Неточные совпадения
Действительно, за чаем, который им принесли на столике — подносе в прохладную
маленькую гостиную, между двумя женщинами завязался a cosy chat, какой и обещала
княгиня Тверская до приезда гостей. Они пересуживали тех, кого ожидали, и разговор остановился на Лизе Меркаловой.
Обед был накрыт на четырех. Все уже собрались, чтобы выйти в
маленькую столовую, как приехал Тушкевич с поручением к Анне от
княгини Бетси.
Княгиня Бетси просила извинить, что она не приехала проститься; она нездорова, но просила Анну приехать к ней между половиной седьмого и девятью часами. Вронский взглянул на Анну при этом определении времени, показывавшем, что были приняты меры, чтоб она никого не встретила; но Анна как будто не заметила этого.
И потому, решив разделить приданое на две части, большое и
малое приданое,
княгиня согласилась сделать свадьбу до поста.
— Так вы жену мою увидите. Я писал ей, но вы прежде увидите; пожалуйста, скажите, что меня видели и что all right. [всё в порядке.] Она поймет. А впрочем, скажите ей, будьте добры, что я назначен членом комиссии соединенного… Ну, да она поймет! Знаете, les petites misères de la vie humaine, [
маленькие неприятности человеческой жизни,] — как бы извиняясь, обратился он к
княгине. — А Мягкая-то, не Лиза, а Бибиш, посылает-таки тысячу ружей и двенадцать сестер. Я вам говорил?
— Этот у меня будет светский молодой человек, — сказал папа, указывая на Володю, — а этот поэт, — прибавил он, в то время как я, целуя
маленькую сухую ручку
княгини, с чрезвычайной ясностью воображал в этой руке розгу, под розгой — скамейку, и т. д., и т. д.
Княгиня была женщина лет сорока пяти,
маленькая, тщедушная, сухая и желчная, с серо-зелеными неприятными глазками, выражение которых явно противоречило неестественно-умильно сложенному ротику. Из-под бархатной шляпки с страусовым пером виднелись светло-рыжеватые волосы; брови и ресницы казались еще светлее и рыжеватее на нездоровом цвете ее лица. Несмотря на это, благодаря ее непринужденным движениям, крошечным рукам и особенной сухости во всех чертах общий вид ее имел что-то благородное и энергическое.
Княгиня была востроносая, худенькая старушка, в темном платье, в кружевах, в большом чепце, с сухими, костлявыми,
маленькими руками, переплетенными синими жилами, и со множеством старинных перстней на пальцах.
Комната
княгини Софьи Васильевны была за большою и
маленькой гостиными. В большой гостиной Мисси, шедшая впереди Нехлюдова, решительно остановилась и, взявшись за спинку золоченого стульчика, посмотрела на него.
Татьяна Борисовна отправила к племяннику двести пятьдесят рублей. Через два месяца он потребовал еще; она собрала последнее и выслала еще. Не прошло шести недель после вторичной присылки, он попросил в третий раз, будто на краски для портрета, заказанного ему
княгиней Тертерешеневой. Татьяна Борисовна отказала. «В таком случае, — написал он ей, — я намерен приехать к вам в деревню для поправления моего здоровья». И действительно, в мае месяце того же года Андрюша вернулся в
Малые Брыки.
Ребенок не привыкал и через год был столько же чужд, как в первый день, и еще печальнее. Сама
княгиня удивлялась его «сериозности» и иной раз, видя, как она часы целые уныло сидит за
маленькими пяльцами, говорила ей: «Что ты не порезвишься, не пробежишь», девочка улыбалась, краснела, благодарила, но оставалась на своем месте.
Корчевская кузина иногда гостила у
княгини, она любила «
маленькую кузину», как любят детей, особенно несчастных, но не знала ее. С изумлением, почти с испугом разглядела она впоследствии эту необыкновенную натуру и, порывистая во всем, тотчас решилась поправить свое невнимание. Она просила у меня Гюго, Бальзака или вообще что-нибудь новое. «
Маленькая кузина, — говорила она мне, — гениальное существо, нам следует ее вести вперед!»
Какие светлые, безмятежные дни проводили мы в
маленькой квартире в три комнаты у Золотых ворот и в огромном доме
княгини!.. В нем была большая зала, едва меблированная, иногда нас брало такое ребячество, что мы бегали по ней, прыгали по стульям, зажигали свечи во всех канделябрах, прибитых к стене, и, осветив залу a giorno, [ярко, как днем (ит.).] читали стихи. Матвей и горничная, молодая гречанка, участвовали во всем и дурачились не
меньше нас. Порядок «не торжествовал» в нашем доме.
«…Представь себе дурную погоду, страшную стужу, ветер, дождь, пасмурное, какое-то без выражения небо, прегадкую
маленькую комнату, из которой, кажется, сейчас вынесли покойника, а тут эти дети без цели, даже без удовольствия, шумят, кричат, ломают и марают все близкое; да хорошо бы еще, если б только можно было глядеть на этих детей, а когда заставляют быть в их среде», — пишет она в одном письме из деревни, куда
княгиня уезжала летом, и продолжает: «У нас сидят три старухи, и все три рассказывают, как их покойники были в параличе, как они за ними ходили — а и без того холодно».
— Помни всю жизнь, — говорила
маленькой девочке, когда они приехали домой, компаньонка, — помни, что
княгиня — твоя благодетельница, и молись о продолжении ее дней. Что была бы ты без нее?
Павел, со своими душевными страданиями, проезжая по Газетному переулку, наполненному магазинами, и даже по знаменитой Тверской, ничего почти этого не видел, и, только уже выехав на
Малую Дмитровку, он с некоторым вниманием стал смотреть на дома, чтобы отыскать между ними дом
княгини Весневой, в котором жил Еспер Иваныч; случай ему, в этом отношении, скоро помог.
— Ну, так мы очень были вхожи с покойной маменькой в доме
княгини, и я еще
маленькою видела вашу суженую.
— Ах, друг мой, я с год еду! — все шагом: не могу, боюсь! — воскликнула
княгиня, а между тем нетерпение явно уже отразилось во всей ее
маленькой фигуре.
— Еще бы!.. — проговорила
княгиня. У ней всегда была
маленькая наклонность к придворным известиям, но теперь, когда в ней совершенно почти потухли другие стремления, наклонность эта возросла у ней почти в страсть. Не щадя своего хилого здоровья, она всюду выезжала, принимала к себе всевозможных особ из большого света, чтобы хоть звук единый услышать от них о том, что там происходит.
В день, назначенный Калиновичу для чтения,
княгиня с княжной приехали в город к обеду. Полина им ужасно обрадовалась, а князь не замедлил сообщить, что для них приготовлен
маленькой сюрприз и что вечером будет читать один очень умный и образованный молодой человек свой роман.
Калиновича между тем не было еще у генеральши, но
маленькое общество его слушателей собралось уже в назначенной для чтения гостиной; старуха была уложена на одном конце дивана, а на другом полулежала
княгиня, чувствовавшая от дороги усталость.
Когда певец кончил,
княгиня первая захлопала ему потихоньку, а за ней и все прочие. Толстяк, сверх того, бросил ему десять рублей серебром, князь тоже десять, предводитель — три и так далее.
Малый и не понимал, что это такое делается.
Чтоб кадриль была полнее и чтоб все гости были заняты,
княгиня подозвала к себе стряпчего и потихоньку попросила его пригласить исправницу, которая в самом деле начала уж обижаться, что ею вообще мало занимаются. Против них поставлен был
маленький князек с мистрисс Нетльбет, которая чопорно и с важностью начала выделывать chasse en avant и chasse en arriere. [Фигуры танца (франц.).]
Любимое место
княгини было совершенно внизу, в самой глуши сада, на
маленьком мостике, перекинутом через узкое болотце.
Вошла
княгиня; та же
маленькая, сухая женщина с бегающими глазами и привычкой оглядываться на других, в то время как она говорила с вами. Она взяла меня за руку и подняла свою руку к моим губам, чтобы я поцеловал ее, чего бы я иначе, не полагая этого необходимым, никак не сделал.
— Что такое, Даша? — с неудовольствием спросила
княгиня Вера, проходя в свой
маленький кабинет, рядом со спальней. — Что у вас за глупый вид? И что такое вы вертите в руках?
Один из играющих был сам хозяин, длиннолицый белокурый полковник с флигель-адъютантскими вензелями и аксельбантами, Воронцов; партнером его был кандидат Петербургского университета, недавно выписанный
княгиней Воронцовой учитель для ее
маленького сына от первого мужа, лохматый юноша угрюмого вида.
Карты коробились, перегибались, двигались, словно хотели выскочить из печки. Передонов схватил кочергу и колотил по картам. Посыпались во все стороны мелкие, яркие искры, — и вдруг, в ярком и злом смятении искр поднялась из огня
княгиня,
маленькая, пепельно-серая женщина, вся осыпанная потухающими огоньками: она пронзительно вопила тонким голоском, шипела и плевала на огонь.
С тех пор, как ее
маленьким дитятей вывезли за границу, раз в год, когда
княгиня получала из имения бумаги, прочитывая управительские отчеты, она обыкновенно говорила: «Твоя мать, Аня, здорова», и тем ограничивались сведения Ани о ее матери.
Долинский слушал рассказы
княгини, порою смеялся и вообще был занят, был заинтересован ими не
меньше всех прочих слушателей. Он возвратился домой в таком веселом расположении духа, в каком не чувствовал себя еще ни разу с самой смерти Доры.
— Очень, мой друг,
маленькая, и зовут ее Дорушкой, — отвечала
княгиня.
Вдова его получала удобную квартиру и полное содержание, а
маленькая Аня со второго же года была совсем взята в барский дом, и не только жила с
княгинею, но даже и спала с нею в одной комнате.
—
Маленькая? — спрашивала она у
княгини.
Широкие и смелые замыслы и планы князя рухнули; рамки его сузились до мелкой придирчивости, до тирании, от которой в доме страдали все, начиная от
маленького поваренка на кухне до самой молодой
княгини, в ее образной и опочивальне.
Княгиня его приветливо встретила, но все в своем большом чепце, и повела его в
маленькую гостиную, куда почти никто никогда не ходил, — здесь затворились, сели и начали говорить.
Требование было и небольшое, но в то же время и не совсем легкое; но граф услужил
княгине, он достал ей такого француза, который превзошел все ее ожидания. Этот утешительный человек был французский гражданин monsieur Gigot, [Господин Жиго (франц.)] которому здесь надо дать
маленькое место. Ne le renvoyez раз, je vous prie! [Не отсылайте его, я вас прошу (франц.)] Он тут нужен.
Разъяснения всех этих негодований и пророчеств впереди; их место далеко в хронике событий, которые я должна записать на память измельчавшим и едва ли самих себя не позабывшим потомкам древнего и доброго рода нашего. Сделав несколько несвоевременный скачок вперед, я снова возвращаюсь «во время уно», к событию, которым завершился период тихого вдовьего житья
княгини с
маленькими детьми в селе Протозанове и одновременно с тем открылась новая фаза течения моего светила среди окружавших его туч и туманов.
Княгиня уехала в Петербург с
маленькими детьми, с Ольгою Федотовною и с Патрикеем. Дети и Ольга помещались вместе с бабушкою в карете, а Патрикей в устроенной сзади откидной коляске, где ему было очень покойно и откуда он с высоты мог далеко вперед видеть дорогу и наблюдать за форейтором и за кучером. Они приехали так скоро, как только тогда было можно. В Протозаново от них никаких вестей еще не приходило.
В персонале и в порядках дома должны были произойти неизбежные обновления и реформы, к которым
княгиня и приготовлялась; но приготовлялась не спеша и, по-видимому, с очень
малою радостью.
Г-жа Петицкая не упускала ни одного случая, чтобы занять у
княгини хоть
маленькую сумму, которую она, разумеется, никогда и не возвращала.
В самый день именин
княгиня, одетая в нарядное белое платье, отправилась в коляске в католическую церковь для выслушания обедни и проповеди. Барон, во фраке и белом галстуке, тоже поехал вместе с ней. Князь видел это из окна своего кабинета и только грустно усмехнулся. По случаю приглашения, которое он накануне сделал Елене, чтобы она пришла к ним на вечер, у него опять с ней вышел
маленький спор.
— Скажите, когда бывают влюблены и им отвечают взаимно, то пишут такие письма? — проговорил барон и, вынув из своего бумажника
маленькую записочку, подал ее Анне Юрьевне. Письмо это было от
княгини, писанное два дня тому назад и следующего содержания: «Вы просите у меня „Московских ведомостей“ [«Московские ведомости» — газета, издававшаяся с 1756 года. В 1863 году была арендована реакционерами М.Н.Катковым и П.М.Леонтьевым.], извините, я изорвала их на папильотки, а потому можете сегодня сидеть без газет!»
Княгиня при этом сделала
маленькую гримасу.
— В любви все дело минуты, — продолжал он каким-то даже страстным голосом, — например, я десять бы лет жизни отдал, если бы вы позволили мне поцеловать божественную вашу ножку… — И барон при этом указал глазами на
маленькую и красивую ножку
княгини, выставившуюся из-под ее платья.
— Отчего же некстати? — спросила
княгиня с
маленьким удивлением.
Все эти подозрения и намеки, высказанные
маленьким обществом Григоровых барону, имели некоторое основание в действительности: у него в самом деле кое-что начиналось с Анной Юрьевной; после того неприятного ужина в Немецком клубе барон дал себе слово не ухаживать больше за
княгиней; он так же хорошо, как и она, понял, что князь начудил все из ревности, а потому подвергать себя по этому поводу новым неприятностям барон вовсе не желал, тем более, что черт знает из-за чего и переносить все это было, так как он далеко не был уверен, что когда-нибудь увенчаются успехом его искания перед
княгиней; но в то же время переменить с ней сразу тактику и начать обращаться холодно и церемонно барону не хотелось, потому что это прямо значило показать себя в глазах ее трусом, чего он тоже не желал.
Такой прием, разумеется, всякую другую женщину мог бы только оттолкнуть, заставить быть осторожною, что и происходило у него постоянно с
княгиней Григоровой, но с Анной Юрьевной такая тактика вышла хороша: она сама в жизнь свою так много слышала всякого рода отдаленных и сентиментальных разговоров, что они ей сильно опротивели, и таким образом, поселясь при переезде в город в одном доме а видясь каждый день, Анна Юрьевна и барон стали как-то все играть между собой и шалить, словно
маленькие дети.
Невзирая на
малые лета ребенка, я уже застал при нем молодого рыжеватого наставника немца Фелькеля; а Любинька познакомилась со старшей сестрою Ванички Катенькой (впоследствии
княгиней Вяземской).
Он подробно объяснял, что было хорошего во мне и что хорошего в леди С. У меня уж был ребенок, а леди С. было девятнадцать лет; у меня коса была лучше, но зато у леди стан был грациознее; леди большая дама, тогда как «ваша, — сказал он, — так себе, одна из этих
маленьких русских
княгинь, которые так часто начинают появляться здесь».
В «фамилиях» у духовенства
княгиня имела крестников и фаворитов, которым она понемножку «благодетельствовала» — впрочем, только «
малыми» и «средними» дарами.
Дрейяк объявил, что дольше в Париже не останется и, несмотря на все споры и просьбы, опираясь на полномочие
княгини, отстоял свое мнение с тем мужеством, которое может дать один сильный страх; делать было нечего, дети воротились. И
маленькая француженка очутилась как-то в то же время на Литейной и сильно хлопотала об отделке своей квартиры и топала ножкой с досады, что лакей Кузьма ничего не понимает, что она говорит.