Неточные совпадения
— В кого же дурной быть? А Семен рядчик на другой
день вашего
отъезда пришел. Надо будет порядиться с ним, Константин Дмитрич, — сказал приказчик. — Я вам прежде докладывал про машину.
Он помнил, как он пред
отъездом в Москву сказал раз своему скотнику Николаю, наивному мужику, с которым он любил поговорить: «Что, Николай! хочу жениться», и как Николай поспешно отвечал, как о
деле, в котором не может быть никакого сомнения: «И давно пора, Константин Дмитрич».
Чувствуя, что примирение было полное, Анна с утра оживленно принялась за приготовление к
отъезду. Хотя и не было решено, едут ли они в понедельник или во вторник, так как оба вчера уступали один другому, Анна деятельно приготавливалась к
отъезду, чувствуя себя теперь совершенно равнодушной к тому, что они уедут
днем раньше или позже. Она стояла в своей комнате над открытым сундуком, отбирая вещи, когда он, уже одетый, раньше обыкновенного вошел к ней.
На третий
день после
отъезда брата и Левин уехал за границу. Встретившись на железной дороге с Щербацким, двоюродным братом Кити, Левин очень удивил его своею мрачностью.
И действительно, она в тот же
день приехала к Анне; но тон ее был уже совсем не тот, как прежде. Она, очевидно, гордилась своею смелостью и желала, чтоб Анна оценила верность ее дружбы. Она пробыла не более десяти минут, разговаривая о светских новостях, и при
отъезде сказала...
Первые два
дня после
отъезда жены Алексей Александрович принимал просителей, правителя
дел, ездил в комитет и выходил обедать в столовую, как и обыкновенно.
Как бы то ни было, когда он простился с ним на седьмой
день, пред
отъездом его в Москву, и получил благодарность, он был счастлив, что избавился от этого неловкого положения и неприятного зеркала. Он простился с ним на станции, возвращаясь с медвежьей охоты, где всю ночь у них было представление русского молодечества.
Но на второй
день после
отъезда, когда Корней подал ему счет из модного магазина, который забыла заплатить Анна, и доложил, что приказчик сам тут, Алексей Александрович велел позвать приказчика.
— Постой! По…стой! — сказал Вронский, не раздвигая мрачной складки бровей, но останавливая ее за руку. — В чем
дело? Я сказал, что
отъезд надо отложить на три
дня, ты мне на это сказала, что я лгу, что я нечестный человек.
«Впрочем, это
дело кончено, нечего думать об этом», сказал себе Алексей Александрович. И, думая только о предстоящем
отъезде и
деле ревизии, он вошел в свой нумер и спросил у провожавшего швейцара, где его лакей; швейцар сказал, что лакей только что вышел. Алексей Александрович велел себе подать чаю, сел к столу и, взяв Фрума, стал соображать маршрут путешествия.
Когда он вышел к ней, она рассказала ему, отчасти повторяя приготовленные слова, свой
день и свои планы на
отъезд.
Вместе с путешественником было доложено о приезде губернского предводителя, явившегося и Петербург и с которым нужно было переговорить. После его
отъезда нужно было докончить занятия будничные с правителем
дел и еще надо было съездить по серьезному и важному
делу к одному значительному лицу. Алексей Александрович только успел вернуться к пяти часам, времени своего обеда, и, пообедав с правителем
дел, пригласил его с собой вместе ехать на дачу и на скачки.
Отъезда день давно просрочен,
Проходит и последний срок.
Осмотрен, вновь обит, упрочен
Забвенью брошенный возок.
Обоз обычный, три кибитки
Везут домашние пожитки,
Кастрюльки, стулья, сундуки,
Варенье в банках, тюфяки,
Перины, клетки с петухами,
Горшки, тазы et cetera,
Ну, много всякого добра.
И вот в избе между слугами
Поднялся шум, прощальный плач:
Ведут на двор осьмнадцать кляч...
— Да уж три раза приходила. Впервой я ее увидал в самый
день похорон, час спустя после кладбища. Это было накануне моего
отъезда сюда. Второй раз третьего
дня, в дороге, на рассвете, на станции Малой Вишере; а в третий раз, два часа тому назад, на квартире, где я стою, в комнате; я был один.
Особенно логической связи подарка с немедленным
отъездом и непременною необходимостью прийти для того в дождь и в полночь, конечно, этими объяснениями ничуть не выказывалось, но
дело, однако же, обошлось весьма складно.
На другой
день он уехал с Базаровым в ***. Молодежь в Марьине пожалела об их
отъезде; Дуняша даже всплакнула… но старичкам вздохнулось легко.
— Помилуйте, батюшка, как можно! — залепетал Тимофеич (он вспомнил строгий наказ, полученный от барина при
отъезде). — В город по господским
делам ехали да про вашу милость услыхали, так вот и завернули по пути, то есть — посмотреть на вашу милость… а то как же можно беспокоить!
Лидия вывихнула ногу и одиннадцать
дней лежала в постели. Левая рука ее тоже была забинтована. Перед
отъездом Игоря толстая, задыхающаяся Туробоева, страшно выкатив глаза, привела его проститься с Лидией, влюбленные, обнявшись, плакали, заплакала и мать Игоря.
Летом, на другой год после смерти Бориса, когда Лидии минуло двенадцать лет, Игорь Туробоев отказался учиться в военной школе и должен был ехать в какую-то другую, в Петербург. И вот, за несколько
дней до его
отъезда, во время завтрака, Лидия решительно заявила отцу, что она любит Игоря, не может без него жить и не хочет, чтоб он учился в другом городе.
«Нет, уж сегодня не поеду; надо решить
дело скорей, да потом… Что это, ответа поверенный не шлет из деревни?.. Я бы давно уехал, перед
отъездом обручился бы с Ольгой… Ах, а она все смотрит на меня! Беда, право!»
— Я шучу! — сказала она, меняя тон на другой, более искренний. — Я хочу, чтоб вы провели со мной
день и несколько
дней до вашего
отъезда, — продолжала она почти с грустью. — Не оставляйте меня, дайте побыть с вами… Вы скоро уедете — и никого около меня!
Его поглотили соображения о том, что письмо это было ответом на его вопрос: рада ли она его
отъезду! Ему теперь
дела не было, будет ли от этого хорошо Вере или нет, что он уедет, и ему не хотелось уже приносить этой «жертвы».
Накануне
отъезда, в комнате у Райского, развешано и разложено было платье, белье, обувь и другие вещи, а стол загроможден был портфелями, рисунками, тетрадями, которые он готовился взять с собой. В два-три последние
дня перед
отъездом он собрал и пересмотрел опять все свои литературные материалы и, между прочим, отобранные им из программы романа те листки, где набросаны были заметки о Вере.
На другой
день к вечеру он получил коротенький ответ от Веры, где она успокоивала его, одобряя намерение его уехать, не повидавшись с ней, и изъявила полную готовность помочь ему победить страсть (слово было подчеркнуто) — и для того она сама, вслед за отправлением этой записки, уезжает в тот же
день, то есть в пятницу, опять за Волгу. Ему же советовала приехать проститься с Татьяной Марковной и со всем домом, иначе внезапный
отъезд удивил бы весь город и огорчил бы бабушку.
Татьяна Павловна, третьего
дня я вырезал из газеты одно объявление, вот оно (он вынул клочок из жилетного кармана), — это из числа тех бесконечных «студентов», знающих классические языки и математику и готовых в
отъезд, на чердак и всюду.
Лжет: верно знает и час, и
день, и минуту своего
отъезда; но нельзя сказать правды, а почему — вот этого он, может быть, в самом
деле не знает.
Только по
отъезде третьей партии, то есть на четвертый
день, стали мы поговаривать, как нам ехать, что взять с собой и проч.
Утром,
дня за три до
отъезда, пришел ко мне Посьет.
Отъезд откладывался на сутки, и я возвращался еще провести
день там, где провел лет семнадцать и где наскучило жить.
Мы недоумевали, отчего так вдруг обеспокоились японцы нашим
отъездом? почему просят сказать за
день?
Отправка партии, в которой шла Маслова, была назначена на 5-е июля. В этот же
день приготовился ехать зa нею и Нехлюдов. Накануне его
отъезда приехала в город, чтоб повидаться с братом, сестра Нехлюдова с мужем.
Так жила она до 16-ти лет. Когда же ей минуло 16 лет, к ее барышням приехал их племянник — студент, богатый князь, и Катюша, не смея ни ему ни даже себе признаться в этом, влюбилась в него. Потом через два года этот самый племянник заехал по дороге на войну к тетушкам, пробыл у них четыре
дня и накануне своего
отъезда соблазнил Катюшу и, сунув ей в последний
день сторублевую бумажку, уехал. Через пять месяцев после его
отъезда она узнала наверное, что она беременна.
Приехав в Москву, Нехлюдов первым
делом поехал в острожную больницу объявить Масловой печальное известие, о том, что Сенат утвердил решение суда и что надо готовиться к
отъезду в Сибирь.
Старик выслушал сообщение без малейшего удивления, пренеприлично позабыв поскорбеть об
отъезде сынка; вместо того вдруг чрезвычайно захлопотал, вспомнив как раз кстати одно насущное собственное
дело.
И вот пред
отъездом только, в самый тот
день, когда уехали (я их не видал и не провожал), получаю крошечный пакетик, синенький, кружевная бумажка, а на ней одна только строчка карандашом: «Я вам напишу, ждите.
Новая экспедиция. — Состав отряда. — Вьючный обоз. — Научное снаряжение. — Одежда и обувь. — Продовольствие. — Работа путешественника. —
Отъезд. — Река Уссури. — Растительность около станции Шмаковка. — Пресмыкающиеся. — Грызуны. — Птицы. — Порядок
дня в походе. — Село Успенка. — Даубихе и Улахе. — Болото. — Охота за пчелами. Борьба пчел с муравьями
Последние два
дня были смутны и печальны. Гарибальди избегал говорить о своем
отъезде и ничего не говорил о своем здоровье… во всех близких он встречал печальный упрек. Дурно было у него на душе, но он молчал.
…На другой
день после
отъезда из Перми с рассвета полил дождь, сильный, беспрерывный, как бывает в лесистных местах, и продолжался весь
день; часа в два мы приехали в беднейшую вятскую деревню.
— Я покоряюсь необходимостям (je me plie aux necessites). Он куда-то ехал; я оставил его и пошел вниз, там застал я Саффи, Гверцони, Мордини, Ричардсона, все были вне себя от
отъезда Гарибальди. Взошла m-me Сили и за ней пожилая, худенькая, подвижная француженка, которая адресовалась с чрезвычайным красноречием к хозяйке дома, говоря о счастье познакомиться с такой personne distinguee. [выдающейся личностью (фр.).] M-me Сили обратилась к Стансфильду, прося его перевести, в чем
дело. Француженка продолжала...
В
день моего
отъезда в Вятку утром рано явился доктор и начал с следующей глупости...
За
день до моего
отъезда священник, согласившийся венчать, вдруг объявил, что без разрешения архиерея он венчать не станет, что он что-то слышал, что он боится.
Накануне моего
отъезда из Ниццы я получил приглашение от начальника полиции de la sicurezza pubblica. [общественной безопасности (ит.).] Он мне объявил приказ министра внутренних
дел — выехать немедленно из сардинских владений. Эта странная мера со стороны ручного и уклончивого сардинского правительства удивила меня гораздо больше, чем высылка из Парижа в 1850. К тому же и не было никакого повода.
Если б Гарибальди не вставал в пять часов утра и не принимал в шесть, она удалась бы совсем; по счастию, усердие интриги раньше половины девятого не шло; только в
день его
отъезда дамы начали вторжение в его спальню часом раньше.
Отец мой строго взглянул на меня и замял разговор. Граф геройски поправил
дело, он сказал, обращаясь к моему отцу, что «ему нравятся такие патриотические чувства». Отцу моему они не понравились, и он мне задал после его
отъезда страшную гонку. «Вот что значит говорить очертя голову обо всем, чего ты не понимаешь и не можешь понять; граф из верности своему королю служил нашему императору». Действительно, я этого не понимал.
Накануне
отъезда, часа в два, я сидел у него, когда пришли сказать, что в приемной уже тесно. В этот
день представлялись ему члены парламента с семействами и разная nobility и gentry, [знать и дворянство (англ.).] всего, по «Теймсу», до двух тысяч человек, — это было grande levee, [большое вставание (фр.).] царский выход, да еще такой, что не только король виртембергский, но и прусский вряд натянет ли без профессоров и унтер-офицеров.
Проходит еще три
дня; сестрица продолжает «блажить», но так как матушка решилась молчать, то в доме царствует относительная тишина. На четвертый
день утром она едет проститься с дедушкой и с дядей и объясняет им причину своего внезапного
отъезда. Родные одобряют ее. Возвратившись, она перед обедом заходит к отцу и объявляет, что завтра с утра уезжает в Малиновец с дочерью, а за ним и за прочими вышлет лошадей через неделю.
На его счастье, у матушки случились
дела в Москве. С
отъездом барыни опасения Ваньки-Каина настолько угомонились, что к нему возвратилась прежняя проказливость. Каждый вечер приходил он в девичью, ужинал вместе с девушками и шутки шутил.
Милочка возвратилась из города уже к утру следующего
дня и узнала об
отъезде мужа, только проснувшись. В первую минуту эта весть заставила ее задуматься, но Калерия Степановна тотчас же подоспела с утешениями.
После
отъезда «молодых» гости еще допивают остатки, а картежники, пришедшие в азарт, иногда играют до следующего
дня.
Об этом спрашивает молодая женщина, «пробужденная им к сознательной жизни». Он все откроет ей, когда придет время… Наконец однажды, прощаясь с нею перед
отъездом в столицу, где его уже ждет какое-то важное общественное
дело, — он наклоняется к ней и шопотом произносит одно слово… Она бледнеет. Она не в силах вынести гнетущей тайны. Она заболевает и в бреду часто называет его имя, имя героя и будущего мученика.