Неточные совпадения
От хладного разврата света
Еще увянуть не успев,
Его душа была согрета
Приветом друга, лаской дев;
Он сердцем милый был невежда,
Его лелеяла надежда,
И мира новый блеск
и шум
Еще пленяли юный ум.
Он забавлял мечтою сладкой
Сомненья сердца своего;
Цель жизни нашей для него
Была заманчивой загадкой,
Над ней он голову ломал
И чудеса подозревал.
Пошли
приветы, поздравленья:
Татьяна всех благодарит.
Когда же дело до Евгенья
Дошло, то девы томный вид,
Ее смущение, усталость
В его душе родили жалость:
Он молча поклонился ей;
Но как-то взор его очей
Был чудно нежен. Оттого ли,
Что он
и вправду тронут был,
Иль он, кокетствуя, шалил,
Невольно ль, иль из доброй воли,
Но взор сей нежность изъявил:
Он сердце Тани оживил.
Он был не глуп;
и мой Евгений,
Не уважая сердца в нем,
Любил
и дух его суждений,
И здравый толк о том, о сем.
Он с удовольствием, бывало,
Видался с ним,
и так нимало
Поутру не был удивлен,
Когда его увидел он.
Тот после первого
привета,
Прервав начатый разговор,
Онегину, осклабя взор,
Вручил записку от поэта.
К окну Онегин подошел
И про себя ее прочел.
— Пьяный я — плакать начинаю, ей-богу! Плачу
и плачу,
и черт знает о чем плачу, честное слово! Ну, спасибо вам за
привет и ласку…
И ты
Ревнива? Мне ль, в мои ли лета
Искать надменного
приветаСамолюбивой красоты?
И стану ль я, старик суровый,
Как праздный юноша, вздыхать,
Влачить позорные оковы
И жен притворством искушать?
Тогда лишь только стало явно,
Зачем бежала своенравно
Она семейственных оков,
Томилась тайно, воздыхала
И на
приветы женихов
Молчаньем гордым отвечала,
Зачем так тихо за столом
Она лишь гетману внимала,
Когда беседа ликовала
И чаша пенилась вином...
А Дмитрий Федорович, которому Грушенька, улетая в новую жизнь, «велела» передать свой последний
привет и заказала помнить навеки часок ее любви, был в эту минуту, ничего не ведая о происшедшем с нею, тоже в страшном смятении
и хлопотах.
Лицо ее дышит
приветом и лаской.
Такой осанки, такого
привета милостивого вообразить невозможно
и рассказать нельзя.
Но Чертопханов не только не отвечал на его
привет, а даже рассердился, так весь
и вспыхнул вдруг: паршивый жид смеет сидеть на такой прекрасной лошади… какое неприличие!
Во время путешествия капитаны пароходов, учителя, врачи
и многие частные лица нередко оказывали мне различные услуги
и советами
и делом, неоднократно содействовали
и облегчали мои предприятия. Шлю им дружеский
привет и благодарю за радушие
и гостеприимство.
Даже
и теперь мне приятно вспоминать мои тогдашние впечатления.
Привет тебе, скромный уголок германской земли, с твоим незатейливым довольством, с повсеместными следами прилежных рук, терпеливой, хотя неспешной работы…
Привет тебе
и мир!
Привет тебе, премудрый,
Великий Берендей,
Владыка среброкудрый,
Отец земли своей.
Для счастия народа
Богами ты храним,
И царствует свобода
Под скипетром твоим,
Владыка среброкудрый,
Отец земли своей.
Да здравствует премудрый,
Великий Берендей!
Земля,
Покрытая пуховою порошей,
В ответ на их
привет холодный кажет
Такой же блеск, такие же алмазы
С вершин дерёв
и гор, с полей пологих,
Из выбоин дороги прилощенной.
Великий царь счастливых берендеев,
Живи вовек! От радостного утра,
От подданных твоих
и от меня
Привет тебе! В твоем обширном царстве
Покуда все благополучно.
И пусть тогда сольются
В единый клич
привет навстречу Солнцу
И брачная торжественная песнь.
Привет тебе, великий Берендей,
От жен
и дев, от юных берендеек,
От всех сердец, лелеющих любовь.
Привет умирающей был для меня необыкновенно дорог. Теплая шаль была очень нужна ночью,
и я не успел ее поблагодарить, ни пожать ее руки… она вскоре скончалась.
Твоею дружбой не согрета,
Вдали шла долго жизнь моя.
И слов последнего
приветаИз уст твоих не слышал я.
Размолвкой нашей недовольный,
Ты, может, глубоко скорбел;
Обиды горькой, но невольной
Тебе простить я не успел.
Никто из нас не мог быть злобен,
Никто, тая строптивый нрав,
Был повиниться не способен,
Но каждый думал, что он прав.
И ехал я на примиренье,
Я жаждал искренно сказать
Тебе сердечное прощенье
И от тебя его принять…
Но было поздно…
Говоря о московских гостиных
и столовых, я говорю о тех, в которых некогда царил А. С. Пушкин; где до нас декабристы давали тон; где смеялся Грибоедов; где М. Ф. Орлов
и А. П. Ермолов встречали дружеский
привет, потому что они были в опале; где, наконец, А. С.
На этом свидании он передал отцу какие-то поручения
и последний
привет молодой жене.
Вот она идет недалеко, с этим знакомым лицом, когда-то на минуту осветившимся таким родственным
приветом, а теперь опять почти незнакомая
и чужая.
И сделалась я «героинею дня».
Не только артисты, поэты —
Вся двинулась знатная наша родня;
Парадные, цугом кареты
Гремели; напудрив свои парики,
Потемкину ровня по летам,
Явились былые тузы-старики
С отменно учтивым
приветом;
Старушки, статс-дамы былого двора,
В объятья меня заключали:
«Какое геройство!.. Какая пора!..» —
И в такт головами качали.
Скажи мой
привет Катерине Петровне
и напомни, что если она поедет за Урал, то на дороге ее Ялуторовск, где все радушно желают ее видеть.
Передайте мой дружеский
привет доброму моему Ивану. Тони поцелуйте за меня
и скажите, что я жду обещанного им письма, где он хотел меня познакомить с распределением его дня. Всегда с удовольствием читаю его письма, они имеют свой особенный характер.
Всем вашим в Твери
и в Москве сердечный мой
привет…
Мы стали ходить два раза в неделю в гусарский манеж, где на лошадях запасного эскадрона учились у полковника Кнабенау, под главным руководством генерала Левашова, который
и прежде того, видя нас часто в галерее манежа во время верховой езды своих гусар, обращался к нам с
приветом и вопросом: когда мы начнем учиться ездить?
Вероятно, тебя видел Иван Федорович Иваницкий, медик, путешествовавший на судах Американской компании. Он тебя знает
и обещал мне, при недавнем свидании здесь, передать тебе мой
привет. Всеми способами стараюсь тебя отыскивать, только извини, что сам не являюсь. Нет прогонов. Подождем железную дорогу. Когда она дойдет [до] Ялуторовска, то, вероятно, я по ней поеду. Аннушка тебя целует.
В газетах все надежды на мир, а Кронштадт Иванов укрепляет неутомимо — говорит, что три месяца работает как никогда. Иногда едва успевает пообедать. С ним действует
и брат Павла Сергеевича… Сердечно целую Таню, которую я знаю, а Н. Д. посылаю
и свой
и всех нас дружеский
привет…
Розанов, верно, вам сказал мою благодарность за сигары
и «Адольфа». Вспоминайте иногда душою вам преданного сибиряка. Двадцать лет дают мне здесь право гражданства. Недавно я видел Швецова из Тагиля, который был за границей
и привез мне
привет от Н. Тургенева...
До него должен быть у тебя Фрейганг, бывший моим гостем по возвращении из Камчатки. Он же встретился дорогой с Арбузовым
и передал посланный тобою
привет. Арбузова провезли мимо Ялуторовска. — До того в феврале я виделся с H. H. Муравьевым,
и он обнял меня за тебя. Спасибо тебе! Отныне впредь не будет таких промежутков в наших сношениях. Буду к тебе писать просто с почтой, хотя это
и запрещено мне, не знаю почему.
— Ерундища какая-то, — произнес Бычков. — Мертвые берегут идеи для живых, вместо
привета — вон,
и толковать еще о какой-то своей терпимости.
Такой это был простой
и искренний
привет, что не смешал он доктора
и не сконфузил, а только с самого его приезда в Москву от этих слов ему впервые сделалось веселее
и отраднее.
Ни ответа, ни
привета не было, тишина стояла мертвая; в зеленых садах птицы не пели песни райские, не били фонтаны воды
и не шумели ключи родниковые, не играла музыка во палатах высокиих.
Дрогнуло сердечко у купецкой дочери, красавицы писаной, почуяла она нешто недоброе, обежала она палаты высокие
и сады зеленые, звала зычным голосом своего хозяина доброго — нет нигде ни ответа, ни
привета и никакого гласа послушания; побежала она на пригорок муравчатый, где рос, красовался ее любимый цветочик аленькой, —
и видит она, что лесной зверь, чудо морское лежит на пригорке, обхватив аленькой цветочик своими лапами безобразными.
— «О, вижу ясно, что у тебя в гостях была царица Маб!» — все тут же единогласно согласились, что они такого Меркуцио не видывали
и не увидят никогда. Грустный Неведомов читал Лоренцо грустно, но с большим толком,
и все поднимал глаза к небу. Замин, взявший на себя роль Капулетти, говорил каким-то гортанным старческим голосом: «
Привет вам, дорогие гости!» —
и больше походил на мужицкого старосту, чем на итальянского патриция.
Неистовый, срывающийся лай сразу наполнил весь сад, отозвавшись во всех его уголках. В этом лае вместе с радостным
приветом смешивались
и жалоба,
и злость,
и чувство физической боли. Слышно было, как собака изо всех сил рвалась в темном подвале, силясь от чего-то освободиться.
На следующий день я видел Зинаиду только мельком: она ездила куда-то с княгинею на извозчике. Зато я видел Лушина, который, впрочем, едва удостоил меня
привета,
и Малевского. Молодой граф осклабился
и дружелюбно заговорил со мною. Из всех посетителей флигелька он один умел втереться к нам в дом
и полюбился матушке. Отец его не жаловал
и обращался с ним до оскорбительности вежливо.
Немудрено поэтому, что скоро я прекратил всякие попытки занимать Соню моими преступными играми, а еще через некоторое время мне стало тесно в доме
и в садике, где я не встречал ни в ком
привета и ласки.
[великие дела разрушаются] Поэтому, поздравляя вас с днем ангела, мы поступим вполне согласно с обстоятельствами дела (тайные советники, заслушав этот достолюбезный оборот речи, кивают головами), ежели в этом поздравлении соединим наш сердечный
привет и верным сообщницам вашим на поприще яичного
и курятного производства.
Санин
и она — полюбили в первый раз; все чудеса первой любви совершались над ними. Первая любовь — та же революция: однообразно-правильный строй сложившейся жизни разбит
и разрушен в одно мгновенье, молодость стоит на баррикаде, высоко вьется ее яркое знамя —
и что бы там впереди ее ни ждало — смерть или новая жизнь, — всему она шлет свой восторженный
привет.
Вернувшись, я первым делом поблагодарил дочь Ивана Ивановича за знакомство с отцом, передал ей
привет из дома
и мою тетрадь со стихами, где был написан
и «Стенька Разин». Стихи она впоследствии переписала для печати. В конце 1894 года я выпустил первую книгу моих стихов «Забытая тетрадь».
На высоте, на снеговой вершине,
Я вырезал стальным клинком сонет.
Проходят дни. Быть может,
и доныне
Снега хранят мой одинокий след.
На высоте, где небеса так сини,
Где радостно сияет зимний свет,
Глядело только солнце, как стилет
Чертил мой стих на изумрудной льдине.
И весело мне думать, что поэт
Меня поймет. Пусть никогда в долине
Его толпы не радует
привет!
На высоте, где небеса так сини,
Я вырезал в полдневный час сонет
Лишь для того, кто на вершине…
Номера он
и в Париже
и в Лионе занимал самые дорогие
и самые лучшие, на «водку» прислуге раздавал деньги щедрой рукой, обязательно сопровождая каждое приношение
приветом...
Тот к числу друзей Н.
И. Пастухова не принадлежал, находил, что он «компрометирует русское общество», но, вынужденный настоятельностью обращенных к нему вопросов, пресерьезно ответил, подстрочно переводя коротенький
привет Н.
И. Пастухова: «Спасибо, голуби!»
Характерный эпизод этого оригинального
привета и его не менее оригинального перевода быстро облетел весь стол
и в тот же день сделался достоянием всего съехавшегося общества.
На душе его стало грустно
и в то же время бодро; он вспомнил старые годы своей минувшей удали
и, взглянув на луну, послал ей шутливый
привет...
Движение, которое полисмен Гопкинс истолковал в этом позорном смысле (что вовсе не делает чести проницательности нью-йоркской полиции), имеет, наоборот, значение самого горячего
привета и почтения, которым в Лозищанской губернии обмениваются взаимно люди самого лучшего круга.
Однако Джону Келли скоро стало казаться, что у незнакомца не было никаких намерений. Он просто вышел на платформу, без всякого багажа, только с корзиной в руке, даже, по-видимому, без всякого плана действий
и тупо смотрел, как удаляется поезд. Раздался звон, зашипели колеса, поезд пролетел по улице, мелькнул в полосе электрического света около аптеки, а затем потонул в темноте,
и только еще красный фонарик сзади несколько времени посылал прощальный
привет из глубины ночи…
— Но что я вижу?
И здесь к нам навстречу идет красота!
Привет смиренного художника очаровательной Зое! — крикнул вдруг Шубин, театрально размахнув шляпой.