Неточные совпадения
И долго Гриша берегом
Бродил,
волнуясь, думая,
Покуда песней новою
Не утолил натруженной,
Горящей головы.
Глупов закипал.
Не видя несколько дней сряду градоначальника, граждане
волновались и, нимало
не стесняясь, обвиняли помощника градоначальника и старшего квартального в растрате казенного имущества. По городу безнаказанно бродили юродивые и блаженные и предсказывали народу всякие бедствия. Какой-то Мишка Возгрявый уверял, что он имел ночью сонное видение, в котором явился к нему муж грозен и облаком пресветлым одеян.
— Теперь вас
не удержишь…. Отношения твои и
не могли зайти дальше, чем должно; я бы сама вызвала его. Впрочем, тебе, моя душа,
не годится
волноваться. Пожалуйста, помни это и успокойся.
Михайлов
волновался, но
не умел ничего сказать в защиту своей мысли.
—
Не нужно, — отвечал Англичанин. — Пожалуйста,
не говорите громко. Лошадь
волнуется, — прибавил он, кивая головою на запертый денник, пред которым они стояли и где слышалась перестановка ног по соломе.
— О, прекрасно! Mariette говорит, что он был мил очень и… я должен тебя огорчить…
не скучал о тебе,
не так, как твой муж. Но еще раз merci, мой друг, что подарила мне день. Наш милый самовар будет в восторге. (Самоваром он называл знаменитую графиню Лидию Ивановну, за то что она всегда и обо всем
волновалась и горячилась.) Она о тебе спрашивала. И знаешь, если я смею советовать, ты бы съездила к ней нынче. Ведь у ней обо всем болит сердце. Теперь она, кроме всех своих хлопот, занята примирением Облонских.
Было то время года, перевал лета, когда урожай нынешнего года уже определился, когда начинаются заботы о посеве будущего года и подошли покосы, когда рожь вся выколосилась и, серо зеленая,
не налитым, еще легким колосом
волнуется по ветру, когда зеленые овсы, с раскиданными по ним кустами желтой травы, неровно выкидываются по поздним посевам, когда ранняя гречиха уже лопушится, скрывая землю, когда убитые в камень скотиной пары́ с оставленными дорогами, которые
не берет соха, вспаханы до половины; когда присохшие вывезенные кучи навоза пахнут по зарям вместе с медовыми травами, и на низах, ожидая косы, стоят сплошным морем береженые луга с чернеющимися кучами стеблей выполонного щавельника.
Она посмотрела на меня пристально, покачала головой — и опять впала в задумчивость: явно было, что ей хотелось что-то сказать, но она
не знала, с чего начать; ее грудь
волновалась…
Страсти
не что иное, как идеи при первом своем развитии: они принадлежность юности сердца, и глупец тот, кто думает целую жизнь ими
волноваться: многие спокойные реки начинаются шумными водопадами, а ни одна
не скачет и
не пенится до самого моря.
Такие слова перелетали по всем концам. Зашумели запорожцы и почуяли свои силы. Тут уже
не было волнений легкомысленного народа:
волновались всё характеры тяжелые и крепкие, которые
не скоро накалялись, но, накалившись, упорно и долго хранили в себе внутренний жар.
Не раз,
волнуясь и робея, она уходила ночью на морской берег, где, выждав рассвет, совершенно серьезно высматривала корабль с Алыми Парусами.
Но он робел и
волновался недолго; спокойствие Одинцовой сообщилось и ему: четверти часа
не прошло, как уж он свободно рассказывал о своем отце, дяде, о жизни в Петербурге и в деревне.
Но ей жилось легко, хотя она и скучала подчас, и она продолжала провожать день за днем,
не спеша и лишь изредка
волнуясь.
Но все это
не заполняло пустоту медленных дней и
не могло удовлетворить привычку
волноваться, утомительную, но настойчивую привычку.
— Я-то? Я — в людей верю.
Не вообще в людей, а вот в таких, как этот Кантонистов. Я, изредка, встречаю большевиков. Они, брат,
не шутят!
Волнуются рабочие, есть уже стачки с лозунгами против войны, на Дону — шахтеры дрались с полицией, мужичок устал воевать, дезертирство растет, — большевикам есть с кем разговаривать.
Дядя Хрисанф, пылая,
волнуясь и потея, неустанно бегал из комнаты в кухню, и
не однажды случалось так, что в грустную минуту воспоминаний о людях, сидящих в тюрьмах, сосланных в Сибирь, раздавался его ликующий голос...
И затем какие-то плотники, их выписали в Брест-Литовск, а оттуда — выгнали, подрядчик у них сбежал, ничего
не заплатив, и теперь они тоже
волнуются, требуют денег, хлеба, рубят там деревья, топят печи, разобрали какие-то службы, делают гроба, торгуют — смертность среди беженцев высокая!
«
Не нужно
волноваться», — еще раз напомнил он себе и все более
волновался, наблюдая, как офицер пытается освободить шпору, дергает ковер.
— Почему так рано? — спросила она. Клим рассказал о Дронове и добавил: — Я
не пошел на урок, там, наверное,
волнуются. Иван учился отлично, многим помогал, у него немало друзей.
«
Не надо
волноваться», — посоветовал себе Клим, сунув глубоко в карманы брюк стеснявшие его руки.
Она была бледна в то утро, когда открыла это,
не выходила целый день,
волновалась, боролась с собой, думала, что ей делать теперь, какой долг лежит на ней, — и ничего
не придумала. Она только кляла себя, зачем она вначале
не победила стыда и
не открыла Штольцу раньше прошедшее, а теперь ей надо победить еще ужас.
Он приложил руку к сердцу: оно бьется сильно, но ровно, как должно биться у честных людей. Опять он
волнуется мыслию, как Ольга сначала опечалится, когда он скажет, что
не надо видеться; потом он робко объявит о своем намерении, но прежде выпытает ее образ мыслей, упьется ее смущением, а там…
«Ночью писать, — думал Обломов, — когда же спать-то? А поди тысяч пять в год заработает! Это хлеб! Да писать-то все, тратить мысль, душу свою на мелочи, менять убеждения, торговать умом и воображением, насиловать свою натуру,
волноваться, кипеть, гореть,
не знать покоя и все куда-то двигаться… И все писать, все писать, как колесо, как машина: пиши завтра, послезавтра; праздник придет, лето настанет — а он все пиши? Когда же остановиться и отдохнуть? Несчастный!»
Не обольстит его никакая нарядная ложь, и ничто
не совлечет на фальшивый путь; пусть
волнуется около него целый океан дряни, зла, пусть весь мир отравится ядом и пойдет навыворот — никогда Обломов
не поклонится идолу лжи, в душе его всегда будет чисто, светло, честно…
Илья Ильич лег на спину, но
не вдруг заснул. Он думал, думал,
волновался,
волновался…
Мало-помалу впечатление его изгладилось, и он опять с трепетом счастья смотрел на Ольгу наедине, слушал, с подавленными слезами восторга, ее пение при всех и, приезжая домой, ложился, без ведома Ольги, на диван, но ложился
не спать,
не лежать мертвой колодой, а мечтать о ней, играть мысленно в счастье и
волноваться, заглядывая в будущую перспективу своей домашней, мирной жизни, где будет сиять Ольга, — и все засияет около нее.
Он в самом деле все глядел и
не слыхал ее слов и молча поверял, что в нем делается; дотронулся до головы — там тоже что-то
волнуется, несется с быстротой. Он
не успевает ловить мыслей: точно стая птиц, порхнули они, а у сердца, в левом боку, как будто болит.
Украйна глухо
волновалась.
Давно в ней искра разгоралась.
Друзья кровавой старины
Народной чаяли войны,
Роптали, требуя кичливо,
Чтоб гетман узы их расторг,
И Карла ждал нетерпеливо
Их легкомысленный восторг.
Вокруг Мазепы раздавался
Мятежный крик: пора, пора!
Но старый гетман оставался
Послушным подданным Петра.
Храня суровость обычайну,
Спокойно ведал он Украйну,
Молве, казалось,
не внимал
И равнодушно пировал.
Повыситься из статских в действительные статские, а под конец, за долговременную и полезную службу и «неусыпные труды», как по службе, так и в картах, — в тайные советники, и бросить якорь в порте, в какой-нибудь нетленной комиссии или в комитете, с сохранением окладов, — а там,
волнуйся себе человеческий океан, меняйся век, лети в пучину судьба народов, царств, — все пролетит мимо его, пока апоплексический или другой удар
не остановит течение его жизни.
— Уф! — говорил он, мучаясь,
волнуясь,
не оттого, что его поймали и уличили в противоречии самому себе,
не оттого, что у него ускользала красавица Софья, а от подозрения только, что счастье быть любимым выпало другому.
Не будь другого, он бы покойно покорился своей судьбе.
В темноте рисовались ей какие-то пятна, чернее самой темноты. Пробегали,
волнуясь, какие-то тени по слабому свету окон. Но она
не пугалась; нервы были убиты, и она
не замерла бы от ужаса, если б из угла встало перед ней привидение, или вкрался бы вор, или убийца в комнату,
не смутилась бы, если б ей сказали, что она
не встанет более.
А кузина
волновалась, «prenant les choses au serieux» [приняв все всерьез (фр.).] (я
не перевожу тебе здешнего языка, а передаю в оригинале, так как оригинал всегда ярче перевода).
Итак: если захотите рассмотреть человека и узнать его душу, то вникайте
не в то, как он молчит, или как он говорит, или как он плачет, или даже как он
волнуется благороднейшими идеями, а высмотрите лучше его, когда он смеется.
— Я
не знаю, известен ли этот факт… и так ли это, — пробормотал я, — но я удивляюсь, что вы считаете это все так естественным, а между тем давно ли Крафт говорил,
волновался, сидел между нами? Неужто вам хоть
не жаль его?
О вероятном прибытии дочери мой князь еще
не знал ничего и предполагал ее возвращение из Москвы разве через неделю. Я же узнал накануне совершенно случайно: проговорилась при мне моей матери Татьяна Павловна, получившая от генеральши письмо. Они хоть и шептались и говорили отдаленными выражениями, но я догадался. Разумеется,
не подслушивал: просто
не мог
не слушать, когда увидел, что вдруг, при известии о приезде этой женщины, так
взволновалась мать. Версилова дома
не было.
Наконец, 23-го утром, запалили японские пушки: «А! судно идет!» Которое? Мы
волновались. Кто поехал навстречу, кто влез на марсы, на салинги — смотреть. Уж
не англичане ли? Вот одолжат! Нет, это наш транспорт из Шанхая с письмами, газетами и провизией.
— Да я-то
не знала. Думаю — я выдала. Хожу, хожу от стены до стены,
не могу
не думать. Думаю: выдала. Лягу, закроюсь и слышу — шепчет кто-то мне на ухо: выдала, выдала Митина, Митина выдала. Знаю, что это галлюцинация, и
не могу
не слушать. Хочу заснуть —
не могу, хочу
не думать — тоже
не могу. Вот это было ужасно! — говорила Лидия, всё более и более
волнуясь, наматывая на палец прядь волос и опять разматывая ее и всё оглядываясь.
— Тогда он, — продолжала Лидия,
волнуясь и торопясь, — стал уговаривать меня. «Всё, говорит, что вы мне скажете, никому повредить
не может, а напротив… Если вы скажете, то освободите невинных, которых мы, может быть, напрасно мучим». Ну, а я всё-таки сказала, что
не скажу. Тогда он говорит: «Ну, хорошо,
не говорите ничего, а только
не отрицайте того, что я скажу». И он стал называть и назвал Митина.
— Папа, зачем же ты так
волнуешься? Ведь этим дела
не поправить… Нужно успокоиться, а потом и обсудить все обстоятельства.
— Я
волнуюсь, — сказала Екатерина Ивановна и закрыла руками лицо, — но вы
не обращайте внимания. Мне так хорошо дома, я так рада видеть всех и
не могу привыкнуть. Сколько воспоминаний! Мне казалось, что мы будем говорить с вами без умолку, до утра.
И Старцев избегал разговоров, а только закусывал и играл в винт, и когда заставал в каком-нибудь доме семейный праздник и его приглашали откушать, то он садился и ел молча, глядя в тарелку; и все, что в это время говорили, было неинтересно, несправедливо, глупо, он чувствовал раздражение,
волновался, но молчал, и за то, что он всегда сурово молчал и глядел в тарелку, его прозвали в городе «поляк надутый», хотя он никогда поляком
не был.
Рассказчик остановился. Иван все время слушал его в мертвенном молчании,
не шевелясь,
не спуская с него глаз. Смердяков же, рассказывая, лишь изредка на него поглядывал, но больше косился в сторону. Кончив рассказ, он видимо сам
взволновался и тяжело переводил дух. На лице его показался пот. Нельзя было, однако, угадать, чувствует ли он раскаяние или что.
Даже когда он
волновался и говорил с раздражением, взгляд его как бы
не повиновался его внутреннему настроению и выражал что-то другое, иногда совсем
не соответствующее настоящей минуте.
Я заметил, что старик
волнуется, усиленно ухаживает за мной и всячески старается, чтобы я опять
не заснул.
Когда еще далеко, то обыкновенно идешь
не торопясь, но чем ближе к концу, тем больше
волнуешься, начинаешь торопиться, делать промахи и часто попадаешь впросак. В таких случаях надо взять себя в руки и терпеливо подвигаться,
не ускоряя шага.
В четыре часа дня погода начала портиться, с востока стал надвигаться туман, и, хотя ветра еще
не было, море сильно
волновалось.
Порывистый ветер быстро мчался мне навстречу через желтое, высохшее жнивье; торопливо вздымаясь перед ним, стремились мимо, через дорогу, вдоль опушки, маленькие, покоробленные листья; сторона рощи, обращенная стеною в поле, вся дрожала и сверкала мелким сверканьем, четко, но
не ярко; на красноватой траве, на былинках, на соломинках — всюду блестели и
волновались бесчисленные нити осенних паутин.
Внезапные, надрывающие грудь рыданья
не дали ей докончить речи — она повалилась лицом на траву и горько, горько заплакала… Все ее тело судорожно
волновалось, затылок так и поднимался у ней… Долго сдержанное горе хлынуло наконец потоком. Виктор постоял над нею, постоял, пожал плечами, повернулся и ушел большими шагами.
С голоду умру, а Малек-Аделя
не отдам!»
Волновался он очень и даже задумывался; но тут судьба — в первый и в последний раз — сжалилась над ним, улыбнулась ему: какая-то дальняя тетка, самое имя которой было неизвестно Чертопханову, оставила ему по духовному завещанию сумму, огромную в его глазах, целых две тысячи рублей!
— Слышишь! — продолжала
волноваться невеста, — так ты и знай! Лучше добром уезжай отсюда, а уж я что сказала, то сделаю,
не пойду я за тебя!
не пойду!