Неточные совпадения
Расспросив подробности, которые знала
княгиня о просившемся
молодом человеке, Сергей Иванович, пройдя в первый класс, написал записку к тому, от кого это зависело, и передал
княгине.
И сколько бы ни внушали
княгине, что в наше время
молодые люди сами должны устраивать свою судьбу, он не могла верить этому, как не могла бы верить тому, что в какое бы то ни было время для пятилетних детей самыми лучшими игрушками должны быть заряженные пистолеты.
Княгиня подошла к мужу, поцеловала его и хотела итти; но он удержал ее, обнял и нежно, как
молодой влюбленный, несколько раз, улыбаясь, поцеловал ее. Старики, очевидно, спутались на минутку и не знали хорошенько, они ли опять влюблены или только дочь их. Когда князь с
княгиней вышли, Левин подошел к своей невесте и взял ее за руку. Он теперь овладел собой и мог говорить, и ему многое нужно было сказать ей. Но он сказал совсем не то, что нужно было.
— И я знаю отчего, — продолжала
княгиня, — он говорит, что
молодых надо оставлять одних на первое время.
Княгиня очень любит
молодых людей; княжна смотрит на них с некоторым презрением: московская привычка!
— Этот у меня будет светский
молодой человек, — сказал папа, указывая на Володю, — а этот поэт, — прибавил он, в то время как я, целуя маленькую сухую ручку
княгини, с чрезвычайной ясностью воображал в этой руке розгу, под розгой — скамейку, и т. д., и т. д.
— Граф Милари, ma chère amie, — сказал он, — grand musicien et le plus aimable garçon du monde. [моя милая… превосходный музыкант и любезнейший
молодой человек (фр.).] Две недели здесь: ты видела его на бале у
княгини? Извини, душа моя, я был у графа: он не пустил в театр.
Управляющий писал, что ему, Нехлюдову, необходимо самому приехать, чтобы утвердиться в правах наследства и, кроме того, решить вопрос о том, как продолжать хозяйство: так ли, как оно велось при покойнице, или, как он это и предлагал покойной
княгине и теперь предлагает
молодому князю, увеличить инвентарь и всю раздаваемую крестьянам землю обрабатывать самим.
Надобно заметить, что эти вдовы еще незамужними, лет сорок, пятьдесят тому назад, были прибежны к дому
княгини и княжны Мещерской и с тех пор знали моего отца; что в этот промежуток между
молодым шатаньем и старым кочевьем они лет двадцать бранились с мужьями, удерживали их от пьянства, ходили за ними в параличе и снесли их на кладбище.
Какие светлые, безмятежные дни проводили мы в маленькой квартире в три комнаты у Золотых ворот и в огромном доме
княгини!.. В нем была большая зала, едва меблированная, иногда нас брало такое ребячество, что мы бегали по ней, прыгали по стульям, зажигали свечи во всех канделябрах, прибитых к стене, и, осветив залу a giorno, [ярко, как днем (ит.).] читали стихи. Матвей и горничная,
молодая гречанка, участвовали во всем и дурачились не меньше нас. Порядок «не торжествовал» в нашем доме.
…Две
молодые девушки (Саша была постарше) вставали рано по утрам, когда все в доме еще спало, читали Евангелие и молились, выходя на двор, под чистым небом. Они молились о
княгине, о компаньонке, просили бога раскрыть их души; выдумывали себе испытания, не ели целые недели мяса, мечтали о монастыре и о жизни за гробом.
Ясное дело, что положение
молодой девушки не могло перемениться к лучшему. Компаньонка стала осторожнее, но, питая теперь личную ненависть и желая на ней выместить обиду и унижение, она отравляла ей жизнь мелкими, косвенными средствами; само собою разумеется, что
княгиня участвовала в этом неблагородном преследовании беззащитной девушки.
Евангелие была первая книга, которую она читала и перечитывала с своей единственной подругой Сашей, племянницей няни,
молодой горничной
княгини.
Перед окончанием курса я стал чаще ходить в дом
княгини.
Молодая девушка, казалось, радовалась, когда я приходил, иногда вспыхивал огонь на щеках, речь оживлялась, но тотчас потом она входила в свой обыкновенный, задумчивый покой, напоминая холодную красоту изваянья или «деву чужбины» Шиллера, останавливавшую всякую близость.
Вскоре прибавилось другое лицо, продолжавшее светское влияние корчевской кузины.
Княгиня наконец решилась взять гувернантку и, чтоб недорого платить, пригласила
молодую русскую девушку, только что выпущенную из института.
Пока мы придумывали, как лучше вызвать кого-нибудь, нам навстречу бежит один из
молодых официантов
княгини.
Но, как назло
княгине, у меня память была хороша. Переписка со мной, долго скрываемая от
княгини, была наконец открыта, и она строжайше запретила людям и горничным доставлять письма
молодой девушке или отправлять ее письма на почту. Года через два стали поговаривать о моем возвращении. «Эдак, пожалуй, каким-нибудь добрым утром несчастный сын брата отворит дверь и взойдет, чего тут долго думать да откладывать, — мы ее выдадим замуж и спасем от государственного преступника, человека без религии и правил».
«Красавице, которая нюхала табак»(изд. Анненкова, т. 2, стр. 17), — писано к Горчакова сестре,
княгине Елене Михайловне Кантакузиной. Вероятно, она и не знала и не читала этих стихов, плод разгоряченного
молодого воображения. [Стихотворение — 1814 г. У Пущина неточность: «Канта «кузеной».]
Мари была далеко не красавица, но необыкновенно миловидна: ум и нравственная прелесть Еспера Иваныча ясно проглядывали в выражении ее
молодого лица, одушевленного еще сверх того и образованием, которое, чтобы угодить своему другу, так старалась ей дать
княгиня; m-me Фатеева, сидевшая, по обыкновению, тут же, глубоко-глубоко спрятавшись в кресло, часто и подолгу смотрела на Павла, как он вертелся и финтил перед совершенно спокойно державшею себя Мари.
Как бы то ни было, но квартира его была действительно отделана как игрушечка, хотя Марья Петровна, по своей расчетливости, не слишком-то щедро давала детям денег на прожитие; сверх того,
княгиня почти публично называла его сынком, давала ему целовать свои ручки и без устали напоминала Митенькиным начальникам, что это перл современных
молодых людей.
На следующий день я видел Зинаиду только мельком: она ездила куда-то с
княгинею на извозчике. Зато я видел Лушина, который, впрочем, едва удостоил меня привета, и Малевского.
Молодой граф осклабился и дружелюбно заговорил со мною. Из всех посетителей флигелька он один умел втереться к нам в дом и полюбился матушке. Отец его не жаловал и обращался с ним до оскорбительности вежливо.
— Что вы это беспрестанно таскаетесь сюда,
молодой человек, — сказал он мне однажды, оставшись со мною в гостиной Засекиных. (Княжна еще не возвращалась с прогулки, а крикливый голос
княгини раздавался в мезонине: она бранилась со своей горничной.) — Вам бы надобно учиться, работать — пока вы молоды, — а вы что делаете?
Идет она, и издали несется ее голос, звонко командующий над целым взводом
молодых вздыхателей; идет она, и прячется седовласая голова князя Чебылкина, высунувшаяся было из окна, ожигаются губы
княгини, кушающей вечерний чай, и выпадает фарфоровая куколка из рук двадцатилетней княжны, играющей в растворенном окне.
С тех пор, однако ж, как двукратно
княгиня Чебылкина съездила с дочерью в столицу, восторги немного поохладились: оказывается, «qu'on n'y est jamais chez soi», [что там никогда не чувствуешь себя дома (франц.)] что «мы отвыкли от этого шума», что «le prince Курылкин, jeune homme tout-à-fait charmant, — mais que ça reste entre nous — m'a fait tellement la cour, [Князь Курылкин, совершенно очаровательный
молодой человек — но пусть это останется между нами — так ухаживал за мной (франц.).] что просто совестно! — но все-таки какое же сравнение наш милый, наш добрый, наш тихий Крутогорск!»
В день, назначенный Калиновичу для чтения,
княгиня с княжной приехали в город к обеду. Полина им ужасно обрадовалась, а князь не замедлил сообщить, что для них приготовлен маленькой сюрприз и что вечером будет читать один очень умный и образованный
молодой человек свой роман.
Проходит полгода. В вихре жизненного вальса Вера позабывает своего поклонника и выходит замуж за красивого
молодого Васю, но телеграфист не забывает ее. Вот он переодевается трубочистом и, вымазавшись сажей, проникает в будуар
княгини Веры. Следы пяти пальцев и двух губ остались, как видите, повсюду: на коврах, на подушках, на обоях и даже на паркете.
Князь Василий Львович привез с собою вдовую сестру Людмилу Львовну, по мужу Дурасову, полную, добродушную и необыкновенно молчаливую женщину; светского
молодого богатого шалопая и кутилу Васючкб, которого весь город знал под этим фамильярным именем, очень приятного в обществе уменьем петь и декламировать, а также устраивать живые картины, спектакли и благотворительные базары; знаменитую пианистку Женни Рейтер, подругу
княгини Веры по Смольному институту, а также своего шурина Николая Николаевича.
Наконец, посинели и разлились реки; в поле показалась первая
молодая травка; в соседнем пруду затрещали лягушки, в соседней роще защелкал соловей. До Надежды Петровны стали доходить слухи, что у нее явилась соперница, какая-то татарская
княгиня Уланбекова, которую недовольная партия нарочно выписала из Казанской губернии.
Элиза Августовна не проронила ни одной из этих перемен; когда же она, случайно зашедши в комнату Глафиры Львовны во время ее отсутствия и случайно отворив ящик туалета, нашла в нем початую баночку rouge végétal [румян (фр.).], которая лет пятнадцать покоилась рядом с какой-то глазной примочкой в кладовой, — тогда она воскликнула внутри своей души: «Теперь пора и мне выступить на сцену!» В тот же вечер, оставшись наедине с Глафирой Львовной, мадам начала рассказывать о том, как одна — разумеется,
княгиня — интересовалась одним
молодым человеком, как у нее (то есть у Элизы Августовны) сердце изныло, видя, что ангел-княгиня сохнет, страдает; как
княгиня, наконец, пала на грудь к ней, как к единственному другу, и живописала ей свои волнения, свои сомнения, прося ее совета; как она разрешила ее сомнения, дала советы; как потом
княгиня перестала сохнуть и страдать, напротив, начала толстеть и веселиться.
Молодые люди вместе гуляли, катались, ездили за город;
княгиня все это находила весьма приличным и естественным, но ей показалось совершенно неестественным, когда Аня, сидя один раз за чаем, вдруг тихо вскрикнула, побледнела и откинулась на спинку кресла.
Обиженная недостатком внимания от
молодой петербургской знати,
княгиня уехала в Ниццу и живет здесь четвертый год, браня зауряд все русское и все заграничное.
Пять лет у
молодого супружества не было детей, а потом явилась дочь Аннушка, и вслед за тем Михайлинька умер от простуды, поручив свою дочь и жену заботам и милостям совершенно состарившейся
княгини.
Михайлушку, которого
молодая, хотя и весьма нежная натура вынесла жестокий удар, назначавшийся
княгине, она считала своим спасителем и пристрастилась к нему всею душою.
Княгиня не успела договорить своей тихой речи, как тяжелая малахитовая щетка взвилась со стола, у которого стоял князь, и
молодой Михайлушка, зорко следивший за движениями своего грозного владыки, тяжело грохнулся к ногам
княгини, защитив ее собственным телом от направленного в ее голову смертельного удара.
Ночью сквозь сон ей слышалось, что
княгиня как будто дурно говорила о ее матери с своею старой горничной; будто упрекала ее в чем-то против Михайлиньки, сердилась и обещала немедленно велеть рассчитать
молодого, белокурого швейцарца Траппа, управлявшего в селе заведенной князем ковровой фабрикой.
Отъезд предполагался из дома бабушки: на ее дворе стоял уложенный дормез, и граф с
молодою графинею должны были позавтракать у
княгини и с ее двора и отправиться.
Первыми друзьями
молодого вдовства
княгини были два самые скромные лица, имена которых я уже упоминала: это Патрикей Семеныч Сударичев и Ольга Федотовна, которую я девятнадцать лет кряду видела изо дня в день, но фамилия которой осталась для меня неизвестною.
И среди таких-то толков о самой
княгине возникал вопрос: каково с нею жить ее бедной дочери,
молодой девушке, еще почти ребенку, воспитанному совсем в иных понятиях?
День отъезда
молодых был давно назначен:
княгиня собиралась сама уехать к себе в Протозаново тотчас по отъезде Функендорфов. Знакомым, которые уговаривали
княгиню еще погостить в «хорошем городе Петербурге», она отвечала...
В старинном доме, полном богатой утвари екатерининского времени, несколько комнат было отделано заново: покои, назначенные для княжны, были убраны скромно, как
княгиня находила приличным для
молодой девушки, но все это было сделано изящно и в тогдашнем новом вкусе: светлый девственный, собранный в буфы, ситец заменил здесь прежний тяжелый штоф, который сняли и снесли в кладовые; масляные картины известных старинных мастеров, на несколько пластических сюжетов, тоже были убраны и заменены дорогими гравюрами и акватинтами в легких рамах черного дерева с французскою бронзой; старинные тяжелые золоченые кронштейны уступили свое место другим, легким и веселым, из севрского фарфора; вместо золоченого обруча с купидонами, который спускался с потолка и в который вставлялись свечи, повесили дорогую саксонскую люстру с прекрасно выполненными из фарфора гирляндами пестрых цветов.
Княгиня на третий день после свадьбы дала большой бал, на котором допустила следующее отступление от нового этикета в пользу старины: когда пили за здоровье
молодых, к
княгине подошел Патрикей с серебряным подносом, на котором была насыпана куча червонцев.
Марья Николаевна этим не проманкировала, и как только
молодые люди приехали, она их тотчас же привела к
княгине.
Патрикей был лет на двадцать старше бабушки, а Ольга Федотовна лет на восемь ее
моложе. Она родилась на дворне в Протозанове и девчонкою была отвезена в Москву, где училась в модном магазине. Когда бабушка проезжала с мужем после свадьбы из деревни в Петербург, ей сделали в этом магазине платья. Ольга Федотовна бегала к бабушке «с примеркой» и, понравившись
княгине за свою миловидность, была взята ею в Петербург.
Будь князь понастойчивей, он, может быть, успел бы втолковать ей и привить свои убеждения, или, по крайней мере, она стала бы притворяться, что разделяет их; но князь, как и с большей частью
молодых людей это бывает, сразу же разочаровался в своей супруге, отвернулся от нее умственно и не стал ни слова с ней говорить о том, что составляло его суть, так что с этой стороны
княгиня почти не знала его и видела только, что он знакомится с какими-то странными людьми и бог знает какие иногда странные вещи говорит.
Известие, что Елена к ним сегодня заходила, явным образом порадовало его, так что он тотчас же после того сделался гораздо веселее, стал рассказывать
княгине разные разности о Петербурге, острил, шутил при этом. Та, с своей стороны, заметила это и вряд ли даже не поняла причины тому, потому что легкое облако печали налетело на ее
молодое лицо и не сходило с него ни во время следовавшего затем обеда, ни потом…
Родившись и воспитавшись в строго нравственном семействе,
княгиня, по своим понятиям, была совершенно противоположна Елене: она самым искренним образом верила в бога, боялась черта и грехов, бесконечно уважала пасторов; о каких-либо протестующих и отвергающих что-либо мыслях
княгиня и не слыхала в доме родительском ни от кого; из бывавших у них в гостях
молодых горных офицеров тоже никто ей не говорил ничего подобного (во время девичества
княгини отрицающие идеи не коснулись еще наших военных ведомств): и вдруг она вышла замуж за князя, который на другой же день их брака начал ей читать оду Пушкина о свободе […ода Пушкина о свободе — ода «Вольность», написанная в 1817 году и распространившаяся вскоре в множестве списков.
— Будет еще madame Петицкая, которая представит нам
молодого танцора, monsieur Архангелова! — отвечала
княгиня.
Те единогласно отвечали, что ничего не имеют, и таким образом девятнадцатого декабря барон получил согласие на брак с
княгиней, а в половине января была и свадьба их в присутствии опять-таки тех же близких и именитых родных покойного князя, к которым барон отправился на другой день с своей
молодой делать визиты, а после того уехал с нею в Петербург, чтобы представиться ее родным и познакомить ее с своими родными.
Походя несколько времени по опустевшему бульвару, наши
молодые друзья расстались. Зарецкой обещал чем свет приехать проститься с Рославлевым, который спешил домой, чтоб отдохнуть и, переодевшись, отправиться на вечер к
княгине Радугиной.
Князь проживет год, много два, и, по-моему, лучше уж быть
молодой вдовой, чем перезрелой девой, не говоря уж о том, что ты, по смерти его, —
княгиня, свободна, богата, независима!