Неточные совпадения
Кончилось тем, что явился некто третий и весьма дерзкий,
изнасиловал тетку, оплодотворил и, почувствовав
себя исполнившей закон природы, тетка сказала всем лишним людям...
Клим огорченно чувствовал, что Кутузов слишком легко расшатывает его уверенность в
себе, что этот человек
насилует его, заставляя соглашаться с выводами, против которых он, Клим Самгин, мог бы возразить только словами...
Ласкала она исступленно, казалось даже, что она порою
насилует, истязает
себя.
Самгин продолжал думать о Кутузове недружелюбно, но уже поймал
себя на том, что думает так по обязанности самозащиты, не внося в мысли свои ни злости, ни иронии, даже как бы
насилуя что-то в
себе.
— Помнишь — Туробоев сказал, что царь — человек, которому вся жизнь не по душе, и он
себя насилует, подчиняясь ей?
«Наверное, так», — подумал он, не испытывая ни ревности, ни обиды, — подумал только для того, чтоб оттолкнуть от
себя эти мысли. Думать нужно было о словах Варвары, сказавшей, что он
себя насилует и идет на убыль.
— Сегодня — пою! Ой, Клим, страшно! Ты придешь? Ты — речи народу говорил? Это тоже страшно? Это должно быть страшнее, чем петь! Я ног под
собою не слышу, выходя на публику, холод в спине, под ложечкой — тоска! Глаза, глаза, глаза, — говорила она, тыкая пальцем в воздух. — Женщины — злые, кажется, что они проклинают меня, ждут, чтоб я сорвала голос, запела петухом, — это они потому, что каждый мужчина хочет
изнасиловать меня, а им — завидно!
Одни утверждают, что у китайцев вовсе нет чистого вкуса, что они
насилуют природу, устраивая у
себя в садах миньятюрные горы, озера, скалы, что давно признано смешным и уродливым; а один из наших спутников, проживший десять лет в Пекине, сказывал, что китайцы, напротив, вернее всех понимают искусство садоводства, что они прорывают скалы, дают по произволу течение ручьям и устраивают все то, о чем сказано, но не в таких жалких, а, напротив, грандиозных размерах и что пекинские богдыханские сады представляют неподражаемый образец в этом роде.
Многие обрадовались бы видеть такой необыкновенный случай: праздничную сторону народа и столицы, но я ждал не того; я видел это у
себя; мне улыбался завтрашний, будничный день. Мне хотелось путешествовать не официально, не приехать и «осматривать», а жить и смотреть на все, не
насилуя наблюдательности; не задавая
себе утомительных уроков осматривать ежедневно, с гидом в руках, по стольку-то улиц, музеев, зданий, церквей. От такого путешествия остается в голове хаос улиц, памятников, да и то ненадолго.
Папоцезаризм и цезарепапизм были двумя формами «христианского государства», двумя ложными попытками власти этого мира выдать
себя за христианскую, в то время как никогда не было сказано и предсказано, что религия Христа будет властвовать над миром, будет преследовать и
насиловать (а не сама преследоваться и насиловаться).
Наказывать по долгу службы и присяги своего ближнего, быть способным каждый час
насиловать в
себе отвращение и ужас, отдаленность места служения, ничтожное жалованье, скука, постоянная близость бритых голов, кандалов, палачей, грошовые расчеты, дрязги, а главное, сознание своего полного бессилия в борьбе с окружающим злом, — всё это, взятое вместе, всегда делало службу по управлению каторгой и ссылкой исключительно тяжелой и непривлекательной.
— Государственные труды мои никак не могли дурно повлиять на меня! — возразил он. — Я никогда в этом случае не
насиловал моего хотения… Напротив, всегда им предавался с искреннею радостью и удовольствием, и если что могло повредить моему зрению, так это… когда мне, после одного моего душевного перелома в молодости, пришлось для умственного и морального довоспитания
себя много читать.
Если тебя
изнасиловал какой-нибудь негодяй, — господи, что не возможно в нашей современной жизни! — я взял бы тебя, положил твою голову
себе на грудь, вот как я делаю сейчас, и сказал бы: «Милое мое, обиженное, бедное дитя, вот я жалею тебя как муж, как брат, как единственный друг и смываю с твоего сердца позор моим поцелуем».
Удивляются иногда начальники, что вот какой-нибудь арестант жил
себе несколько лет так смирно, примерно, даже десяточным его сделали за похвальное поведение, и вдруг решительно ни с того ни с сего, — точно бес в него влез, — зашалил, накутил, набуянил, а иногда даже просто на уголовное преступление рискнул: или на явную непочтительность перед высшим начальством, или убил кого-нибудь, или
изнасиловал и проч.
Но ведь властвовать значит
насиловать,
насиловать значит делать то, чего не хочет тот, над которым совершается насилие, и чего, наверное, для
себя не желал бы тот, который совершает насилие; следовательно, властвовать значит делать другому то, чего мы не хотим, чтобы нам делали, т. е. делать злое.
«Вступить в страну, зарезать человека, который защищает свой дом, потому что он одет в блузу и у него нет на голове военной фуражки; сжигать дома бедняков, которым есть нечего, разбивать, красть мебель, выпивать вино из чужих погребов,
насиловать женщин на улицах, сжигать пороху на миллионы франков и оставить после
себя разорение, болезни, — это называется не впадать в самый грубый материализм.
Словно в этот именно вечер, сознав
себя взрослым, Саша по-мужски услуживал матери, провожал ее по вечерам и уже пробовал,
насилуя свой рост, вести ее под руку.
Но так как нож при этом он упустил, то хозяйка оказалась сильнее и не только не дала
себя изнасиловать, а чуть не удушила его.
Весь этот вечер Янсон был спокоен и даже весел. Он повторял про
себя сказанную фразу: меня не надо вешать, и она была такою убедительною, мудрою, неопровержимой, что ни о чем не стоило беспокоиться. О своем преступлении он давно забыл и только иногда жалел, что не удалось
изнасиловать хозяйку. А скоро забыл и об этом.
Достал деньги, а потом точно впервые увидел хозяйку и неожиданно для
себя самого кинулся к ней, чтобы
изнасиловать.
Первым делом Марфы Андревны, проводя сына, было приласкать оставленную им сироту-фаворитку. При сыне она не хотела быть потворщицей его слабостей; но чуть он уехал, она сейчас же взяла девушку к
себе на антресоли и посадила ее за подушку плесть кружева, наказав строго-настрого ничем
себя не утруждать и не
насиловать.
Природа — царство видимого закона; она не дает
себя насиловать; она представляет улики и возражения, которые отрицать невозможно: их глаз видит и ухо слышит.
Однако это значило бы не только экзегетически
насиловать данный новозаветный текст, но и не считаться со всем духом Ветхого Завета, с его явным телолюбием и телоутверждением; пришлось бы, в частности, сплошь аллегоризировать и священную эротику «Песни Песней», которая отнюдь не представляет
собой одну лишь лирику или дидактику, но проникнута серьезнейшим символическим реализмом.
Никаких «норм» Свидригайлов над
собою не знает. С вызывающим и почти простодушным цинизмом он следует только своему «самостоятельному хотению». Нет мерзости и злодейства, перед которыми бы он остановился. Он
изнасиловал малолетнюю девочку, довел до самоубийства своего дворового человека. Конечно, не смигнув, подслушивает за дверями, конечно, развратник и сладострастник. И решительно ничего не стыдится.
Отчего не убить старушонку-процентщицу — так
себе, «для
себя», чтоб только испытать страшную радость свободы? Какая разница между жертвою жизнью в пользу человечества и какою-нибудь сладострастною, зверскою шуткою? Отчего невозможно для одного и того же человека
изнасиловать малолетнюю племянницу г-жи Ресслих и все силы свои положить на хлопоты о детях Мармеладовой? Для чего какая-то черта между добром и злом, между идеалом Мадонны и идеалом содомским?
Милая Милица, зачем вам было
насиловать свою женскую природу и выбирать
себе подвиг, по которому безусловно не может и не должна идти женщина, на который y нее не хватит сил?
— Но вопрос в том, — насколько им это удается? Я не понимаю, почему вы так возмущаетесь эгоизмом. Дай нам бог только одного — побольше именно эгоизма, — здорового, сильного, жадного до жизни. Это гораздо важнее, чем всякого рода «долг», который человек взваливает
себе на плечи; взвалит — и идет, кряхтя и шатаясь. Пускай бы люди начали действовать из
себя, свободно и без надсада, не ломая и не
насилуя своих склонностей. Тогда настала бы настоящая жизнь.
— Видите ли, — заговорил адвокат искренне и точно рассуждая с самим
собой, — я бы взялся защищать господина Палтусова, если бы он не
насиловал мою совесть.
— Как? выступая на битву против врагов отечества, вы оробеете, когда вам скажут ваши нежные, заботливые приятели, что вы можете потерять ручку, ножку, что вы, статься может, оставите по
себе неутешную вдовушку, плачущих ребят!.. Пускай неприятели топчут жатвы, жгут хижины,
насилуют жен и девиц — не ваши поля и домы, не ваша жена и дочь! До них скоро ли еще доберутся! А ты покуда успеешь належаться на теплой печке, в объятиях своей любезной… Так ли думают истинные патриоты? Так ли я должен мыслить?