Неточные совпадения
Однако Клима Лавина
Крестьяне полупьяные
Уважили: «Качать его!»
И ну качать… «Ура!»
Потом вдову Терентьевну
С Гаврилкой, малолеточком,
Клим посадил рядком
И жениха с невестою
Поздравил! Подурачились
Досыта мужики.
Приели все, все припили,
Что
господа оставили,
И только поздним вечером
В деревню прибрели.
Домашние их встретили
Известьем неожиданным:
Скончался старый князь!
«Как так?» — Из лодки вынесли
Его уж бездыханного —
Хватил второй удар...
Подумавши,
оставилиМеня бурмистром: правлю я
Делами и теперь.
А перед старым
бариномБурмистром Климку на́звали,
Пускай его! По
баринуБурмистр! перед Последышем
Последний человек!
У Клима совесть глиняна,
А бородища Минина,
Посмотришь, так подумаешь,
Что не найти крестьянина
Степенней и трезвей.
Наследники построили
Кафтан ему: одел его —
И сделался Клим Яковлич
Из Климки бесшабашного
Бурмистр первейший сорт.
Несмотря на то, что снаружи еще доделывали карнизы и в нижнем этаже красили, в верхнем уже почти всё было отделано. Пройдя по широкой чугунной лестнице на площадку, они вошли в первую большую комнату. Стены были оштукатурены под мрамор, огромные цельные окна были уже вставлены, только паркетный пол был еще не кончен, и столяры, строгавшие поднятый квадрат,
оставили работу, чтобы, сняв тесемки, придерживавшие их волоса, поздороваться с
господами.
Элегантный слуга с бакенбардами, неоднократно жаловавшийся своим знакомым на слабость своих нерв, так испугался, увидав лежавшего на полу
господина, что
оставил его истекать кровью и убежал за помощью. Через час Варя, жена брата, приехала и с помощью трех явившихся докторов, за которыми она послала во все стороны и которые приехали в одно время, уложила раненого на постель и осталась у него ходить за ним.
Наконец толстый, послуживши Богу и государю, заслуживши всеобщее уважение,
оставляет службу, перебирается и делается помещиком, славным русским
барином, хлебосолом, и живет, и хорошо живет.
Собакевич,
оставив без всякого внимания все эти мелочи, пристроился к осетру, и, покамест те пили, разговаривали и ели, он в четверть часа с небольшим доехал его всего, так что когда полицеймейстер вспомнил было о нем и, сказавши: «А каково вам,
господа, покажется вот это произведенье природы?» — подошел было к нему с вилкою вместе с другими, то увидел, что от произведенья природы оставался всего один хвост; а Собакевич пришипился так, как будто и не он, и, подошедши к тарелке, которая была подальше прочих, тыкал вилкою в какую-то сушеную маленькую рыбку.
Да
оставь я иного-то
господина совсем одного: не бери я его и не беспокой, но чтоб знал он каждый час и каждую минуту, или по крайней мере подозревал, что я все знаю, всю подноготную, и денно и нощно слежу за ним, неусыпно его сторожу, и будь он у меня сознательно под вечным подозрением и страхом, так ведь, ей-богу, закружится, право-с, сам придет, да, пожалуй, еще и наделает чего-нибудь, что уже на дважды два походить будет, так сказать, математический вид будет иметь, — оно и приятно-с.
Он на минуту
оставил девочку и подошел к
господину.
Паратов. Что за прелесть! Каков тон,
господа! (Робинзону.)
Оставь ты эту вашу скверную привычку бросать порядочное общество для трактира.
— Эх, батюшка Петр Андреич! — отвечал он с глубоким вздохом. — Сержусь-то я на самого себя; сам я кругом виноват. Как мне было
оставлять тебя одного в трактире! Что делать? Грех попутал: вздумал забрести к дьячихе, повидаться с кумою. Так-то: зашел к куме, да засел в тюрьме. Беда да и только! Как покажусь я на глаза
господам? что скажут они, как узнают, что дитя пьет и играет.
— Отпусти человека, — сказал рабочему старик в нагольном полушубке. — Вы,
господин, идите, что вам тут? — равнодушно предложил он Самгину, взяв рабочего за руки. —
Оставь, Миша, видишь — испугался человек…
Злой холоп!
Окончишь ли допрос нелепый?
Повремени: дай лечь мне в гроб,
Тогда ступай себе с Мазепой
Мое наследие считать
Окровавленными перстами,
Мои подвалы разрывать,
Рубить и жечь сады с домами.
С собой возьмите дочь мою;
Она сама вам всё расскажет,
Сама все клады вам укажет;
Но ради
господа молю,
Теперь
оставь меня в покое.
(Сделаю здесь необходимое нотабене: если бы случилось, что мать пережила
господина Версилова, то осталась бы буквально без гроша на старости лет, когда б не эти три тысячи Макара Ивановича, давно уже удвоенные процентами и которые он
оставил ей все целиком, до последнего рубля, в прошлом году, по духовному завещанию. Он предугадал Версилова даже в то еще время.)
— А Катерина Николаевна опять в свет «ударилась», праздник за праздником, совсем блистает; говорят, все даже придворные влюблены в нее… а с
господином Бьорингом все совсем
оставили, и не бывать свадьбе; все про то утверждают… с того самого будто бы разу.
— Долго рассказывать… А отчасти моя идея именно в том, чтоб
оставили меня в покое. Пока у меня есть два рубля, я хочу жить один, ни от кого не зависеть (не беспокойтесь, я знаю возражения) и ничего не делать, — даже для того великого будущего человечества, работать на которого приглашали
господина Крафта. Личная свобода, то есть моя собственная-с, на первом плане, а дальше знать ничего не хочу.
Был я тверд и жесток, и тягости налагал, но мню, что за скорби и странствия предстоящие не
оставит без воздаяния
Господь, ибо
оставить все сие есть немалый крест и немалая скорбь».
Мама стала просить их обоих «не
оставить сиротки, все равно он что сиротка теперь, окажите благодеяние ваше…» — и она со слезами на глазах поклонилась им обоим, каждому раздельно, каждому глубоким поклоном, именно как кланяются «из простых», когда приходят просить о чем-нибудь важных
господ.
— Милости просим от всего сердца, — ответил игумен. —
Господа! Позволю ли себе, — прибавил он вдруг, — просить вас от всей души,
оставив случайные распри ваши, сойтись в любви и родственном согласии, с молитвой ко
Господу, за смиренною трапезою нашей…
— Вообще эту тему я опять прошу позволения
оставить, — повторил Петр Александрович, — а вместо того я вам расскажу,
господа, другой анекдот о самом Иване Федоровиче, интереснейший и характернейший.
— Простите,
господа, что
оставляю вас пока на несколько лишь минут, — проговорил он, обращаясь ко всем посетителям, — но меня ждут еще раньше вашего прибывшие. А вы все-таки не лгите, — прибавил он, обратившись к Федору Павловичу с веселым лицом.
«Ну, а обложка денег, а разорванный на полу пакет?» Давеча, когда обвинитель, говоря об этом пакете, изложил чрезвычайно тонкое соображение свое о том, что
оставить его на полу мог именно вор непривычный, именно такой, как Карамазов, а совсем уже не Смердяков, который бы ни за что не
оставил на себя такую улику, — давеча,
господа присяжные, я, слушая, вдруг почувствовал, что слышу что-то чрезвычайно знакомое.
Я вас спрашиваю,
господа присяжные, поступил ли бы так Смердяков,
оставил ли бы он конверт на полу?
Признаюсь,
господа присяжные заседатели, — присовокупил Ипполит Кириллович, — я даже до сегодня колебался
оставить за подсудимым полное и сознательное преднамерение напрашивавшегося к нему преступления.
Господа,
оставим психологию,
оставим медицину,
оставим даже самую логику, обратимся лишь к фактам, к одним только фактам, и посмотрим, что скажут нам факты.
— А кому же как не ему и быть у нас
господином, — прервала Егоровна. — Напрасно Кирила Петрович и горячится. Не на робкого напал: мой соколик и сам за себя постоит, да и, бог даст, благодетели его не
оставят. Больно спесив Кирила Петрович! а небось поджал хвост, когда Гришка мой закричал ему: вон, старый пес! — долой со двора!
Все неповрежденные с отвращением услышали эту фразу. По счастию, остроумный статистик Андросов выручил кровожадного певца; он вскочил с своего стула, схватил десертный ножик и сказал: «
Господа, извините меня, я вас
оставлю на минуту; мне пришло в голову, что хозяин моего дома, старик настройщик Диц — немец, я сбегаю его прирезать и сейчас возвращусь».
Драгун погрозил ему пистолетом, да, видно, он не был заряжен;
барин сам видел и закричал ему: «
Оставь лошадь, не твое дело».
— Нет,
господа! этого дела нельзя
оставлять! надо у Петра Дормидонтыча досконально выпытать!
Но, кроме того, ежели верить в новоявленные фантазии, то придется веру в Святое писание
оставить. А в Писании именно сказано: рабы!
господам повинуйтесь! И у Авраама, и у прочих патриархов были рабы, а они сумели же угодить Богу. Неужто, в самом деле, ради пустой похвальбы дозволительно и веру нарушить, и заветы отцов на поруганье отдать? Для чего? для того, чтоб стремглав кинуться в зияющую пучину, в которой все темно, все неизвестно?
— Слава Богу, не
оставил меня Царь Небесный своей милостью! — говорила она, умирая, — родилась рабой, жизнь прожила рабой у
господ, а теперь, ежели сподобит всевышний батюшка умереть — на веки вечные останусь… Божьей рабой!
Мы почему-то думали, что мать Антося приехала в Гарный Луг в карете, что время родов застигла ее у Гапкиной хаты, что ее высадили какие-то таинственные
господа, которые затем увезли ее дальше,
оставив Гапке Антося, денег на его содержание и разные обещания.
— Извините,
господа, — сказала она, обращаясь к гостям. — Я вас на время
оставлю одних.
— На месте редактора я бы не напечатал; что же касается вообще до записок очевидцев, то поверят скорее грубому лгуну, но забавнику, чем человеку достойному и заслуженному. Я знаю некоторые записки о двенадцатом годе, которые… Я принял решение, князь; я
оставляю этот дом, — дом
господина Лебедева.
— Верите ли вы, — вдруг обратилась капитанша к князю, — верите ли вы, что этот бесстыдный человек не пощадил моих сиротских детей! Всё ограбил, всё перетаскал, всё продал и заложил, ничего не
оставил. Что я с твоими заемными письмами делать буду, хитрый и бессовестный ты человек? Отвечай, хитрец, отвечай мне, ненасытное сердце: чем, чем я накормлю моих сиротских детей? Вот появляется пьяный и на ногах не стоит… Чем прогневала я
господа бога, гнусный и безобразный хитрец, отвечай?
—
Господа! — крикнула она студентам, войдя в комнату сына. — Вы видели, что было с Сережей? За это я вам обязана: вчера была сходка, а сегодня арестант. Прошу вас
оставить мой дом.
—
Оставь меня в покое, Лихонин. По-моему,
господа, это прямое и явное свинство — то, что вы собираетесь сделать. Кажется, так чудесно, мило и просто провели время,так нет, вам непременно надо, как пьяным скотам, полезть в помойную яму. Не поеду я.
—
Оставили,
господа! — сказал он товарищам, возвратясь в класс.
— Зачем? — возразил тот. — Он ужинать
оставлял! У этаких
господ ужин всегда бывает отличный.
Вихров дал ей денег и съездил как-то механически к
господам, у которых дроги, — сказал им, что надо, и возвратился опять в свое Воздвиженское. Лежащая на столе, вся в белом и в цветах, Клеопатра Петровна ни на минуту не
оставляла его воображения. На другой день он опять как-то машинально поехал на вынос тела и застал, что священники были уже в домике, а на дворе стояла целая гурьба соборных певчих. Катишь желала как можно параднее похоронить свою подругу. Гроб она также заказала пренарядный.
— Строжайшее. Сие почтенное лицо, также и семейство его уже посажены в острог, так как от
господина губернатора стало требовать того дворянство, а также небезопасно было
оставлять их в доме и от простого народу, ибо чернь была крайне раздражена и могла бы их живых растерзать на части.
—
Оставь этого
господина!
— Позвольте!
оставим, капитан, эпизоды! — вступился Колотов, — и будем заниматься предметом нашей конференции. Итак, вы говорите, что
господин Парначев этим поступком сильно вас оскорбил?
А"кандауровский
барин"между тем плюет себе в потолок и думает, что это ему пройдет даром. Как бы не так! Еще счастлив твой бог, что начальство за тебя заступилось,"поступков ожидать"велело, а то быть бы бычку на веревочке! Да и тут ты не совсем отобоярился, а вынужден был в Петербург удирать! Ты надеялся всю жизнь в Кандауровке, в халате и в туфлях, изжить, ни одного потолка неисплеванным не
оставить — ан нет! Одевайся, обувайся, надевай сапоги и кати, неведомо зачем, в Петербург!
— Очень рад-с! очень рад-с! — ответил губернатор, — очень рад видеть, что
господа дворяне
оставляют прежние рутинные пути и выказывают дух предприимчивости, этот, так сказать, нерв…
— Стало быть, перепустили маленько. А вы,
господа, не всё зараз. Посрамословьте малость, да и на завтра что-нибудь
оставьте! Дней-то ведь впереди много у бога!
—
Господа, ради Бога,
оставьте: это страшно, — сказал он с тоскою.
Из школы молодой Покровский поступил в какую-то гимназию и потом в университет.
Господин Быков, весьма часто приезжавший в Петербург, и тут не
оставил его своим покровительством. За расстроенным здоровьем своим Покровский не мог продолжать занятий своих в университете.
Господин Быков познакомил его с Анной Федоровной, сам рекомендовал его, и, таким образом, молодой Покровский был принят на хлебы с уговором учить Сашу всему, чему ни потребуется.
— Помилуйте, матушка Мавра Кузьмовна, — взмолился Половников, — что ж, значит, я перед
господином чиновником могу?.. если бы я теперича сказать что-нибудь от себя возможность имел, так и то, значит, меня бы в шею отселе вытолкали, потому как мое дело молчать, а не говорить… рассудите же вы, матушка, за что ж я, не будучи, можно сказать, вашему делу причинен, из-за него свою жизнь терять должон… ведь я, все одно, тамгу свою
господину чиновнику
оставлю.
Забиякин (Живновскому). И представьте себе, до сих пор не могу добиться никакого удовлетворения. Уж сколько раз обращался я к
господину полицеймейстеру; наконец даже говорю ему: «Что ж, говорю, Иван Карлыч, справедливости-то, видно, на небесах искать нужно?» (Вздыхает.) И что же-с? он же меня, за дерзость, едва при полиции не заарестовал! Однако, согласитесь сами, могу ли я
оставить это втуне! Еще если бы честь моя не была оскорблена, конечно, по долгу християнина, я мог бы, я даже должен бы был простить…
"Любезный Филоверитов, — говорит он мне, — у такого-то
господина NN нос очень длинен; это нарушает симметрию администрации, а потому нельзя ли, carissimo… [дражайший (итал.).]"И я лечу исполнить приказание моего начальника, я впиваюсь когтями и зубами в ненавистного ему субъекта и до тех пор не
оставляю его, пока жертва не падает к моим ногам, изгрызенная и бездыханная.