Неточные совпадения
Вы, может быть, думаете, что я только
переписываю; нет, начальник отделения со мной
на дружеской ноге.
Перечтя список долгам, Вронский
переписал его, подразделив
на три разряда.
Герои наши видели много бумаги, и черновой и белой, наклонившиеся головы, широкие затылки, фраки, сертуки губернского покроя и даже просто какую-то светло-серую куртку, отделившуюся весьма резко, которая, своротив голову набок и положив ее почти
на самую бумагу, выписывала бойко и замашисто какой-нибудь протокол об оттяганье земли или описке имения, захваченного каким-нибудь мирным помещиком, покойно доживающим век свой под судом, нажившим себе и детей и внуков под его покровом, да слышались урывками короткие выражения, произносимые хриплым голосом: «Одолжите, Федосей Федосеевич, дельце за № 368!» — «Вы всегда куда-нибудь затаскаете пробку с казенной чернильницы!» Иногда голос более величавый, без сомнения одного из начальников, раздавался повелительно: «
На,
перепиши! а не то снимут сапоги и просидишь ты у меня шесть суток не евши».
Стихотворение это, написанное красивым круглым почерком
на тонком почтовом листе, понравилось мне по трогательному чувству, которым оно проникнуто; я тотчас же выучил его наизусть и решился взять за образец. Дело пошло гораздо легче. В день именин поздравление из двенадцати стихов было готово, и, сидя за столом в классной, я
переписывал его
на веленевую бумагу.
А Миша постепенно вызывал чувство неприязни к нему. Молчаливый, скромный юноша не давал явных поводов для неприязни, он быстро и аккуратно убирал комнаты, стирал пыль не хуже опытной и чистоплотной горничной,
переписывал бумаги почти без ошибок, бегал в суд, в магазины,
на почту,
на вопросы отвечал с предельной точностью. В свободные минуты сидел в прихожей
на стуле у окна, сгибаясь над книгой.
— Меня? Разве я за настроения моего поверенного ответственна? Я говорю в твоих интересах. И — вот что, — сказала она, натягивая перчатку
на пальцы левой руки, — ты возьми-ка себе Мишку, он тебе и комнаты приберет и книги будет в порядке держать, — не хочешь обедать с Валентином — обед подаст. Да заставил бы его и бумаги
переписывать, — почерк у него — хороший. А мальчишка он — скромный, мечтатель только.
Когда мы возвратились к Вере Павловне, она и ее муж объяснили мне, что это вовсе не удивительно. Между прочим, Кирсанов тогда написал мне для примера небольшой расчет
на лоскутке бумаги, который уцелел между страниц моего дневника. Я
перепишу тебе его; но прежде еще несколько слов.
Но я торопливо хватаю первое, удобное для моей цели, что попалось под руку, — попалась салфетка, потому что я,
переписав письмо отставного студента, сел завтракать — итак, я схватываю салфетку и затыкаю ему рот: «Ну, знаешь, так и знай; что ж орать
на весь город?»
Покамест собирался он
переписать мою подорожную, я смотрел
на его седину,
на глубокие морщины давно не бритого лица,
на сгорбленную спину — и не мог надивиться, как три или четыре года могли превратить бодрого мужчину в хилого старика.
Там, где-то в закоптелых канцеляриях, через которые мы спешим пройти, обтерханные люди пишут — пишут
на серой бумаге,
переписывают на гербовую, и лица, семьи, целые деревни обижены, испуганы, разорены.
Он после этого стал носить мне мелко переписанные и очень затертые тетрадки стихов Пушкина «Ода
на свободу», «Кинжал», «Думы» Рылеева; я их
переписывал тайком… (а теперь печатаю явно!).
Но Белинский
на другой день прислал мне их с запиской, в которой писал: «Вели, пожалуйста,
переписать сплошь, не отмечая стихов, я тогда с охотой прочту, а теперь мне все мешает мысль, что это стихи».
— А мой совет таков: старый-то муж лучше. Любить будет. Он и детей для молодой жены проклянёт, и именье
на жену
перепишет.
Брат
на время забросил даже чтение. Он достал у кого-то несколько номеров трубниковской газеты, перечитал их от доски до доски, затем запасся почтовой бумагой, обдумывал, строчил, перемарывал, считал буквы и строчки, чтобы втиснуть написанное в рамки газетной корреспонденции, и через несколько дней упорной работы мне пришлось
переписывать новое произведение брата. Начиналось оно словами...
Переписывая жителей, я встретил 8 человек, которые прибыли
на Сахалин до 1870 г., а один из них прислан даже в 1866 г.
У меня здесь часть Паскаля, доставшаяся
на мою долю
переписать, — рукописи с нашими помарками никто, кроме нас, не поймет.
Или сами (или кто-нибудь четко пишущий)
перепишите мне с пробелами один экземпляр для могущих быть дополнений, только, пожалуйста, без ошибок. Мне уже наскучила корректура над собственноручным своим изданием. Когда буду в Москве,
на первом листе напишу несколько строк; велите переплетчику в начале вашей книги прибавить лист… [Лист — для посвящения Е. И. Якушкину Записок о Пушкине (вопроизведен здесь автотипически, стр. 40).]
Письмо это было написано по-французски, а как Белоярцев не умел свободно справляться с этим языком, то его читала и переводила Каверина. Ее же Белоярцев просил перевести
на французский язык и
переписать составленный им ответ. Ответ этот был нарочито велик, полон умных слов и самых курьезных советов.
Окончив допрашивать,
переписывать и ругать скверными словами кучу оборванцев, забранных ночью для вытрезвления и теперь отправляемых по своим участкам, он откинулся
на спинку дивана, заложил руки за шею и так крепко потянулся всей своей огромной богатырской фигурой, что у него затрещали все связки и суставы.
Вихров хотел для этого взять какого-нибудь молоденького семинаристика от приходу, какового и поручил отыскать Кирьяну, но тот
на другой же день, придя к нему, объявил, что мальчиков-семинаристов теперь нет у прихода, потому что все они в училище учатся, а вот тут дьякон-расстрига берется
переписывать.
Дома и лавки
на свое имя
переписала, капитал тоже к рукам прибрала.
Потом показал ей свои «записи» и говорил — кажется, очень хорошо — о красоте квадрата, куба, прямой. Она так очаровательно-розово слушала — и вдруг из синих глаз слеза, другая, третья — прямо
на раскрытую страницу (стр. 7‑я). Чернила расплылись. Ну вот, придется
переписывать.
Генерал Туркевич заставлял его иногда
переписывать набело сочиняемые самим Туркевичем прошения и кляузы для обывателей или же шуточные пасквили, которые потом развешивал
на фонарных столбах.
Заговора, разумеется, никакого не было; но чины тайной и явной полиции старательно принялись за разыскивание всех нитей несуществовавшего заговора и добросовестно заслуживали свое жалованье и содержание: вставая рано утром, в темноте, делали обыск за обыском,
переписывали бумаги, книги, читали дневники, частные письма, делали из них
на прекрасной бумаге прекрасным почерком экстракты и много раз допрашивали Турчанинову и делали ей очные ставки, желая выведать у нее имена ее сообщников.
Бобров. Нельзя было — дела; дела — это уж важнее всего; я и то уж от начальства выговор получил; давеча секретарь говорит: «У тебя, говорит,
на уме только панталоны, так ты у меня смотри». Вот какую кучу
переписать задал.
Отец рубля три в месяц высылает,
переписывать рубля
на два достаю, по десяти копеек с листа, да и то почти насильно выклянчил.
Как нарочно все случилось: этот благодетель мой, здоровый как бык, вдруг ни с того ни с сего помирает, и пока еще он был жив, хоть скудно, но все-таки совесть заставляла его оплачивать мой стол и квартиру, а тут и того не стало: за какой-нибудь полтинник должен был я бегать
на уроки с одного конца Москвы
на другой, и то слава богу, когда еще было под руками; но проходили месяцы, когда сидел я без обеда, в холодной комнате, брался
переписывать по гривеннику с листа, чтоб иметь возможность купить две — три булки в день.
Часто заря заставала его над какой-нибудь элегией. Все часы, проводимые не у Любецких, посвящались творчеству. Он напишет стихотворение и прочтет его Наденьке; та
перепишет на хорошенькой бумажке и выучит, и он «познал высшее блаженство поэта — слышать свое произведение из милых уст».
Эти два слова были написаны так криво и неровно, что я долго думал: не
переписать ли? и долго мучился, глядя
на разорванное расписание и это уродливое заглавие.
Она рассказала, что ее отец, известный
на Дону педагог, теперь уже живущий
на пенсии, еще будучи студентом и учителем в станице, много работал по собиранию материала о Стеньке Разине, и если я позволю ей
переписать это стихотворение для ее отца, то доставлю ему нескончаемое удовольствие.
Свидание с жандармским полковником
на этом кончилось. Затем Катрин
переписала с заготовленных для нее Тулузовым вчерне писем беловые, которые он и разнес по принадлежности.
Собственно
на любви к детям и была основана дружба двух этих старых холостяков; весь остальной день они сообща обдумывали, как оформить затеянное Тулузовым дело, потом сочиняли и
переписывали долженствующее быть посланным донесение в Петербург, в котором главным образом ходатайствовалось, чтобы господин Тулузов был награжден владимирским крестом, с пояснением, что если он не получит столь желаемой им награды, то это может отвратить как его, так и других лиц от дальнейших пожертвований; но когда правительство явит от себя столь щедрую милость, то приношения
на этот предмет потекут к нему со всех концов России.
На следующей неделе Марфины получили еще письмо, уже из Москвы, от Аггея Никитича Зверева, которое очень порадовало Егора Егорыча. Не было никакого сомнения, что Аггей Никитич долго сочинял свое послание и весьма тщательно
переписал его своим красивым почерком. Оно у него вышло несколько витиевато, и витиевато не в хорошем значении этого слова; орфография у майора местами тоже хромала. Аггей Никитич писал...
— Она! именно она! И все Порфишке-кровопивцу передает! Сказывают, что у него и лошади в хомутах целый день стоят,
на случай, ежели брат отходить начнет! И представьте,
на днях она даже мебель, вещи, посуду — всё
переписала:
на случай, дескать, чтобы не пропало чего! Это она нас-то, нас-то воровками представить хочет!
— А, Прокофьев! Елкин тоже, это ты, Алмазов… Становитесь, становитесь сюда, в кучку, — говорил нам майор каким-то уторопленным, но мягким голосом, ласково
на нас поглядывая. — М-цкий, ты тоже здесь… вот и
переписать. Дятлов! Сейчас же
переписать всех довольных особо и всех недовольных особо, всех до единого, и бумагу ко мне. Я всех вас представлю… под суд! Я вас, мошенники!
Мы ходили,
переписывали бумаги, даже почерк наш стал совершенствоваться, как вдруг от высшего начальства последовало немедленное повеление поворотить нас
на прежние работы: кто-то уж успел донести!
Гулять
на улицу меня не пускали, да и некогда было гулять, — работа все росла; теперь, кроме обычного труда за горничную, дворника и «мальчика
на посылках», я должен был ежедневно набивать гвоздями
на широкие доски коленкор, наклеивать
на него чертежи,
переписывать сметы строительных работ хозяина, проверять счета подрядчиков, — хозяин работал с утра до ночи, как машина.
— Сейчас я получил сведение, что в Орехово-Зуеве,
на Морозовской фабрике, был вчера пожар, сгорели в казарме люди, а хозяева и полиция заминают дело, чтоб не отвечать и не платить пострадавшим. Вали сейчас
на поезд, разузнай досконально все,
перепиши поименно погибших и пострадавших… да смотри, чтоб точно все. Ну да ты сделаешь… вот тебе деньги, и никому ни слова…
Соня(стоя
на коленях, оборачивается к отцу; нервно, сквозь слезы).Надо быть милосердным, папа! Я и дядя Ваня так несчастны! (Сдерживая отчаяние.) Надо быть милосердным! Вспомни, когда ты был помоложе, дядя Ваня и бабушка по ночам переводили для тебя книги,
переписывали твои бумаги… все ночи, все ночи! Я и дядя Ваня работали без отдыха, боялись потратить
на себя копейку и всё посылали тебе… Мы не ели даром хлеба! Я говорю не то, не то я говорю, но ты должен понять нас, папа. Надо быть милосердным!
Поезд отходит через два часа, в одиннадцать ночи. Пошел в «Славянский базар» поесть да с Лубянской площади вдруг и повернул
на Солянку. Думаю: зайду
на Хиву, в «вагончик», где я жил, угощу старых приятелей и прямо
на курьерский, еще успею. А
на другой день проснулся
на нарах в одной рубашке… Друзья подпустили ко мне в водку «малинки». Даже сапог и шпор не оставили… Как рак мели. Теперь
переписываю пьесы — и счастлив.
Раз прожил
на Хиве полгода, тоже пьесы
переписывал.
Жадов. Переписывать-то? Нет уж, я слуга покорный!
На это у вас есть чиновники способнее меня.
— Не
на чем… Одиннадцать тысяч шестьсот за тобой… Ты вот что:
перепиши мне векселя
на пятнадцать, уплати проценты с этой суммы вперед… а в обеспечение я с тебя закладную
на две твои баржи возьму…
Я писал декорации,
переписывал роли, суфлировал, гримировал, и
на меня было возложено также устройство разных эффектов вроде грома, пения соловья и т. п.
Глумов. Все тот же гусар, племянничек его, Курчаев. Эту картинку надо убрать
на всякий случай. (Прячет ее.) Вся беда в том, что Мамаев не любит родственников. У него человек тридцать племянников, из них он выбирает одного и в пользу его завещание пишет, а другие уж и не показывайся. Надоест любимец, он его прогонит и возьмет другого, и сейчас же завещание
перепишет. Вот теперь у него в милости этот Курчаев.
Зная такую привычку Боброва, кадеты подшутили над своим «дедушкой» шутку: они
переписали «Кулакиаду»
на такой самый лист бумаги,
на каком у Андрея Петровича писались рапорты по начальству, и, сложив лист тем же форматом, как складывал Бобров свои рапорты, кадеты всунули рылеевское стихотворение в треуголку Боброва, а рапорт о «благополучии» вынули и спрятали.
Добрый Аполлон, несмотря
на свои занятия, продолжал восхищаться моими чуть не ежедневными стихотворениями и тщательно
переписывал их.
Заметивши, что желудок начинал пучиться, вставал из-за стола, вынимал баночку с чернилами и
переписывал бумаги, принесенные
на дом.
— Что, ведь недурно?.. Ну, а ваше баронство, вы, я думаю,
переписали акростихов всякого рода: и к Катенькам, и к Машенькам, и к Лизанькам — ко всему женскому календарю. Нынче, впрочем, я очень начал любить Перепетую, потому что имя это носит драгоценная для меня особа, собственно моя тетка.
На днях дала триста рублей взаймы. Что же вы трубки не курите? Малый, дай трубку, вычисти хорошенько, горячей водой промой, знаешь!.. Люблю я вас, Александр Сергеич, ей-богу, славный вы человек!
Павел в это время под диктовку Масурова
переписывал какую-то бумагу в соседней комнате, и когда он вошел, то заметил
на лицах обоих собеседников сильное волнение; видно было, что они о чем-то говорили, но при его появлении замолчали, и потом Бахтиаров, чем-то расстроенный, тотчас же уехал, а Лизавета Васильевна, ссылаясь
на обыкновенную свою болезнь — головную боль, улеглась в постель.