Неточные совпадения
— Согласятся, верно согласятся, —
отвечал я, — когда узнают
Марью Ивановну. Я надеюсь и на тебя. Батюшка и матушка тебе верят: ты будешь за нас ходатаем, не так ли?
— Было и это… — сумрачно
ответил Матюшка, а потом рассмеялся. — Моя-то Оксюха ведь учуяла, что я около Марьи обихаживаю, и тоже на дыбы. Да ведь какую прыть оказала: чуть-чуть не зашибла меня. Вот как расстервенилась, окаянная!.. Ну, я ее поучил малым делом, а она ночью-то на Богоданку как стрелит, да прямо к Семенычу… Тот на дыбы,
Марью сейчас избил, а меня пообещал застрелить, как только я нос покажу на Богоданку.
— А так, голубь мой сизокрылый… Не чужие, слава богу, сочтемся, — бессовестно
ответил Мыльников, лукаво подмигивая. — Сестрице Марье Родивоновне поклончик скажи от меня… Я, брат, свою родню вот как соблюдаю. Приди ко мне на жилку сейчас сам Карачунский: милости просим — хошь к вороту вставай, хошь на отпорку. А в дудку не пущу, потому как не желаю обидеть Оксю. Вот каков есть человек Тарас Мыльников… А сестрицу
Марью Родивоновну уважаю на особицу за ее развертной карахтер.
— Да, мне все нездоровилось, —
отвечала Мари.
— Опасность миновалась: слаб еще, но не опасен, —
отвечала с важностью Катишь. — Прошу вас в гостиную, — заключила она, показывая
Мари на гостиную.
Мари на это
отвечала, что она и муж ее очень рады его видеть и просят его приехать к ним в, тот же день часам к девяти вечера, тем более, что у них соберутся кое-кто из их знакомых, весьма интересующиеся с ним познакомиться.
— Да, сын мой, —
отвечала Мари.
— Если так, то конечно, —
отвечала Мари. — Я только буду просить вас найти там моего мужа и поклониться ему от меня.
Мари, кажется, удивилась такому предмету разговора — и ничего с своей стороны не
отвечала.
— Пусть себе гуляет, ему физические упражнения предписаны: беганье, верховая езда, купанье, —
отвечала Мари.
— Нет, нельзя, —
отвечала ему почти с досадой
Мари.
— На месяц, на два, если ты не соскучишься, —
отвечала, покраснев,
Мари.
— Не знаю, как мне тебя уж и уверить, —
отвечала Мари, пожимая плечами.
— Нет, —
отвечала Мари, думавшая, что он ей станет читать по-французски.
— Хорошо, не буду говорить, —
отвечала Мари с улыбкою.
— Сегодня же скажу, —
отвечала Мари и в самом деле сейчас же пошла к Вихрову.
— Пусть себе и продается — бог с ним! —
отвечала Мари.
— Пишут, —
отвечала Мари с вспыхнувшим взором.
Мари несколько мгновений молчала; видимо, что она обдумывала, как
отвечать ей на этот вопрос.
— Здоров, —
отвечала Мари как-то односложно, — он там у себя в номере, — прибавила она, показывая на соседнюю комнату.
— О, maman мне пишет каждую неделю, —
отвечала Мари.
— Отчего ты Абрееву не
ответил на его вопрос? — спросила
Мари тотчас же, как остались они вдвоем с Вихровым.
— Я почти не бываю в опере, —
отвечала ему
Мари довольно сухо.
— То-то и есть, что и у нас начинает быть похуже еще западного! —
отвечала Мари: ее, по преимуществу, возмущал пошлый и бездарный тон тогдашних петербургских газет.
— Господи боже мой, — как тебе не грех и делать мне подобный вопрос? Если бы я кого-нибудь любила, я бы его и любила! —
отвечала Мари несколько даже обиженным голосом.
— Хорошо! —
отвечала Мари.
— Женщины воображают, что если мужчина молчит, так он непременно мечтает! —
отвечал он ей насмешливо, а потом, обратившись к
Мари, прибавил самым развязным тоном: — Adieu, [Прощайте (франц.).] кузина!
Он (и это особенно стало проявляться в нем в последнее время) как-то сухо начал встречаться с
Мари, односложно
отвечал на ее вопросы; сидя с ней рядом, он глядел все больше в сторону и явно делал вид, что занят чем-то другим, но никак уж не ею.
— У Евгения Петровича в комнате, — он что-то нехорошо себя чувствует, —
отвечала Мари: лгать в этом случае она считала постыдным для себя.
— И мое такое же, —
отвечала Мари с своей обычной, доброй улыбкой.
— От тебя бежала, —
отвечала Мари, — и что я там вынесла — ужас! Ничто не занимает, все противно — и одна только мысль, что я тебя никогда больше не увижу, постоянно грызет; наконец не выдержала — и тоже в один день собралась и вернулась в Петербург и стала разыскивать тебя: посылала в адресный стол, писала, чтобы то же сделали и в Москве; только вдруг приезжает Абреев и рассказал о тебе: он каким-то ангелом-благовестником показался мне… Я сейчас же написала к тебе…
— Хорошо! —
отвечала Юлия опять с усмешкою и затем подошла и села около m-me Эйсмонд, чтобы повнимательнее ее рассмотреть; наружность
Мари ей совершенно не понравилась; но она хотела испытать ее умственно — и для этой цели заговорила с ней об литературе (Юлия единственным мерилом ума и образования женщины считала то, что говорит ли она о русских журналах и как говорит).
— Приеду, —
отвечал ей Вихров уже более механически и, придя к себе в комнату, с заметным волнением сел и дописал к
Мари...
— Я сейчас выйду! —
отвечала Мари и действительно показалась в дверях.
— Ну, очень рада, что тебе так кажется, —
отвечала Мари, еще более покраснев. — А здесь ужас что такое происходит, какой-то террор над городом. Ты слышал что-нибудь?
— Сочту это за приятнейшую и непременнейшую для себя обязанность, —
отвечала Катишь, модно раскланиваясь перед
Мари, и затем с тем же несколько торжественным видом пошла и к Вихрову.
Возвратившись из театра в свой неприглядный номер, герой мой предался самым грустным мыслям; между ним и
Мари было условлено, что он первоначально спросит ее письмом, когда ему можно будет приехать в Петербург, и она ему
ответит, и что еще
ответит… так что в этой переписке, по крайней мере, с месяц пройдет; но чем же занять себя в это время?
— Хорошо, —
отвечала Мари с каким-то трепетом в голосе. — Пойдем, я велю тебя уложить, — прибавила она и пошла за ребенком.
— А что же? Неужели ты не видишь этого? —
отвечала Мари и сама трепетала всем телом.
— О, нет, напротив, на старой и очень смирной паре, на которой и я езжу, —
отвечала Мари.
— Да, знаю! —
отвечала Мари.
— Да, —
отвечала Мари. — Но скажите, что же больной наш? — прибавила она дрожащим голосом.
Тот прямо от него пришел к
Мари. Она уж с ума сходила, где он и что с ним, и посылала письмо к нему в номер; но там ей
ответили, что его дома нет.
— Нет, не надо! —
отвечала Мари, отстраняя от себя стакан. — Прочти вот лучше! — прибавила она и подала ему письмо мужа.
— Знаю я, —
отвечала Мари и немножко лукаво улыбнулась. — Михаил Поликарпович тоже, я слышала, помер.
— Хорошо, —
отвечала опять неторопливо
Мари и через несколько времени какой-то робкой походкой прошла в кабинет.
— Да вот, Осип Иваныч, хотим вам на
Марью Потапьевну пожаловаться! никакого хорошего разговору не допускает! сразу так оборвет — хоть на Кавказ переводись, —
ответил один юный корнет, с самым легким признаком усов, совсем-совсем херувим.
— Еще бы, —
отвечала молодая женщина, вспыхнув, и офицер тоже вспыхнул, и затем воцарилось молчание. Пириневский принялся рассматривать лежавшую на окошке «Библиотеку для чтения» [«Библиотека для чтения» — ежемесячный литературный журнал, издавался с 1834 по 1865 год.], а
Мари сидела, задумавшись.
— А зачем же вы в клуб сбирались? Мне, я думаю, одной скучно, —
отвечала Мари.