Неточные совпадения
И они не допускают, чтобы господа выходили из определившейся
в их понятии
рамки.
Яркое солнце, веселый блеск зелени, звуки музыки были для нее естественною
рамкой всех этих знакомых лиц и перемен к ухудшению или улучшению, за которыми она следила; но для князя свет и блеск июньского утра и звуки оркестра, игравшего модный веселый вальс, и особенно вид здоровенных служанок казались чем-то неприличным и уродливым
в соединении с этими собравшимися со всех концов Европы, уныло двигавшимися мертвецами.
Между крепкими греками, неизвестно каким образом и для чего, поместился Багратион, тощий, худенький, с маленькими знаменами и пушками внизу и
в самых узеньких
рамках.
Чичиков кинул вскользь два взгляда: комната была обвешана старенькими полосатыми обоями; картины с какими-то птицами; между окон старинные маленькие зеркала с темными
рамками в виде свернувшихся листьев; за всяким зеркалом заложены были или письмо, или старая колода карт, или чулок; стенные часы с нарисованными цветами на циферблате… невмочь было ничего более заметить.
Мебель, вся очень старая и из желтого дерева, состояла из дивана с огромною выгнутою деревянною спинкой, круглого стола овальной формы перед диваном, туалета с зеркальцем
в простенке, стульев по стенам да двух-трех грошовых картинок
в желтых
рамках, изображавших немецких барышень с птицами
в руках, — вот и вся мебель.
Толстоногий стол, заваленный почерневшими от старинной пыли, словно прокопченными бумагами, занимал весь промежуток между двумя окнами; по стенам висели турецкие ружья, нагайки, сабля, две ландкарты, какие-то анатомические рисунки, портрет Гуфеланда, [Гуфеланд Христофор (1762–1836) — немецкий врач, автор широко
в свое время популярной книги «Искусство продления человеческой жизни».] вензель из волос
в черной
рамке и диплом под стеклом; кожаный, кое-где продавленный и разорванный, диван помещался между двумя громадными шкафами из карельской березы; на полках
в беспорядке теснились книги, коробочки, птичьи чучелы, банки, пузырьки;
в одном углу стояла сломанная электрическая машина.
На чердаке,
в старинном окованном железом сундуке, он открыл множество интересных, хотя и поломанных вещей:
рамки для портретов, фарфоровые фигурки, флейту, огромную книгу на французском языке с картинами, изображающими китайцев, толстый альбом с портретами смешно и плохо причесанных людей, лицо одного из них было сплошь зачерчено синим карандашом.
Самгин тотчас отметил, что она не похожа на себя, и, как всегда, это было неприятно ему: он терпеть не мог, когда люди выскальзывали из
рамок тех представлений,
в которые он вставил их.
Люди шли молча, серьезные, точно как на похоронах, а сзади, как бы конвоируя всех, подпрыгивая, мелко шагал человечек с двустволкой на плече,
в потертом драповом пальто, туго подпоясанный красным кушаком, под финской шапкой пряталось маленькое глазастое личико, стиснутое темной
рамкой бородки, негустой, но аккуратной.
Он понимал, что обыск не касается его, чувствовал себя спокойно, полусонно. У двери
в прихожую сидел полицейский чиновник, поставив шашку между ног и сложив на эфесе очень красные кисти рук, дверь закупоривали двое неподвижных понятых.
В комнатах, позванивая шпорами, рылись жандармы, передвигая мебель, снимая
рамки со стен; во всем этом для Самгина не было ничего нового.
Густо двигались люди с флагами, иконами, портретами царя и царицы
в багетных
рамках; изредка проплывала яркая фигурка женщины, одна из них шла, подняв нераскрытый красный зонтик, на конце его болтался белый платок.
Илья Ильич жил как будто
в золотой
рамке жизни,
в которой, точно
в диораме, только менялись обычные фазисы дня и ночи и времен года; других перемен, особенно крупных случайностей, возмущающих со дна жизни весь осадок, часто горький и мутный, не бывало.
Он ходил за ней по горам, смотрел на обрывы, на водопады, и во всякой
рамке она была на первом плане. Он идет за ней по какой-нибудь узкой тропинке, пока тетка сидит
в коляске внизу; он следит втайне зорко, как она остановится, взойдя на гору, переведет дыхание и какой взгляд остановит на нем, непременно и прежде всего на нем: он уже приобрел это убеждение.
А сам торопливо сунулся
в угол комнаты, порылся там и достал
рамку с натянутым холстом, выдвинул мольберт и начал шарить по углам, отыскивая ящик с красками.
— Ничего тебе не хочется, никуда не тянет тебя? Не просит голова свободы, простора? Не тесно тебе
в этой
рамке? Ведь
в глазах, вблизи — все вон этот забор, вдали — вот этот купол церкви, дома… под носом…
Он достал из угла натянутый на
рамку холст, который готовил давно для портрета Веры, взял краски, палитру. Молча пришел он
в залу, угрюмо, односложными словами, велел Василисе дать каких-нибудь занавесок, чтоб закрыть окна, и оставил только одно; мельком исподлобья взглянул раза два на Крицкую, поставил ей кресло и сел сам.
Действительно, я отыскал
в саке фотографический,
в овальной
рамке, портрет Катерины Николаевны. Он взял его
в руку, поднес к свету, и слезы вдруг потекли по его желтым, худым щекам.
В окне одно стекло разбито; на столике стояло маленькое зеркало,
в простой
рамке, с ящиком.
К обеду, то есть часов
в пять, мы, запыленные, загорелые, небритые, остановились перед широким крыльцом «Welch’s hotel»
в Капштате и застали
в сенях толпу наших. Каролина была
в своей
рамке,
в своем черном платье, которое было ей так к лицу, с сеточкой на голове. Пошли расспросы, толки, новости с той и с другой стороны. Хозяйки встретили нас, как старых друзей.
Я все время поминал вас, мой задумчивый артист: войдешь, бывало, утром к вам
в мастерскую, откроешь вас где-нибудь за
рамками, перед полотном, подкрадешься так, что вы, углубившись
в вашу творческую мечту, не заметите, и смотришь, как вы набрасываете очерк, сначала легкий, бледный, туманный; все мешается
в одном свете: деревья с водой, земля с небом… Придешь потом через несколько дней — и эти бледные очерки обратились уже
в определительные образы: берега дышат жизнью, все ярко и ясно…
На самом видном месте помещалась большая золотая
рамка с инкрустацией из ляпис-лазури;
в ней была вставлена отцветшая, порыжевшая фотография Марьи Степановны с четырьмя детьми.
Во входной комнате стоял биллиард с весьма приличною обстановкой, то есть даже с изображениями скаковых английских лошадей
в черных
рамках по стенам, что, как известно, составляет необходимое украшение всякой биллиардной у холостого человека.
Дойдя до этого момента
в своей речи, Ипполит Кириллович, очевидно избравший строго исторический метод изложения, к которому очень любят прибегать все нервные ораторы, ищущие нарочно строго поставленных
рамок, чтобы сдерживать собственное нетерпеливое увлечение, — Ипполит Кириллович особенно распространился о «прежнем» и «бесспорном» и высказал на эту тему несколько
в своем роде занимательных мыслей.
Рамки были для всех одинаково обязательные, а
в этих общих
рамках обязательно же вырисовывались контуры личностей, почти ничем не отличавшихся одна от другой.
Жизнь их течет, свободная и спокойная,
в одних и тех же
рамках, сегодня как вчера, но самое однообразие этих
рамок не утомляет, потому что содержанием для них служит непрерывное душевное ликование.
По выходе отца своего она долго еще принаряживалась и жеманилась перед небольшим
в оловянных
рамках зеркалом и не могла налюбоваться собою.
Нужно помнить, что притчи обращены к простому народу той эпохи, к среднему человеку, которому мало понятна бескорыстная любовь к Богу и божественному, они сказывались
в ограниченных
рамках пространства и времени.
Особенно любил столярное ремесло, даже обучался ему
в столярной мастерской и делал какие-то
рамки и стулья.
Да и вообще вся его оригинальная фигура плохо укладывалась
в казенные
рамки.
При системе общих камер соблюдение чистоты
в тюрьме невозможно, и гигиена никогда не выйдет здесь из той тесной
рамки, какую ограничили для нее сахалинский климат и рабочая обстановка каторжного, и какими бы благими намерениями ни была проникнута администрация, она будет бессильна и никогда не избавится от нареканий.
— Этот листок,
в золотой
рамке, под стеклом, всю жизнь провисел у сестры моей
в гостиной, на самом видном месте, до самой смерти ее — умерла
в родах; где он теперь — не знаю… но… ах, боже мой! Уже два часа! Как задержал я вас, князь! Это непростительно.
Вход, передняя и зал также подходили к лакею.
В передней помещалась массивная ясневая вешалка и мизерное зеркальце с фольговой лирой
в верху черной
рамки;
в углу стояла ширма, сверх которой виднелись вбитые
в стенку гвозди и развешанная на них простыня. Зал ничем не изобличал сенаторского жилья.
В нем стояли только два большие зеркала с хорошими подзеркальниками. Остальное все было грязновато и ветхо, далее была видна гостиная поопрятнее, а еще далее — довольно роскошный женский будуар.
По стенам висели довольно безобразные портреты предков Абреевых,
в полинялых золотых
рамках, все страшно запыленные и даже заплеснелые.
Река оказалась не что иное, как качающиеся
рамки, между которыми было большое отверстие
в полу.
Борьбу с партикуляризмом, борьбу с католицизмом, борьбу с социалистическими порываниями — словом, со всем, что чувствует себя утесненным
в тех
рамках, которые выработал для жизни идеал государства, скомпонованный
в Берлине.
— Ну, вот теперь пойдем
в магазин. Вот тут на углу: фотографические принадлежности. Мне кстати
рамка нужна, вот на эту персону.
— На какую цену? — спросила дама, быстрой ловко перебирая руками
в митенках, с опухшими сочленениями пальцев,
рамки разных фасонов. — Эти на 50 копеек, а эти подороже. А вот это очень миленький, новый фасон, рубль двадцать.
На улицах и у ворот почти исключительно встречаются одни женщины,
в неизменных темно-синих сарафанах, с пуговицами, идущими до низу, и с черными миткалевыми платками на головах, закалывающимися у самого подбородка, вследствие чего лицо представляется как бы вставленным
в черную
рамку.
Коль скоро печатное слово не подверглось окончательному задушению, оно не перестанет стоять живым укором
в виду ненавистничества и, подчинившись случайно всесильному действию его торжества, сохранит свои
рамки нетронутыми.
Богатый человек, он почти не служил, говоря, что не может укладываться ни
в какой служебной
рамке.
Здесь имеется
в виду его известная гравюра с картины итальянского художника Рафаэля Санти (1483—1520) «Преображение».] и, наконец, масляная женская головка, весьма двусмысленной работы, но зато совсем уж с томными и закатившимися глазами, стояли просто без
рамок, примкнутыми на креслах; словом, все показывало учено-художественный беспорядок, как бы свидетельствовавший о громадности материалов, из которых потом вырабатывались разные рубрики журнала.
Всей этой простотой Екатерина Филипповна вряд ли не хотела подражать крестьянским избам, каковое намерение ее, однако, сразу же уничтожалось висевшей на стене прекрасной картиной Боровиковского, изображавшей бога-отца, который взирает с высоты небес на почившего сына своего: лучезарный свет и парящие
в нем ангелы наполняли весь фон картины; а также мало говорила о простоте и стоявшая
в углу арфа, показавшаяся Егору Егорычу по отломленной голове одного из позолоченных драконов, украшавших
рамку, несколько знакомою.
—
Рамка эта, заключающая
в себе все фигуры, — продолжала gnadige Frau, — означает, что хитрость и злоба людей заставляют пока масонов быть замкнутыми и таинственными, тем не менее эти буквы на
рамке: N, S, W и О, — выражают четыре страны света и говорят масонам, что, несмотря на воздвигаемые им преграды, они уже вышли чрез нарисованные у каждой буквы врата и распространились по всем странам мира.
Мысль жениться на Олесе все чаще и чаще приходила мне
в голову. Сначала она лишь изредка представлялась мне как возможный, на крайний случай, честный исход из наших отношений. Одно лишь обстоятельство пугало и останавливало меня: я не смел даже воображать себе, какова будет Олеся, одетая
в модное платье, разговаривающая
в гостиной с женами моих сослуживцев, исторгнутая из этой очаровательной
рамки старого леса, полного легенд и таинственных сил.
Все равно, что бы я ни был: такой же зверь, как и все, на котором трава вырастет, и больше ничего, или я
рамка,
в которой вставилась часть единого Божества, всё — таки надо жить наилучшим образом.
Кажется, чего проще — разбить поэму на части и главы, а между тем это представляло непреодолимые трудности, — действующие лица никак не укладывались
в предполагаемые
рамки, и самое действие не поддавалось расчленению.
Длинная, низкая палата вся занята рядом стоек для выдвижных полок, или, вернее,
рамок с полотняным дном, на котором лежит «товар» для просушки. Перед каждыми тремя стойками стоит неглубокий ящик на ножках
в виде стола. Ящик этот так и называется — стол.
В этих столах лежали большие белые овалы. Это и есть кубики, которые предстояло нам резать.
Вторая комната была вся обита красным сукном;
в правом углу стоял раззолоченный кивот с иконами,
в богатых серебряных окладах; несколько огромных, обитых жестью сундуков, с приданым и нарядами боярышни, занимали всю левую сторону покоя;
в одном простенке висело четырехугольное зеркало
в узорчатых
рамках и шитое золотом и шелками полотенце.
Две вещи здесь как-то странно останавливали внимание: небольшой погнутый самовар, стоявший на полке, и черная
рамка с остатком грязного стекла и портретом какого-то генерала
в красном мундире, висевшая около икон.
Но, кроме улицы, ведь есть Дыба, есть Удав, которые лелеют встречные идеалы, установившиеся и окрепшие; которые закоченели
в охране этих встречных идеалов и, во имя их насущной практичности, мерно поднимают и опускают молот, угрожая расплющить все, что заявляет претензию выйти из
рамок обыкновенного низменного животолюбия.