Неточные совпадения
Этот вопрос произвел всеобщую панику; всяк бросился к своему двору спасать имущество. Улицы запрудились возами и пешеходами, нагруженными и навьюченными домашним скарбом. Торопливо, но без особенного шума
двигалась эта вереница
по направлению к выгону и, отойдя от города на безопасное расстояние, начала улаживаться. В эту минуту
полил долго желанный дождь и растворил на выгоне легко уступающий чернозем.
Артиллерия тщетно гремела с высоты вала, а в
поле вязла и не
двигалась по причине изнурения лошадей.
За окном тяжко
двигался крестный ход: обыватели города, во главе с духовенством всех церквей, шли за город, в
поле — провожать икону Богородицы в далекий монастырь, где она пребывала и откуда ее приносили ежегодно в субботу на пасхальной неделе «гостить»,
по очереди, во всех церквах города, а из церквей, торопливо и не очень «благолепно», носили
по всем домам каждого прихода, собирая с «жильцов» десятки тысяч священной дани в пользу монастыря.
День был воскресный,
поля пустынны; лишь кое-где солидно гуляли желтоносые грачи, да
по невидимым тропам между пашен, покачиваясь,
двигались в разные стороны маленькие люди, тоже похожие на птиц.
Он говорил еще что-то, но Самгин не слушал его, глядя, как водопроводчик, подхватив Митрофанова под мышки, везет его
по полу к пролому в стене. Митрофанов
двигался, наклонив голову на грудь, спрятав лицо; пальто, пиджак на нем были расстегнуты, рубаха выбилась из-под брюк, ноги волочились
по полу, развернув носки.
Ночами перед Самгиным развертывалась картина зимней, пуховой земли, сплошь раскрашенной
по белому огромными кострами пожаров; огненные вихри вырывались точно из глубины земной, и всюду,
по ослепительно белым
полям, от вулкана к вулкану
двигались, яростно шумя, потоки черной лавы — толпы восставших крестьян.
Слева сад ограждала стена конюшен полковника Овсянникова, справа — постройки Бетленга; в глубине он соприкасался с усадьбой молочницы Петровны, бабы толстой, красной, шумной, похожей на колокол; ее домик, осевший в землю, темный и ветхий, хорошо покрытый мхом, добродушно смотрел двумя окнами в
поле, исковырянное глубокими оврагами, с тяжелой синей тучей леса вдали;
по полю целый день
двигались, бегали солдаты, — в косых лучах осеннего солнца сверкали белые молнии штыков.
Тяжелые, лохматые, они
двигались куда-то на юго-запад, взбирались
по распадкам, обволакивали мысы и оставляли в
поле зрения только подошвы гор.
Тонкие паутины плелись
по темнеющему жнивью,
по лиловым махрам репейника проступала почтенная седина, дикие утки сторожко смотрели, тихо
двигаясь зарями
по сонному пруду, и резвая стрекоза, пропев свою веселую пору, безнадежно ползла, скользя и обрываясь с каждого скошенного стебелечка, а
по небу низко-низко тащились разорванные
полы широкого шлафора, в котором разгуливал северный волшебник, ожидая, пока ему позволено будет раскрыть старые мехи с холодным ветром и развязать заиндевевший мешок с белоснежной зимой.
И все это Иван говорил таким тоном, как будто бы и в самом деле знал дорогу. Миновали, таким образом, они Афанасьево, Пустые
Поля и въехали в Зенковский лес. Название, что дорога в нем была грязная, оказалось слишком слабым: она была адски непроходимая, вся изрытая колеями, бакалдинами; ехать хоть бы легонькою рысью было
по ней совершенно невозможно: надо было
двигаться шаг за шагом!
Один из парней, пришедших с Павлом, был рыжий, кудрявый, с веселыми зелеными глазами, ему, должно быть, хотелось что-то сказать, и он нетерпеливо
двигался; другой, светловолосый, коротко остриженный, гладил себя ладонью
по голове и смотрел в
пол, лица его не было видно.
Вид с нее открывался на три стороны: группы баб и девок тянулись
по полям к усадьбе, показываясь своими цветными головами из-за поднявшейся довольно уже высоко ржи, или
двигались, до половины выставившись,
по нескошенным лугам.
Замрут голоса певцов, — слышно, как вздыхают кони, тоскуя
по приволью степей, как тихо и неустранимо
двигается с
поля осенняя ночь; а сердце растет и хочет разорваться от полноты каких-то необычных чувств и от великой, немой любви к людям, к земле.
Темною ратью
двигается лес навстречу нам. Крылатые ели — как большие птицы; березы — точно девушки. Кислый запах болота течет
по полю. Рядом со мною идет собака, высунув розовый язык, останавливается и, принюхавшись, недоуменно качает лисьей головой.
Сидя на
полу, я вижу, как серьезные глаза двумя голубыми огоньками
двигаются по страницам книжки, иногда их овлажняет слеза, голос девочки дрожит, торопливо произнося незнакомые слова в непонятных соединениях.
Я поднялся в город, вышел в
поле. Было полнолуние,
по небу плыли тяжелые облака, стирая с земли черными тенями мою тень. Обойдя город
полем, я пришел к Волге, на Откос, лег там на пыльную траву и долго смотрел за реку, в луга, на эту неподвижную землю. Через Волгу медленно тащились тени облаков; перевалив в луга, они становятся светлее, точно омылись водою реки. Все вокруг полуспит, все так приглушено, все
движется как-то неохотно,
по тяжкой необходимости, а не
по пламенной любви к движению, к жизни.
Растекшаяся
по лицу и
полу кровь не
двигалась, отражая, как лужа, соседний стул; рана над переносицей слегка припухла.
А за кладбищем дымились кирпичные заводы. Густой, черный дым большими клубами шел из-под длинных камышовых крыш, приплюснутых к земле, и лениво поднимался вверх. Небо над заводами и кладбищем было смугло, и большие тени от клубов дыма ползли
по полю и через дорогу. В дыму около крыш
двигались люди и лошади, покрытые красной пылью…
Ему представилось огромное, мокрое
поле, покрытое серыми облаками небо, широкая дорога с берёзами
по бокам. Он идёт с котомкой за плечами, его ноги вязнут в грязи, холодный дождь бьёт в лицо. А в
поле, на дороге, нет ни души… даже галок на деревьях нет, и над головой безмолвно
двигаются синеватые тучи…
И все качалось из стороны в сторону плавными, волнообразными движениями. Люди то отдалялись от Фомы, то приближались к нему, потолок опускался, а
пол двигался вверх, и Фоме казалось, что вот его сейчас расплющит, раздавит. Затем он почувствовал, что плывет куда-то
по необъятно широкой и бурной реке, и, шатаясь на ногах, в испуге начал кричать...
Левая его рука, худая и тонкая, то крепко потирала лоб, то делала в воздухе какие-то непонятные знаки; босые ноги шаркали
по полу, на шее трепетала какая-то жила, и даже уши его
двигались.
— Уйдите от меня! — добавил он через секунду, не сводя острого, встревоженного взгляда с длинных
пол, которые все колыхались, таинственно
двигались, как будто кто-то в них путался и, разом распахнувшись, защелкали своими взвившимися углами, как щелкают детские, бумажные хлопушки, а
по стеклам противоположного окна мелькнуло несколько бледных, тонких линий, брошенных заходящей луною, и вдруг все стемнело; перед Долинским выросла огромная мрачная стена, под стеной могильные кресты, заросшие глухой крапивой,
по стене медленно идет в белом саване Дора.
Перед ними открылось обширное
поле, усыпанное французскими и нашими стрелками; густые облака дыма стлались
по земле; вдали, на возвышенных местах,
двигались неприятельские колонны. Пули летали
по всем направлениям, жужжали, как пчелы, и не прошло полминуты, одна пробила навылет фуражку Рославлева, другая оторвала часть воротника Блесткиной шинели.
Смотрел я, как
по грязному
полу двигаются, лениво шаркая ногами, «девушки для радости», как отвратительно трясутся их дряблые тела под назойливый визг гармоники или под раздражающий треск струн разбитого пианино, смотрел — и у меня зарождались какие-то неясные, но тревожные мысли. От всего вокруг истекала скука, отравляя душу бессильным желанием куда-то уйти.
Хозяйка ставила на стол чайную посуду,
двигаясь с тихим шелестом, точно куча тряпья, которую возила
по полу чья-то невидимая рука.
По полю к бараку
двигалась фура — должно быть, везли больного. Мелкий дождь сыпался… Больше ничего не было. Матрёна отвернулась от окна и, тяжело вздохнув, села за стол, занятая вопросом...
Сквозь туман в глазах Григорий видел Кислякова: гармонист в своём парадном костюме лежал грудью на столе, крепко вцепившись в него руками, и его ноги в лакированных сапогах вяло
двигались по мокрому
полу.
— Вам это непривычно
по полу валяться, а мы — люди привычные, — объяснял он, подмащивая в головы свою дорожную котомку. — Что-то у нас теперь в обители делается… Ужо завтра мы утречком пораньше
двинемся, чтобы
по холодку пройти. Как раз к ранней обедне поспеем…
Опять
по топям,
по густым рисовым
полям усталый отряд
двигался к Го-Конгу. Шел день, шел другой — и не видали ни одного анамита в опустелых, выжженных деревнях, попадавшихся на пути. Днем зной был нестерпимый, а
по вечерам было сыро. Французские солдаты заболевали лихорадкой и холерой, и в два дня до ста человек были больны.
Часа три мы медленно
двигались по каким-то непаханым, бесснежным
полям и низким кустам, хрустевшим под колесами орудий, в том же безмолвии и мраке.
Погода по-прежнему была сверкающая, в раскрытые окна глядела налитая солнцем зелень сада,
по блестящим
полам медленно
двигались под сквознячком легкие стаи пушинок от тополей. В душе было послеэкзаменационное чувство огромного облегчения и освобождения; впереди — Петербург, студенчество; через две недели — к Конопацким. И я писал...
Налево, уже далеко от меня, проплыл ряд неярких огоньков — это ушел поезд. Я был один среди мертвых и умирающих. Сколько их еще осталось? Возле меня все было неподвижно и мертво, а дальше
поле копошилось, как живое, — или мне это казалось оттого, что я один. Но стон не утихал. Он стлался
по земле — тонкий, безнадежный, похожий на детский плач или на визг тысячи заброшенных и замерзающих щенят. Как острая, бесконечная ледяная игла входил он в мозг и медленно
двигался взад и вперед, взад и вперед…
Вдоль прямой дороги, шедшей от вокзала к городу, тянулись серые каменные здания казенного вида. Перед ними,
по эту сторону дороги, было большое
поле. На утоптанных бороздах валялись сухие стебли каоляна, под развесистыми ветлами чернела вокруг колодца мокрая, развороченная копытами земля. Наш обоз остановился близ колодца. Отпрягали лошадей, солдаты разводили костры и кипятили в котелках воду. Главный врач поехал разузнавать сам, куда нам
двигаться или что делать.
Это было в сумерки; за стеною на невидимой церкви тягуче звонил колокол, сзывая верующих; вдалеке,
по пустынному, поросшему бурьяном
полю черной точкой
двигался неведомый путник, уходящий в неведомую даль; и тихо было в нашей тюрьме, как в гробнице.
Когда солнце совершенно вышло из тумана и ослепляющим блеском брызнуло
по полям и туману (как будто он только ждал этого для начала дела), он снял перчатку с красивой, белой руки, сделал ею знак маршалам и отдал приказание начинать дело. Маршалы, сопутствуемые адъютантами, поскакали в разные стороны, и через несколько минут быстро
двинулись главные силы французской армии к тем Праценским высотам, которые всё более и более очищались русскими войсками, спускавшимися налево в лощину.