опере заснул, ей-Богу, правда! Длинная была какая-то, как поросячья, того-этого, кишка. А раз на выставку меня
повели, так я три дня как очумелый деспот ходил: гляжу на небо да все думаю — как бы так его перекрасить, того-этого, не
нравится оно мне в таком виде, того-этого!
В этот час спокойствие Хохла не
понравилось мне, — он
вел себя так, как будто глупая затея нимало не возмущает его. А по улице бегали мальчишки, звенели голоса...
Ему писали, что, по приказанию его, Эльчанинов был познакомлен, между прочим, с домом Неворского и
понравился там всем дамам до бесконечности своими рассказами об ужасной провинции и о смешных помещиках, посреди которых он жил и живет теперь граф, и всем этим заинтересовал даже самого старика в такой мере, что тот
велел его зачислить к себе чиновником особых поручений и пригласил его каждый день ходить к нему обедать и что, наконец, на днях приезжал сам Эльчанинов, сначала очень расстроенный, а потом откровенно признавшийся, что не может и не считает почти себя обязанным ехать в деревню или вызывать к себе известную даму, перед которой просил даже солгать и сказать ей, что он умер, и в доказательство чего отдал послать ей кольцо его и локон волос.
Сколь ни привык Плодомасов к рабскому пресмыкательству перед собою, но такое долгое и робкое ползанье уже и ему не
нравилось: он чувствовал, что так долго безмолвствует человек тогда, когда ему страшно разомкнуть уста свои. Плодомасову вдруг вступило на мысль, что пресмыкающийся перед ним земский является к нему чьим-то послом с недобрыми
вестями, и густые серо-бурые брови насупились и задвигались, сходясь одна с другою, как сходятся два сердитые и готовые броситься один на другого медведи.
За берлином
вели лошадей, бугаев, коров, везли кабанов и все то, что
понравилось у батеньки пану полковнику.
Ну, потом таким же манером и все прочее, как икатенью
вести и как надо певчим в тон подводить, потом радостное многолетие и «о спасении»; потом заунывное — «вечный покой». Сухой никитский дьякон завойкою так всем
понравился, что и дядя, и Павел Мироныч начали плакать и его целовать и еще упрашивать, нельзя ли развести от всего своего естества еще поужаснее.
В том же году Загоскин сделал из своей
повести «Тоска по родине» оперу того же имени, а Верстовский написал для нее музыку. Она была дана 21 августа 1839 года. Опера не имела успеха и очень скоро была снята с репертуара. Я не читал либретто и не видал пиесы на сцене, но слышал прежде некоторые нумера музыки и помню, что они
нравились всем.
— Да, вы—большой политик! Знаете, вы и достигли, — вы ему очень
понравились; он вам
велел сказать, что особым путем вам пенсию выпросит.
Невероятно себя нарядив,
пойду по земле,
чтоб
нравился и жегся,
а впереди
на цепочке Наполеона
поведу, как мопса.