Он уже не ходил на четверть от полу по комнате, не шутил с Анисьей,
не волновался надеждами на счастье: их надо было отодвинуть на три месяца; да нет! В три месяца он только разберет дела, узнает свое имение, а свадьба…
И главное, все это делалось покойно: не было у него ни опухоли у сердца, ни разу он
не волновался тревогой о том, увидит ли он хозяйку или нет, что она подумает, что сказать ей, как отвечать на ее вопрос, как она взглянет, — ничего, ничего.
Неточные совпадения
«Ночью писать, — думал Обломов, — когда же спать-то? А поди тысяч пять в год заработает! Это хлеб! Да писать-то все, тратить мысль, душу свою на мелочи, менять убеждения, торговать умом и воображением, насиловать свою натуру,
волноваться, кипеть, гореть,
не знать покоя и все куда-то двигаться… И все писать, все писать, как колесо, как машина: пиши завтра, послезавтра; праздник придет, лето настанет — а он все пиши? Когда же остановиться и отдохнуть? Несчастный!»
Илья Ильич лег на спину, но
не вдруг заснул. Он думал, думал,
волновался,
волновался…
Он в самом деле все глядел и
не слыхал ее слов и молча поверял, что в нем делается; дотронулся до головы — там тоже что-то
волнуется, несется с быстротой. Он
не успевает ловить мыслей: точно стая птиц, порхнули они, а у сердца, в левом боку, как будто болит.
Он приложил руку к сердцу: оно бьется сильно, но ровно, как должно биться у честных людей. Опять он
волнуется мыслию, как Ольга сначала опечалится, когда он скажет, что
не надо видеться; потом он робко объявит о своем намерении, но прежде выпытает ее образ мыслей, упьется ее смущением, а там…
Мало-помалу впечатление его изгладилось, и он опять с трепетом счастья смотрел на Ольгу наедине, слушал, с подавленными слезами восторга, ее пение при всех и, приезжая домой, ложился, без ведома Ольги, на диван, но ложился
не спать,
не лежать мертвой колодой, а мечтать о ней, играть мысленно в счастье и
волноваться, заглядывая в будущую перспективу своей домашней, мирной жизни, где будет сиять Ольга, — и все засияет около нее.
Она была бледна в то утро, когда открыла это,
не выходила целый день,
волновалась, боролась с собой, думала, что ей делать теперь, какой долг лежит на ней, — и ничего
не придумала. Она только кляла себя, зачем она вначале
не победила стыда и
не открыла Штольцу раньше прошедшее, а теперь ей надо победить еще ужас.
Не обольстит его никакая нарядная ложь, и ничто
не совлечет на фальшивый путь; пусть
волнуется около него целый океан дряни, зла, пусть весь мир отравится ядом и пойдет навыворот — никогда Обломов
не поклонится идолу лжи, в душе его всегда будет чисто, светло, честно…
Вера приходила, уходила, он замечал это, но не вздрагивал,
не волновался, не добивался ее взгляда, слова и, вставши однажды утром, почувствовал себя совершенно твердым, то есть равнодушным и свободным, не только от желания добиваться чего-нибудь от Веры, но даже от желания приобретать ее дружбу.
И в самом деле: женщина круглый год живет в деревне, в глуши — и не сплетничает, не пищит, не приседает,
не волнуется, не давится, не дрожит от любопытства… чудеса!
Неточные совпадения
И долго Гриша берегом // Бродил,
волнуясь, думая, // Покуда песней новою //
Не утолил натруженной, // Горящей головы.
Глупов закипал.
Не видя несколько дней сряду градоначальника, граждане
волновались и, нимало
не стесняясь, обвиняли помощника градоначальника и старшего квартального в растрате казенного имущества. По городу безнаказанно бродили юродивые и блаженные и предсказывали народу всякие бедствия. Какой-то Мишка Возгрявый уверял, что он имел ночью сонное видение, в котором явился к нему муж грозен и облаком пресветлым одеян.
— Теперь вас
не удержишь…. Отношения твои и
не могли зайти дальше, чем должно; я бы сама вызвала его. Впрочем, тебе, моя душа,
не годится
волноваться. Пожалуйста, помни это и успокойся.
Михайлов
волновался, но
не умел ничего сказать в защиту своей мысли.
—
Не нужно, — отвечал Англичанин. — Пожалуйста,
не говорите громко. Лошадь
волнуется, — прибавил он, кивая головою на запертый денник, пред которым они стояли и где слышалась перестановка ног по соломе.