Неточные совпадения
Стародум. Как! А разве тот счастлив, кто счастлив один? Знай, что, как бы он знатен ни был, душа его прямого удовольствия
не вкушает. Вообрази себе человека, который бы всю свою знатность устремил на то только, чтоб ему одному было хорошо, который бы и достиг уже до того, чтоб самому ему ничего желать
не оставалось. Ведь тогда вся душа его занялась бы одним чувством, одною боязнию: рано или
поздно сверзиться. Скажи ж, мой друг, счастлив ли тот, кому нечего желать, а лишь есть чего бояться?
Но торжество «вольной немки» приходило к концу само собою. Ночью, едва успела она сомкнуть глаза, как услышала на улице подозрительный шум и сразу поняла, что все для нее кончено. В одной рубашке, босая, бросилась она к окну, чтобы, по крайней мере, избежать позора и
не быть посаженной, подобно Клемантинке, в клетку, но было уже
поздно.
Тем
не менее нет никакого повода сомневаться, что Беневоленский рано или
поздно привел бы в исполнение свое намерение, но в это время над ним уже нависли тучи.
Кити покраснела. Она думала, что она одна поняла, зачем он приезжал и отчего
не вошел. «Он был у нас, — думала она, — и
не застал и подумал, я здесь; но
не вошел, оттого что думал —
поздно, и Анна здесь».
Левин потерял всякое сознание времени и решительно
не знал,
поздно или рано теперь.
Проснувшись
поздно на другой день после скачек, Вронский,
не бреясь и
не купаясь, оделся в китель и, разложив на столе деньги, счеты, письма, принялся за работу. Петрицкий, зная, что в таком положении он бывал сердит, проснувшись и увидав товарища за письменным столом, тихо оделся и вышел,
не мешая ему.
Зачем, когда в душе у нее была буря, и она чувствовала, что стоит на повороте жизни, который может иметь ужасные последствия, зачем ей в эту минуту надо было притворяться пред чужим человеком, который рано или
поздно узнает же всё, — она
не знала; но, тотчас же смирив в себе внутреннюю бурю, она села и стала говорить с гостем.
Доктор еще
не вставал, и лакей сказал, что «
поздно легли и
не приказали будить, а встанут скоро».
Анна готовилась к этому свиданью, думала о том, чтò она скажет ему, но она ничего из этого
не успела сказать: его страсть охватила ее. Она хотела утишить его, утишить себя, но уже было
поздно. Его чувство сообщилось ей. Губы ее дрожали так, что долго она
не могла ничего говорить.
Княгиня Щербацкая находила, что сделать свадьбу до поста, до которого оставалось пять недель, было невозможно, так как половина приданого
не могла поспеть к этому времени; но она
не могла
не согласиться с Левиным, что после поста было бы уже и слишком
поздно, так как старая родная тетка князя Щербацкого была очень больна и могла скоро умереть, и тогда траур задержал бы еще свадьбу.
«А ничего, так tant pis», подумал он, опять похолодев, повернулся и пошел. Выходя, он в зеркало увидал ее лицо, бледное, с дрожащими губами. Он и хотел остановиться и сказать ей утешительное слово, но ноги вынесли его из комнаты, прежде чем он придумал, что сказать. Целый этот день он провел вне дома, и, когда приехал
поздно вечером, девушка сказала ему, что у Анны Аркадьевны болит голова, и она просила
не входить к ней.
— Вы, кажется,
поздно приехали и
не слыхали лучшей арии, — сказала Анна Вронскому, насмешливо, как ему показалось, взглянув на него.
Он
не знал,
поздно ли, рано ли.
— Тяжела шапка Мономаха! — сказал ему шутя Степан Аркадьич, намекая, очевидно,
не на один разговор с княгиней, а на причину волнения Левина, которое он заметил. — Как ты нынче
поздно, Долли!
— Печорин был долго нездоров, исхудал, бедняжка; только никогда с этих пор мы
не говорили о Бэле: я видел, что ему будет неприятно, так зачем же? Месяца три спустя его назначили в е….й полк, и он уехал в Грузию. Мы с тех пор
не встречались, да, помнится, кто-то недавно мне говорил, что он возвратился в Россию, но в приказах по корпусу
не было. Впрочем, до нашего брата вести
поздно доходят.
Я лег на диван, завернувшись в шинель и оставив свечу на лежанке, скоро задремал и проспал бы спокойно, если б, уж очень
поздно, Максим Максимыч, взойдя в комнату,
не разбудил меня. Он бросил трубку на стол, стал ходить по комнате, шевырять в печи, наконец лег, но долго кашлял, плевал, ворочался…
Уже было
поздно и темно, когда я снова отворил окно и стал звать Максима Максимыча, говоря, что пора спать; он что-то пробормотал сквозь зубы; я повторил приглашение, — он ничего
не отвечал.
Но, или он
не услышал в самом деле, или прикинулся, что
не услышал, только это было нехорошо, ибо мнением дам нужно дорожить: в этом он и раскаялся, но уже после, стало быть
поздно.
„Так точно, — отвечаешь ты бойко, — я
не давал ему, потому что пришел домой
поздно, а отдал на подержание Антипу Прохорову, звонарю“.
Но здесь с победою поздравим
Татьяну милую мою
И в сторону свой путь направим,
Чтоб
не забыть, о ком пою…
Да кстати, здесь о том два слова:
Пою приятеля младого
И множество его причуд.
Благослови мой долгий труд,
О ты, эпическая муза!
И, верный посох мне вручив,
Не дай блуждать мне вкось и вкрив.
Довольно. С плеч долой обуза!
Я классицизму отдал честь:
Хоть
поздно, а вступленье есть.
Татьяна долго в келье модной
Как очарована стоит.
Но
поздно. Ветер встал холодный.
Темно в долине. Роща спит
Над отуманенной рекою;
Луна сокрылась за горою,
И пилигримке молодой
Пора, давно пора домой.
И Таня, скрыв свое волненье,
Не без того, чтоб
не вздохнуть,
Пускается в обратный путь.
Но прежде просит позволенья
Пустынный замок навещать,
Чтоб книжки здесь одной читать.
Весь вечер Ленский был рассеян,
То молчалив, то весел вновь;
Но тот, кто музою взлелеян,
Всегда таков: нахмуря бровь,
Садился он за клавикорды
И брал на них одни аккорды,
То, к Ольге взоры устремив,
Шептал:
не правда ль? я счастлив.
Но
поздно; время ехать. Сжалось
В нем сердце, полное тоской;
Прощаясь с девой молодой,
Оно как будто разрывалось.
Она глядит ему в лицо.
«Что с вами?» — «Так». — И на крыльцо.
Он мог бы чувства обнаружить,
А
не щетиниться, как зверь;
Он должен был обезоружить
Младое сердце. «Но теперь
Уж
поздно; время улетело…
К тому ж — он мыслит — в это дело
Вмешался старый дуэлист;
Он зол, он сплетник, он речист…
Конечно, быть должно презренье
Ценой его забавных слов,
Но шепот, хохотня глупцов…»
И вот общественное мненье!
Пружина чести, наш кумир!
И вот на чем вертится мир!
Набегавшись досыта, сидишь, бывало, за чайным столом, на своем высоком креслице; уже
поздно, давно выпил свою чашку молока с сахаром, сон смыкает глаза, но
не трогаешься с места, сидишь и слушаешь.
— Нет уж, брат Родя,
не противься, потом
поздно будет; да и я всю ночь
не засну, потому без мерки, наугад покупал.
— Видемши я, — начал мещанин, — что дворники с моих слов идти
не хотят, потому, говорят, уже
поздно, а пожалуй, еще осерчает, что тем часом
не пришли, стало мне обидно, и сна решился, и стал узнавать.
—
Поздно, пора. Я сейчас иду предавать себя. Но я
не знаю, для чего я иду предавать себя.
— Софья Семеновна
не воротится до ночи. Я так полагаю. Она должна была прийти очень скоро, если же нет, то уж очень
поздно…
Он проснулся на другой день уже
поздно, после тревожного сна, но сон
не подкрепил его.
— Сайку я тебе сею минутою принесу, а
не хошь ли вместо колбасы-то щей? Хорошие щи, вчерашние. Еще вчера тебе оставила, да ты пришел
поздно. Хорошие щи.
— Я
поздно… Одиннадцать часов есть? — спросил он, все еще
не подымая на нее глаз.
Про Мышку бедную тут
поздно вспомнил он,
Что бы помочь она ему сумела,
Что сеть бы от её зубов
не уцелела,
И что его своя кичливость съела.
Лариса. Нет,
не все равно. Вы меня увезли от жениха; маменька видела, как мы уехали — она
не будет беспокоиться, как бы мы
поздно ни возвратились… Она покойна, она уверена в вас, она только будет ждать нас, ждать… чтоб благословить. Я должна или приехать с вами, или совсем
не являться домой.
Лариса. Разумеется, если б явился Сергей Сергеич и был свободен, так довольно одного его взгляда… Успокойтесь, он
не явился, а теперь хоть и явится, так уж
поздно. Вероятно, мы никогда и
не увидимся более.
Лариса.
Поздно. Я вас просила взять меня поскорей из цыганского табора, вы
не умели этого сделать; видно, мне жить и умереть в цыганском таборе.
Пугачев горько усмехнулся. «Нет, — отвечал он, —
поздно мне каяться. Для меня
не будет помилования. Буду продолжать, как начал. Как знать? Авось и удастся! Гришка Отрепьев ведь поцарствовал же над Москвою».
—
Поздно рассуждать, — отвечал я старику. — Я должен ехать, я
не могу
не ехать.
Не тужи, Савельич: бог милостив; авось увидимся! Смотри же,
не совестись и
не скупись. Покупай, что тебе будет нужно, хоть втридорога. Деньги эти я тебе дарю. Если через три дня я
не ворочусь…
Тут Иван Игнатьич заметил, что проговорился, и закусил язык. Но уже было
поздно. Василиса Егоровна принудила его во всем признаться, дав ему слово
не рассказывать о том никому.
— Это бы раньше надо сделать; а теперь, по-настоящему, и адский камень
не нужен. Если я заразился, так уж теперь
поздно.
— Прошедшего
не воротишь, Анна Сергеевна… а рано или
поздно это должно было случиться, следовательно, мне надобно уехать. Я понимаю только одно условие, при котором я бы мог остаться; но этому условию
не бывать никогда, ведь вы, извините мою дерзость,
не любите меня и
не полюбите никогда?
— Надеялась, — попраздную с тобою! А —
не вышло… Ты — иди. Уж очень я…
не в духе! И —
поздно уже. Иди, пожалуйста!
Самгин сел, пытаясь снять испачканный ботинок и боясь испачкать руки. Это напомнило ему Кутузова. Ботинок упрямо
не слезал с ноги, точно прирос к ней. В комнате сгущался кисловатый запах. Было уже очень
поздно, да и
не хотелось позвонить, чтоб пришел слуга, вытер пол.
Не хотелось видеть человека, все равно — какого.
— Общество, построенное на таких культурно различных единицах,
не может быть прочным. Десять миллионов негров Северной Америки, рано или
поздно, дадут себя знать.
«Ты много видел женщин и хочешь женщину, вот что, друг мой! Но лучше выпить вина.
Поздно,
не дадут…»
Для Клима наступило тяжелое время. Отношение к нему резко изменилось, и никто
не скрывал этого. Кутузов перестал прислушиваться к его скупым, тщательно обдуманным фразам, здоровался равнодушно, без улыбки. Брат с утра исчезал куда-то, являлся
поздно, усталый; он худел, становился неразговорчив, при встречах с Климом конфузливо усмехался. Когда Клим попробовал объясниться, Дмитрий тихо, но твердо сказал...
Он вышел от нее очень
поздно. Светила луна с той отчетливой ясностью, которая многое на земле обнажает как ненужное. Стеклянно хрустел сухой снег под ногами. Огромные дома смотрели друг на друга бельмами замороженных окон; у ворот — черные туши дежурных дворников; в пустоте неба заплуталось несколько звезд,
не очень ярких. Все ясно.
Вспоминая все это, Клим вдруг услышал в гостиной непонятный, торопливый шорох и тихий гул струн, как будто виолончель Ржиги, отдохнув, вспомнила свое пение вечером и теперь пыталась повторить его для самой себя. Эта мысль, необычная для Клима, мелькнув, уступила место испугу пред непонятным. Он прислушался: было ясно, что звуки родились в гостиной, а
не наверху, где иногда, даже
поздно ночью, Лидия тревожила струны рояля.
Самгин
не впервые подумал, что в этих крепко построенных домах живут скучноватые, но, в сущности, неглупые люди, живут недолго, лет шестьдесят, начинают думать
поздно и за всю жизнь
не ставят пред собою вопросов — божество или человечество, вопросов о достоверности знания, о…
Было уже очень
поздно. На пустынной улице застыл холодный туман,
не решаясь обратиться в снег или в дождь. В тумане висели пузыри фонарей, окруженные мутноватым радужным сиянием, оно тоже застыло. Кое-где среди черных окон поблескивали желтые пятна огней.
— Что ж кричать? — печально качая голым черепом и вздыхая тяжко, спросил адвокат Вишняков, театрал и шахматист. —
Поздно кричать, — ответил он сам себе и широко развел руки. — Всё разрушается, всё! Клим Иванович замечательно правильно указал, что Русь — глиняный горшок, в котором кипят, но
не могут свариться разнообразные, несоединимые…