Неточные совпадения
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто хочет! Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да
уж попробовать не куды пошло! Что будет, то будет, попробовать на авось. (Вслух.)
Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Городничий. Да, и тоже над каждой кроватью надписать по-латыни или на другом каком языке… это
уж по вашей части, Христиан Иванович, — всякую болезнь: когда кто заболел, которого дня и числа… Нехорошо, что у вас больные такой крепкий табак курят, что всегда расчихаешься, когда войдешь. Да и лучше,
если б их было меньше: тотчас отнесут к дурному смотрению или к неискусству врача.
Городничий (робея).Извините, я, право, не виноват. На рынке у меня говядина всегда хорошая. Привозят холмогорские купцы, люди трезвые и поведения хорошего. Я
уж не знаю, откуда он берет такую. А
если что не так, то… Позвольте мне предложить вам переехать со мною на другую квартиру.
А
уж Тряпичкину, точно,
если кто попадет на зубок, берегись: отца родного не пощадит для словца, и деньгу тоже любит. Впрочем, чиновники эти добрые люди; это с их стороны хорошая черта, что они мне дали взаймы. Пересмотрю нарочно, сколько у меня денег. Это от судьи триста; это от почтмейстера триста, шестьсот, семьсот, восемьсот… Какая замасленная бумажка! Восемьсот, девятьсот… Ого! за тысячу перевалило… Ну-ка, теперь, капитан, ну-ка, попадись-ка ты мне теперь! Посмотрим, кто кого!
Хлестаков. Возле вас стоять
уже есть счастие; впрочем,
если вы так
уже непременно хотите, я сяду. Как я счастлив, что наконец сижу возле вас.
Аммос Федорович. А я на этот счет покоен. В самом деле, кто зайдет в уездный суд? А
если и заглянет в какую-нибудь бумагу, так он жизни не будет рад. Я вот
уж пятнадцать лет сижу на судейском стуле, а как загляну в докладную записку — а! только рукой махну. Сам Соломон не разрешит, что в ней правда и что неправда.
Так как я знаю, что за тобою, как за всяким, водятся грешки, потому что ты человек умный и не любишь пропускать того, что плывет в руки…» (остановясь), ну, здесь свои… «то советую тебе взять предосторожность, ибо он может приехать во всякий час,
если только
уже не приехал и не живет где-нибудь инкогнито…
Городничий. А
уж я так буду рад! А
уж как жена обрадуется! У меня
уже такой нрав: гостеприимство с самого детства, особливо
если гость просвещенный человек. Не подумайте, чтобы я говорил это из лести; нет, не имею этого порока, от полноты души выражаюсь.
Если бы, то есть, чем-нибудь не уважили его, а то мы
уж порядок всегда исполняем: что следует на платья супружнице его и дочке — мы против этого не стоим.
Хлестаков. Я, признаюсь, литературой существую. У меня дом первый в Петербурге. Так
уж и известен: дом Ивана Александровича. (Обращаясь ко всем.)Сделайте милость, господа,
если будете в Петербурге, прошу, прошу ко мне. Я ведь тоже балы даю.
Всечасное употребление этого слова так нас с ним ознакомило, что, выговоря его, человек ничего
уже не мыслит, ничего не чувствует, когда,
если б люди понимали его важность, никто не мог бы вымолвить его без душевного почтения.
— Есть у меня, — сказал он, — друг-приятель, по прозванью вор-новото́р,
уж если экая выжига князя не сыщет, так судите вы меня судом милостивым, рубите с плеч мою голову бесталанную!
Только тогда Бородавкин спохватился и понял, что шел слишком быстрыми шагами и совсем не туда, куда идти следует. Начав собирать дани, он с удивлением и негодованием увидел, что дворы пусты и что
если встречались кой-где куры, то и те были тощие от бескормицы. Но, по обыкновению, он обсудил этот факт не прямо, а с своей собственной оригинальной точки зрения, то есть увидел в нем бунт, произведенный на сей раз
уже не невежеством, а излишеством просвещения.
Он понял, что час триумфа
уже наступил и что триумф едва ли не будет полнее,
если в результате не окажется ни расквашенных носов, ни свороченных на сторону скул.
А с другой стороны,
если пуститься в разъяснения, не будет ли чересчур
уж обширно и для самих глуповцев обременительно?
Может быть, так и разрешилось бы это дело исподволь,
если б мирному исходу его не помешали замыслы некоторых беспокойных честолюбцев, которые
уже и в то время были известны под именем"крайних".
Еще отец, нарочно громко заговоривший с Вронским, не кончил своего разговора, как она была
уже вполне готова смотреть на Вронского, говорить с ним,
если нужно, точно так же, как она говорила с княгиней Марьей Борисовной, и, главное, так, чтобы всё до последней интонации и улыбки было одобрено мужем, которого невидимое присутствие она как будто чувствовала над собой в эту минуту.
— Я не понимаю, как они могут так грубо ошибаться. Христос
уже имеет свое определенное воплощение в искусстве великих стариков. Стало быть,
если они хотят изображать не Бога, а революционера или мудреца, то пусть из истории берут Сократа, Франклина, Шарлоту Корде, но только не Христа. Они берут то самое лицо, которое нельзя брать для искусства, а потом…
― Арсений доходит до крайности, я всегда говорю, ― сказала жена. ―
Если искать совершенства, то никогда не будешь доволен. И правду говорит папа, что когда нас воспитывали, была одна крайность ― нас держали в антресолях, а родители жили в бельэтаже; теперь напротив ― родителей в чулан, а детей в бельэтаж. Родители
уж теперь не должны жить, а всё для детей.
«
Если так, то это несчастие!» говорил этот его взгляд. Это было минутное впечатление, но она никогда
уже не забыла его.
— Да
уж вы как ни делайте, он коли лентяй, так всё будет чрез пень колоду валить.
Если совесть есть, будет работать, а нет — ничего не сделаешь.
— Ах, не слушал бы! — мрачно проговорил князь, вставая с кресла и как бы желая уйти, но останавливаясь в дверях. — Законы есть, матушка, и
если ты
уж вызвала меня на это, то я тебе скажу, кто виноват во всем: ты и ты, одна ты. Законы против таких молодчиков всегда были и есть! Да-с,
если бы не было того, чего не должно было быть, я — старик, но я бы поставил его на барьер, этого франта. Да, а теперь и лечите, возите к себе этих шарлатанов.
— Больше восьмисот.
Если считать тех, которые отправлены не прямо из Москвы,
уже более тысячи, — сказал Сергей Иваныч.
— Не может быть!
Уж если б узнавал, так меня бы узнал, — сказала Кити на утверждение Агафьи Михайловны и улыбнулась.
Некоторые отделы этой книги и введение были печатаемы в повременных изданиях, и другие части были читаны Сергеем Ивановичем людям своего круга, так что мысли этого сочинения не могли быть
уже совершенной новостью для публики; но всё-таки Сергей Иванович ожидал, что книга его появлением своим должна будет произвести серьезное впечатление на общество и
если не переворот в науке, то во всяком случае сильное волнение в ученом мире.
— Да
уж это ты говорил. Дурно, Сережа, очень дурно.
Если ты не стараешься узнать того, что нужнее всего для христианина, — сказал отец вставая, — то что же может занимать тебя? Я недоволен тобой, и Петр Игнатьич (это был главный педагог) недоволен тобой… Я должен наказать тебя.
«
Если добро имеет причину, оно
уже не добро;
если оно имеет последствие — награду, оно тоже не добро. Стало быть, добро вне цепи причин и следствий».
Она приехала с намерением пробыть два дня,
если поживется. Но вечером же, во время игры, она решила, что уедет завтра. Те мучительные материнские заботы, которые она так ненавидела дорогой, теперь, после дня проведенного без них, представлялись ей
уже в другом свете и тянули ее к себе.
«Княгиня Мягкая угадала, — подумал Степан Аркадьич, входя на лестницу. — Странно! Однако хорошо было бы сблизиться с ней. Она имеет огромное влияние.
Если она замолвит словечко Поморскому, то
уже верно».
Уже входя в детскую, он вспомнил, что такое было то, что он скрыл от себя. Это было то, что
если главное доказательство Божества есть Его откровение о том, что есть добро, то почему это откровение ограничивается одною христианскою церковью? Какое отношение к этому откровению имеют верования буддистов, магометан, тоже исповедующих и делающих добро?
— Нет,
уж если мы разговорились, то объясни мне с философской точки зрения, — сказал Левин.
— Ах, maman, у вас своего горя много. Лили заболела, и я боюсь, что скарлатина. Я вот теперь выехала, чтоб узнать, а то засяду
уже безвыездно,
если, избави Бог, скарлатина.
— Мне вас ужасно жалко! И как бы я счастлив был,
если б устроил это! — сказал Степан Аркадьич,
уже смелее улыбаясь. — Не говори, не говори ничего!
Если бы Бог дал мне только сказать так, как я чувствую. Я пойду к нему.
— Что ты, с ума сошел? — с ужасом вскрикнула Долли. — Что ты, Костя, опомнись! — смеясь сказала она. — Ну, можешь итти теперь к Фанни, — сказала она Маше. — Нет,
уж если хочешь ты, то я скажу Стиве. Он увезет его. Можно сказать, что ты ждешь гостей. Вообще он нам не к дому.
—
Если б и ушибся, так никто бы не заметил.
Уж это наверно.
— Ну, так вот что мы сделаем: ты поезжай в нашей карете за ним, а Сергей Иванович
уже если бы был так добр заехать, а потом послать.
Ревность его в эти несколько минут, особенно по тому румянцу, который покрыл ее щеки, когда она говорила с Весловским,
уже далеко ушла. Теперь, слушая ее слова, он их понимал
уже по-своему. Как ни странно было ему потом вспоминать об этом, теперь ему казалось ясно, что
если она спрашивает его, едет ли он на охоту, то это интересует ее только потому, чтобы знать, доставит ли он это удовольствие Васеньке Весловскому, в которого она, по его понятиям,
уже была влюблена.
«Ну, так
если он хочет этого, я сделаю, но я за себя
уже не отвечаю теперь», подумала она и со всех ног рванулась вперед между кочек. Она ничего
уже не чуяла теперь и только видела и слышала, ничего не понимая.
В этот день было несколько скачек: скачка конвойных, потом двухверстная офицерская, четырехверстная и та скачка, в которой он скакал. К своей скачке он мог поспеть, но
если он поедет к Брянскому, то он только так приедет, и приедет, когда
уже будет весь Двор. Это было нехорошо. Но он дал Брянскому слово быть у него и потому решил ехать дальше, приказав кучеру не жалеть тройки.
Николай
уже совсем собрался уезжать, когда Константин опять пришел к нему и ненатурально просил извинить,
если чем-нибудь оскорбил его.
— Так мы можем рассчитывать на вас, граф, на следующий съезд? — сказал Свияжский. — Но надо ехать раньше, чтобы восьмого
уже быть там.
Если бы вы мне сделали честь приехать ко мне?
Левин не замечал, как проходило время.
Если бы спросили его, сколько времени он косил, он сказал бы, что полчаса, — а
уж время подошло к обеду. Заходя ряд, старик обратил внимание Левина на девочек и мальчиков, которые с разных сторон, чуть видные, по высокой траве и по дороге шли к косцам, неся оттягивавшие им ручонки узелки с хлебом и заткнутые тряпками кувшинчики с квасом.
— Но ей всё нужно подробно. Съезди,
если не устала, мой друг. Ну, тебе карету подаст Кондратий, а я еду в комитет. Опять буду обедать не один, — продолжал Алексей Александрович
уже не шуточным тоном. — Ты не поверишь, как я привык…
— Стало быть,
если чувства мои уничтожены,
если тело мое умрет, существования никакого
уж не может быть? — спросил он.
— Да, но
если б он не по воле матери, а просто, сам?… — говорила Кити, чувствуя, что она выдала свою тайну и что лицо её, горящее румянцем стыда,
уже изобличило её.
«Это должен быть Вронский», подумал Левин и, чтоб убедиться в этом, взглянул на Кити. Она
уже успела взглянуть на Вронского и оглянулась на Левина. И по одному этому взгляду невольно просиявших глаз ее Левин понял, что она любила этого человека, понял так же верно, как
если б она сказала ему это словами. Но что же это за человек?
Правда, часто, разговаривая с мужиками и разъясняя им все выгоды предприятия, Левин чувствовал, что мужики слушают при этом только пение его голоса и знают твердо, что, что бы он ни говорил, они не дадутся ему в обман. В особенности чувствовал он это, когда говорил с самым умным из мужиков, Резуновым, и заметил ту игру в глазах Резунова, которая ясно показывала и насмешку над Левиным и твердую уверенность, что
если будет кто обманут, то
уж никак не он, Резунов.
— Говорят, что это очень трудно, что только злое смешно, — начал он с улыбкою. — Но я попробую. Дайте тему. Всё дело в теме.
Если тема дана, то вышивать по ней
уже легко. Я часто думаю, что знаменитые говоруны прошлого века были бы теперь в затруднении говорить умно. Всё умное так надоело…
Тут несколько точек, ибо рассудок
уже ничего не говорит, а говорят большею частью: язык, глаза и вслед за ними сердце,
если оно имеется.
— Пора! — шепнул мне доктор, дергая за рукав, —
если вы теперь не скажете, что мы знаем их намерения, то все пропало. Посмотрите, он
уж заряжает…
если вы ничего не скажете, то я сам…