Неточные совпадения
«Да, да, вот
женщина!» думал Левин, забывшись и упорно глядя на ее красивое, подвижное лицо, которое теперь вдруг совершенно переменилось. Левин не слыхал, о чем она говорила, перегнувшись к брату, но он был поражен переменой ее выражения. Прежде столь прекрасное в своем спокойствии, ее лицо вдруг выразило странное любопытство,
гнев и гордость. Но это продолжалось только одну минуту. Она сощурилась, как бы вспоминая что-то.
— Вы — дура! — заявил Самгин. — Я вас выгоню, — крикнул он и тотчас устыдился своего
гнева, а
женщина, следуя за ним по пятам, говорила однотонно и убийственно скучно...
Он ушел, а Татьяна Марковна все еще стояла в своей позе, с глазами, сверкающими
гневом, передергивая на себе, от волнения, шаль. Райский очнулся от изумления и робко подошел к ней, как будто не узнавая ее, видя в ней не бабушку, а другую, незнакомую ему до тех пор
женщину.
— Он шутил, вы знаете. Он говорил, что, напротив, молодая и прекрасная
женщина на молодого человека в вашем возрасте всегда производит лишь впечатление негодования и
гнева… — засмеялась вдруг Анна Андреевна.
С самым серьезным лицом она болтала тысячи тех милых глупостей, какие умеют говорить только
женщины, чувствующие, что их любят; самые капризы и даже вспышки
гнева, как цветами, пересыпались самыми неожиданными проявлениями загоравшейся страсти.
А ведь она знает, что я про нее сказал тогда в Мокром, что она «великого
гнева»
женщина!
Они будут расслабленно трепетать
гнева нашего, умы их оробеют, глаза их станут слезоточивы, как у детей и
женщин, но столь же легко будут переходить они по нашему мановению к веселью и к смеху, светлой радости и счастливой детской песенке.
Он вознегодовал на какого-то модерантиста, чуть ли не на меня даже, хоть меня тут и не было, и зная, что предмету его
гнева уж немало лет, он воскликнул: «да что вы о нем говорите? я приведу вам слова, сказанные мне на днях одним порядочным человеком, очень умной
женщиной: только до 25 лет человек может сохранять честный образ мыслей».
Тетка покойного деда рассказывала, — а
женщине, сами знаете, легче поцеловаться с чертом, не во
гнев будь сказано, нежели назвать кого красавицею, — что полненькие щеки козачки были свежи и ярки, как мак самого тонкого розового цвета, когда, умывшись божьею росою, горит он, распрямляет листики и охорашивается перед только что поднявшимся солнышком; что брови словно черные шнурочки, какие покупают теперь для крестов и дукатов девушки наши у проходящих по селам с коробками москалей, ровно нагнувшись, как будто гляделись в ясные очи; что ротик, на который глядя облизывалась тогдашняя молодежь, кажись, на то и создан был, чтобы выводить соловьиные песни; что волосы ее, черные, как крылья ворона, и мягкие, как молодой лен (тогда еще девушки наши не заплетали их в дрибушки, перевивая красивыми, ярких цветов синдячками), падали курчавыми кудрями на шитый золотом кунтуш.
Он был человек гордый, склонный к
гневу, это был пацифист с воинствующим инстинктом, любил охоту, был картежник, проигравший в карты миллион, проповедник непротивления — он естественно склонен был к противлению и ничему и никому не мог покориться, его соблазняли
женщины, и он написал «Крейцерову сонату».
И она сознавала, что гордая «пани» смиряется в ней перед конюхом-хлопом. Она забывала его грубую одежду и запах дегтя, и сквозь тихие переливы песни вспоминалось ей добродушное лицо, с мягким выражением серых глаз и застенчиво-юмористическою улыбкой из-под длинных усов. По временам краска
гнева опять приливала к лицу и вискам молодой
женщины: она чувствовала, что в борьбе из-за внимания ее ребенка она стала с этим мужиком на одну арену, на равной ноге, и он, «хлоп», победил.
Дарья Алексеевна даже в
гнев вошла. Это была
женщина добрая и весьма впечатлительная.
— Разумеется, вполне, — отвечала с каким-то милым
гневом Анна Ивановна, — и потому — что я теперь такое?.. Совершенно погибшая
женщина, — прибавила она и развела ручками.
Гнев и ожесточение Флегонта Михайлыча были совершенно законны: по уездным нравам, вымарать дегтем ворота в доме, где живет молодая
женщина или молодая девушка, значит публично ее опозорить, и к этому средству обыкновенно прибегают между мещанами, а пожалуй, и купечеством оставленные любовники.
Но Миропа Дмитриевна, кажется, была не рада этому: как
женщина практически-сообразительная, она очень хорошо поняла, что Аггей Никитич потерял теперь всякое влияние на судьбу Тулузова, стало быть, она будет не столь нужна Рамзаеву, с которого Миропа Дмитриевна весьма аккуратно получала каждый месяц свой гонорар. Эта мысль до такой степени рассердила и обеспокоила ее, что она с
гневом и насмешкой сказала своему вислоухому супругу...
— Вы, я вижу, порядочных
женщин не умеете понимать, а потому я лучше уйду от вас, и приходите уж вы ко мне раскаяться, когда опомнитесь от вашего глупого
гнева!
Во тьме ныли и кусались комары, он лениво давил их, неотрывно думая о
женщине, простой и кроткой, как Горюшина, красивой и близкой, какой была Евгения в иные дни; думал и прислушивался, как в нём разрушается что-то, ощущал, что из хаоса всё настойчивее встаёт знакомая тяжёлая тоска. И вдруг вскочил, весь налившись
гневом и страхом: на дворе зашумело, было ясно, что кто-то лезет через забор.
Бабушка была
женщина самая простая и находилась в полном распоряжении у своих дочерей; если иногда она осмеливалась хитрить с Степаном Михайловичем, то единственно по их наущению, что, по неуменью, редко проходило ей даром и что старик знал наизусть; он знал и то, что дочери готовы обмануть его при всяком удобном случае, и только от скуки или для сохранения собственного покоя, разумеется будучи в хорошем расположении духа, позволял им думать, что они надувают его; при первой же вспышке всё это высказывал им без пощады, в самых нецеремонных выражениях, а иногда и бивал, но дочери, как настоящие Евины внучки, не унывали: проходил час
гнева, прояснялось лицо отца, и они сейчас принимались за свои хитрые планы и нередко успевали.
— Если бы у меня были часы, — повторял он с особою убедительностью, — я показал бы ей, что нельзя ставить самовар целый час. Вот проклятая баба навязалась… Сколько она испортила крови моего сердца и сока моих нервов! Недаром сказано, что господь создал
женщину в минуту
гнева… А Федосья — позор натуры и ужас всей природы.
— Но рядом со всем этим он замечал, что каждый раз, когда ему приходится говорить о позорной современности, о том, как она угнетает человека, искажая его тело, его душу, когда он рисовал картины жизни в будущем, где человек станет внешне и внутренне свободен, — он видел ее перед собою другой: она слушала его речи с
гневом сильной и умной
женщины, знающей тяжесть цепей жизни, с доверчивой жадностью ребенка, который слышит волшебную сказку, и эта сказка в ладу с его, тоже волшебно сложной, душою.
— Да, возрази вам… легко это оказать!.. Мужчина не всякий на то решится, особенно когда вы в
гневе, не то что
женщина!
— Прелестнейшая
женщина!.. Превосходная!.. — говорил Тюменев.
Гнев снова воскрес в его душе.
— Кто вы такой? — рассердилась Арколь. По наступательному выражению ее кроткого даже в
гневе лица я видел, что и эта
женщина дошла до предела. — Я не знаю вас и не приглашала. Это мое помещение, я здесь хозяйка. Потрудитесь уйти!
— Никогда! — сказал Ганувер. — Но двадцать тысяч шагов… Ваш счет верен. Однако я запрещаю говорить дальше об этом. Бен Дрек, раскуйте молодца, раскуйте
женщину и того, третьего.
Гнев мой улегся. Сегодня никто не должен пострадать, даже враги. Раскуйте, Дрек! — повторил Ганувер изумленному агенту. — Вы можете продолжать охоту, где хотите, но только не у меня.
В эти две-три минуты Яков испытал, как сквозь него прошли горячие токи обиды, злости, прошли и оставили в нём подавляющее, почти горестное сознание, что маленькая
женщина эта необходима ему так же, как любая часть его тела, и что он не может позволить оторвать её от него. От этого сознания к нему вновь возвратился
гнев, он похолодел, встал, сунув руку в карман.
Дарил также царь своей возлюбленной ливийские аметисты, похожие цветом на ранние фиалки, распускающиеся в лесах у подножия Ливийских гор, — аметисты, обладавшие чудесной способностью обуздывать ветер, смягчать злобу, предохранять от опьянения и помогать при ловле диких зверей; персепольскую бирюзу, которая приносит счастье в любви, прекращает ссору супругов, отводит царский
гнев и благоприятствует при укрощении и продаже лошадей; и кошачий глаз — оберегающий имущество, разум и здоровье своего владельца; и бледный, сине-зеленый, как морская вода у берега, вериллий — средство от бельма и проказы, добрый спутник странников; и разноцветный агат — носящий его не боится козней врагов и избегает опасности быть раздавленным во время землетрясения; и нефрит, почечный камень, отстраняющий удары молнии; и яблочно-зеленый, мутно-прозрачный онихий — сторож хозяина от огня и сумасшествия; и яснис, заставляющий дрожать зверей; и черный ласточкин камень, дающий красноречие; и уважаемый беременными
женщинами орлиный камень, который орлы кладут в свои гнезда, когда приходит пора вылупляться их птенцам; и заберзат из Офира, сияющий, как маленькие солнца; и желто-золотистый хрисолит — друг торговцев и воров; и сардоникс, любимый царями и царицами; и малиновый лигирий: его находят, как известно, в желудке рыси, зрение которой так остро, что она видит сквозь стены, — поэтому и носящие лигирий отличаются зоркостью глаз, — кроме того, он останавливает кровотечение из носу и заживляет всякие раны, исключая ран, нанесенных камнем и железом.
В первый почти раз
женщина не
гневом и презрением, а слезами просила его прекратить свои искания, или, лучше сказать, в первый еще раз
женщина отвергнула его, богатого и знатного человека. Он решился притвориться и ожидать до времени. «Ее надобно приучить к мысли любить другого, а не мужа, — подумал он, — а я ей не противен, это видно».
На эти слова герой мой ничего не отвечал, но снова встал перед хозяйкой на колени, первоначально расцеловал ее руку и потом вдруг совершенно неожиданно обхватил ее за талию и обхватил весьма дерзко и совершенно неприлично, Варвара Александровна вся вспыхнула и хотела было вырваться; но Хозаров держал крепко,
гнев овладел молодою
женщиною: с несвойственною ей силою, она вырвала свою руку и ударила дерзкого безумца по щеке.
Надежда Ивановна. Nicolas! не смейся надо мной; оскорбленная
женщина ужасна в
гневе, она способна на все!
Я бы не пожалела себя, чтобы спасти жизнь и счастие этому несчастному молодому человеку“; а маленькая Аврора, которой еще нет и шестнадцати лет, но которая хороша, как ангел на Каульбаховской фреске, вся исполнилась
гневом и, насупив свои прямые брови, заметила: „А я бы гораздо больше хотела наказать таких
женщин своим примером“.
Все старые слова, которыми определяются чувства вражды человека к человеку, ненависть,
гнев, презрение, не подходили к тому, что испытывали
женщины.
Орочские
женщины трудолюбивы и молчаливы. Весь день они работают: носят дрова, скоблят шкуры зверей или мнут рыбью кожу, варят обед или шьют обувь и починяют одежду. Они много курят и как будто совершенно не замечают посторонних людей у себя в доме. В глазах их нельзя прочесть ни испуга, ни
гнева, ни любопытства, ни радости.
Цвибуш увидел пред собой красивейшую
женщину, полную красоты, молодости, достоинства и…
гнева.
Топпи благосклонно ухмыльнулся на мою неудачную остроту, а с Меня сразу сползла вся патока, и сахар заменился уксусом и желчью. Я заперся у себя и на долгое время предался холодному
гневу на Сатану, который влюбляется в
женщину.
Слова мои только приводили в пламенный
гнев этих
женщин, и я был изгоняем за то, что смел приходить в их дома с такою просьбой…
Моисей Соломонович, считая последнего, в финансовом смысле, опасным для себя конкурентом в сердце красавицы-артистки — он только и признавал над
женщинами силу денег — воспылал
гневом и наскочил в буфете на Николая Егоровича.
Барон признался, что болезнь его душевная… что началась она со времени рождения первого сына… бросил в душу
женщины, страстно его любящей, сомнение, боязнь, утешение,
гнев, борьбу долга с привязанностию, преданность богу и, когда перепытал все чувства и утомил их, между нежнейшими ласками предложил ей выбор: лишиться мужа навсегда или сына только разлукою временною.
«Пустяки! — со смехом подумал он. —
Гнев подобной
женщины, оскорбления кокотки… напрасные угрозы бессильной злобы! Я еще в выигрыше… К черту эту кокотку, разыгрывающую из себя добродетельную мать, к черту, пожалуй, и дочь…»
Все его преступления в венце, которого он не искал и который надела на него прихоть властителя; никакой крамоле, никакому злу не причастный, он виноват за чужие вины, за честолюбие двух
женщин, за коварство царедворцев, за
гнев деда на сторонних, не на него ж.
И тут произошло что-то неожиданное и дикое: пьяная и полуголая
женщина, красная от
гнева, бросила куртку, размахнулась и ударила Павла по щеке.
Как в первой заповеди против
гнева дан совет тушить этот
гнев вначале, совет, разъясненный сравнением с человеком, ведомым к судье, так и здесь Христос говорит, что блуд происходит оттого, что мужчины и
женщины смотрят друг на друга как на предмет похоти.
Неужели он не переселит ее завтра же в отель? Соседство этих
женщин невыносимо для него, просто опасно, припадки
гнева вызовут непременно серьезный рецидив. У него и без того пошаливает сердце. Надо сделать это завтра же. Но ведь Леонтина может упереться? Она теперь в его доме, под одною кровлей с ним; это ей дает новые права.