Неточные совпадения
На шестой день были назначены губернские выборы.
Залы большие и
малые были полны дворян
в разных мундирах. Многие приехали только к этому дню. Давно не видавшиеся знакомые, кто из Крыма, кто из Петербурга, кто из-за границы, встречались
в залах. У губернского стола, под портретом Государя, шли прения.
Но пред началом мазурки, когда уже стали расставлять стулья и некоторые пары двинулись из
маленьких в большую
залу, на Кити нашла минута отчаяния и ужаса.
Она прошлась по
зале и с решимостью направилась к нему. Когда она вошла
в его кабинет, он
в вице-мундире, очевидно готовый к отъезду, сидел у
маленького стола, на который облокотил руки, и уныло смотрел пред собой. Она увидала его прежде, чем он ее, и она поняла, что он думал о ней.
Но вот толпа заколебалась,
По
зале шепот пробежал…
К хозяйке дама приближалась,
За нею важный генерал.
Она была нетороплива,
Не холодна, не говорлива,
Без взора наглого для всех,
Без притязаний на успех,
Без этих
маленьких ужимок,
Без подражательных затей…
Всё тихо, просто было
в ней,
Она казалась верный снимок
Du comme il faut… (Шишков, прости:
Не знаю, как перевести...
Они вступили
в коридор, узкий и темный, который опять привел их
в такую же
залу с
маленькими окошками вверху.
Он нашел его
в очень
маленькой задней комнате,
в одно окно, примыкавшей к большой
зале, где на двадцати
маленьких столиках, при криках отчаянного хора песенников, пили чай купцы, чиновники и множество всякого люда.
С высоты второго яруса
зал маленького театра показался плоскодонной ямой, а затем стал похож на опрокинутую горизонтально витрину магазина фруктов:
в пене стружек рядами лежат апельсины, яблоки, лимоны. Самгин вспомнил, как Туробоев у Омона оправдывал анархиста Равашоля, и спросил сам себя...
Алина выплыла на сцену
маленького, пропыленного театра такой величественно и подавляюще красивой, что
в темноте
зала проплыл тихий гул удивления, все люди как-то покачнулись к сцене, и казалось, что на лысины мужчин, на оголенные руки и плечи женщин упала сероватая тень. И чем дальше, тем больше сгущалось впечатление, что
зал, приподнимаясь, опрокидывается на сцену.
Зашли
в ресторан,
в круглый
зал, освещенный ярко, но мягко, на
маленькой эстраде играл струнный квартет, музыка очень хорошо вторила картавому говору, смеху женщин, звону стекла, народа было очень много, и все как будто давно знакомы друг с другом; столики расставлены как будто так, чтоб удобно было любоваться костюмами дам;
в центре круга вальсировали высокий блондин во фраке и тоненькая дама
в красном платье, на голове ее, точно хохол необыкновенной птицы, возвышался большой гребень, сверкая цветными камнями.
Как всегда, Самгин напряженно слушал голоса людей — источник мудрости. Людей стало
меньше,
в зале — просторней, танцевали уже три пары, и, хотя вкрадчиво, нищенски назойливо ныли скрипки, виолончель, — голоса людей звучали все более сильно и горячо.
Он торопливо и небрежно начал есть, а Самгин — снова слушать. Людей
в зале становилось
меньше, голоса звучали более отчетливо, кто-то раздраженно кричал...
В дом прошли через кухню, — у плиты суетилась
маленькая, толстая старушка с быстрыми, очень светлыми глазами на темном лице; вышли
в зал, сыроватый и сумрачный, хотя его освещали два огромных окна и дверь, открытая на террасу.
Ее крупная фигура покачивалась, и как будто это она встряхивала сумрак. Самгин возвратился
в зал, вспомнив, что тихий роман с Никоновой начался
в такой же дождливый вечер; это воспоминание тотчас же вызвало у него какую-то торжественную грусть.
В маленькой комнате шлепались на пол мокрые тряпки, потом раздался возмущенный возглас...
В скромном, черном платье с кружевным воротником, с красной розой у пояса,
маленькая, точно подросток, Дуняша наполняла
зал словами такими же простенькими, как она сама.
— Это — шуты, пане, это — шуты! — презрительно повторял
маленький поляк, весь красный, как морковь, от негодования. — Скоро нельзя будет приходить! —
В зале тоже зашевелились, тоже раздавался ропот, но больше смех.
«Да сколько же тут женщин?» — спросил я, остановившись
в маленьком пустом промежутке между двух
зал.
Прежде всего сели на перенесенные
в залу кресла, а губернатор на
маленькое возвышение, на четверть аршина от пола.
В длинной-предлинной
зале нижнего этажа с каменным полом, за длинным столом и
маленькими круглыми столиками, сидели наши и не наши, англичане, испанцы, американцы, метисы и ели мороженое, пили лимонад.
Антонида Ивановна весело засмеялась и провела Привалова
в маленькую голубую гостиную
в неизменном русском вкусе. Когда проходили по
залу, Привалов заметил открытое фортепьяно и спросил...
Половодов служил коноводом и был неистощим
в изобретении
маленьких летних удовольствий: то устраивал ночное катанье на лодках по Узловке, то
маленький пикник куда-нибудь
в окрестности, то иллюминовал старый приваловский сад, то садился за рояль и начинал играть вальсы Штрауса, под которые кружилась молодежь
в высоких
залах приваловского дома.
— У нас
в клубе смешанное общество, — объяснила Хиония Алексеевна по дороге
в танцевальный
зал, где пиликал очень плохой оркестр самую ветхозаветную польку. — Можно сказать, мы устроились совсем на демократическую ногу; есть здесь приказчики, мелкие чиновники,
маленькие купчики, учителя… Но есть и представители нашего beau mond'a: горные инженеры, адвокаты, прокурор, золотопромышленники, заводчики, доктора… А какой богатый выбор красивых дам!..
Плохонький
зал, переделанный из какой-то оранжереи, был скупо освещен десятком ламп; по стенам висели безобразные гирлянды из еловой хвои, пересыпанной бумажными цветами. Эти гирлянды придавали всему
залу похоронный характер. Около стен, на вытертых диванчиках, цветной шпалерой разместились дамы;
в глубине,
в маленькой эстраде, заменявшей сцену, помещался оркестр; мужчины жались около дверей. Десятка два пар кружились по
залу, подымая облако едкой пыли.
Привалов покорно последовал за хозяином, который своими бойкими
маленькими ножками вывел его сначала на площадку лестницы, а отсюда провел
в парадный громадный
зал, устроенный
в два света.
В сопровождении сына, взявшего его под руку, и
малого, он выплыл наконец
в залу.
— Естем до живего доткнентным! (Я оскорблен до последней степени!) — раскраснелся вдруг
маленький пан как рак и живо,
в страшном негодовании, как бы не желая больше ничего слушать, вышел из комнаты. За ним, раскачиваясь, последовал и Врублевский, а за ними уж и Митя, сконфуженный и опешенный. Он боялся Грушеньки, он предчувствовал, что пан сейчас раскричится. Так и случилось. Пан вошел
в залу и театрально встал пред Грушенькой.
Подумав несколько, старик велел
малому ввести посетителя
в залу, а старуху послал вниз с приказанием к младшему сыну сейчас же и явиться к нему наверх.
Но зазвонил колокольчик. Присяжные совещались ровно час, ни больше, ни
меньше. Глубокое молчание воцарилось, только что уселась снова публика. Помню, как присяжные вступили
в залу. Наконец-то! Не привожу вопросов по пунктам, да я их и забыл. Я помню лишь ответ на первый и главный вопрос председателя, то есть «убил ли с целью грабежа преднамеренно?» (текста не помню). Все замерло. Старшина присяжных, именно тот чиновник, который был всех моложе, громко и ясно, при мертвенной тишине
залы, провозгласил...
Расхаживая тяжелыми шагами взад и вперед по
зале, он взглянул нечаянно
в окно и увидел у ворот остановившуюся тройку;
маленький человек
в кожаном картузе и фризовой шинели вышел из телеги и пошел во флигель к приказчику; Троекуров узнал заседателя Шабашкина и велел его позвать. Через минуту Шабашкин уже стоял перед Кирилом Петровичем, отвешивая поклон за поклоном и с благоговением ожидая его приказаний.
«Вот оно», — думал я и опускался, скользя на руках по поручням лестницы. Двери
в залу отворяются с шумом, играет музыка, транспарант с моим вензелем горит, дворовые мальчики, одетые турками, подают мне конфекты, потом кукольная комедия или комнатный фейерверк. Кало
в поту, суетится, все сам приводит
в движение и не
меньше меня
в восторге.
Какие светлые, безмятежные дни проводили мы
в маленькой квартире
в три комнаты у Золотых ворот и
в огромном доме княгини!..
В нем была большая
зала, едва меблированная, иногда нас брало такое ребячество, что мы бегали по ней, прыгали по стульям, зажигали свечи во всех канделябрах, прибитых к стене, и, осветив
залу a giorno, [ярко, как днем (ит.).] читали стихи. Матвей и горничная, молодая гречанка, участвовали во всем и дурачились не
меньше нас. Порядок «не торжествовал»
в нашем доме.
Когда я возвратился,
в маленьком доме царила мертвая тишина, покойник, по русскому обычаю, лежал на столе
в зале, поодаль сидел живописец Рабус, его приятель, и карандашом, сквозь слезы снимал его портрет; возле покойника молча, сложа руки, с выражением бесконечной грусти, стояла высокая женская фигура; ни один артист не сумел бы изваять такую благородную и глубокую «Скорбь».
Войдя
в залу, мы застали там громадного роста
малого, лет под тридцать, широкоплечего, с угреватым широким лицом,
маленькими, чуть-чуть видными глазами и густою гривой волос на голове.
В «
малом зале», как важно называл эту комнатенку со сводами Василий Яковлевич, за большим столом, освещенным газовой люстрой, сидели огромные бородатые и волосатые фигуры: П. Г. Зайчневский, М.
Из
маленьких ресторанов была интересна на Кузнецком мосту
в подвале дома Тверского подворья «Венеция». Там
в отдельном зальце с запиравшеюся дверью собирались деды нашей революции. И удобнее места не было:
в одиннадцать часов ресторан запирался, публика расходилась — и тут-то и начинались дружеские беседы
в этом небольшом с завешенными окнами
зале.
Отворивший князю человек провел его без доклада и вел долго; проходили они и одну парадную
залу, которой стены были «под мрамор», со штучным, дубовым полом и с мебелью двадцатых годов, грубою и тяжеловесною, проходили и какие-то
маленькие клетушки, делая крючки и зигзаги, поднимаясь на две, на три ступени и на столько же спускаясь вниз, и наконец постучались
в одну дверь.
На Катрю Анфиса Егоровна не обратила никакого внимания и точно не замечала ее.
В зале она велела переставить мебель,
в столовой накрыли стол по-новому,
в Нюрочкиной комнате постлали ковер — одним словом, произведена была
маленькая революция, а гостья все ходила из комнаты
в комнату своими неслышными шагами и находила новые беспорядки. Когда вернулся с фабрики Петр Елисеич, он заметно смутился.
Евгения Петровна тихо прошла со свечою по задним комнатам.
В другой
маленькой детской спала крепким сном мамка, а далее, закинув голову на спинку дивана, похрапывала полнокровная горничная. Хозяйка тем же осторожным шагом возвратилась
в спальню. Вязмитинов еще не возвращался.
В зале стучал медленно раскачивающийся маятник стенных часов.
В этот сад выходили два окна
залы (два другие окна этой комнаты выходили на берег речки, за которою кончался город и начинался бесконечный заливной луг), да
в этот же сад смотрели окна
маленькой гостиной с стеклянною дверью и угловой комнаты, бывшей некогда спальнею смотрительши, а нынче будуаром, кабинетом и спальнею ее дочери.
А на
Малой Ямской, которую посещают солдаты, мелкие воришки, ремесленники и вообще народ серый и где берут за время пятьдесят копеек и
меньше, совсем уж грязно и скудно: пол
в зале кривой, облупленный и занозистый, окна завешены красными кумачовыми кусками; спальни, точно стойла, разделены тонкими перегородками, не достающими до потолка, а на кроватях, сверх сбитых сенников, валяются скомканные кое-как, рваные, темные от времени, пятнистые простыни и дырявые байковые одеяла; воздух кислый и чадный, с примесью алкогольных паров и запаха человеческих извержений; женщины, одетые
в цветное ситцевое тряпье или
в матросские костюмы, по большей части хриплы или гнусавы, с полупровалившимися носами, с лицами, хранящими следы вчерашних побоев и царапин и наивно раскрашенными при помощи послюненной красной коробочки от папирос.
Доктор Клименко — городской врач — приготовлял
в зале все необходимое для осмотра: раствор сулемы, вазелин и другие вещи, и все это расставлял на отдельном
маленьком столике. Здесь же у него лежали и белые бланки девушек, заменявшие им паспорта, и общий алфавитный список. Девушки, одетые только
в сорочки, чулки и туфли, стояли и сидели
в отдалении. Ближе к столу стояла сама хозяйка — Анна Марковна, а немножко сзади ее — Эмма Эдуардовна и Зося.
Балагуря таким образом, Ванька-Встанька просиживал
в залах заведения целые вечера и ночи. И по какому-то странному душевному сочувствию девицы считали его почти своим; иногда оказывали ему
маленькие временные услуги и даже покупали ему на свой счет пиво и водку.
В маленьком домике Клеопатры Петровны окна были выставлены и горели большие местные свечи. Войдя
в зальцо, Вихров увидел, что на большом столе лежала Клеопатра Петровна; она была
в белом кисейном платье и с цветами на голове. Сама с закрытыми глазами, бледная и сухая, как бы сделанная из кости. Вид этот показался ему ужасен. Пользуясь тем, что
в зале никого не было, он подошел, взял ее за руку, которая едва послушалась его.
Вихров пошел.
В передней их встретил заспанный лакей; затем они прошли темную
залу и темную гостиную — и только уже
в наугольной, имеющей вид кабинета, увидели хозяина, фигура которого показалась Вихрову великолепнейшею. Петр Петрович, с одутловатым несколько лицом, с небольшими усиками и с эспаньолкой, с огромным животом,
в ермолке,
в плисовом малиновом халате нараспашку, с ногами, обутыми
в мягкие сапоги и, сверх того еще, лежавшими на подушке, сидел перед
маленьким столиком и раскладывал гран-пасьянс.
— Слушаю-с, — произнес Павел и затем, проходя
залу, он взглянул на
маленькое окошечко, и оно неизгладимыми чертами врезалось у него
в памяти.
Симонов сейчас засветил свечку, и все они сначала прошли по темному каменному коридору, потом стали подниматься по каменной лестнице, приотворили затем какую-то таинственную
маленькую дверцу и очутились
в огромной
зале. Мрак их обдал со всех сторон. Свечка едва освещала небольшое около них пространство, так что, когда все взглянули вверх, там вместо потолка виднелся только какой-то темный простор.
Мать, недоумевая, улыбалась. Все происходившее сначала казалось ей лишним и нудным предисловием к чему-то страшному, что появится и сразу раздавит всех холодным ужасом. Но спокойные слова Павла и Андрея прозвучали так безбоязненно и твердо, точно они были сказаны
в маленьком домике слободки, а не перед лицом суда. Горячая выходка Феди оживила ее. Что-то смелое росло
в зале, и мать, по движению людей сзади себя, догадывалась, что не она одна чувствует это.
В пространной
зале горит это милое дерево, которое так сладко заставляет биться
маленькие сердца.
И на другой день часу
в десятом он был уже
в вокзале железной дороги и
в ожидании звонка сидел на диване; но и посреди великолепной
залы,
в которой ходила, хлопотала, смеялась и говорила оживленная толпа,
в воображении его неотвязчиво рисовался
маленький домик, с оклеенною гостиной, и
в ней скучающий старик,
в очках,
в демикотоновом сюртуке, а у окна угрюмый, но добродушный капитан, с своей трубочкой, и, наконец, она с выражением отчаяния и тоски
в опухнувших от слез глазах.
По самодовольному и спокойному выражению лица его можно было судить, как далек он был от мысли, что с первого же шагу
маленькая, худощавая Настенька была совершенно уничтожена представительною наружностью старшей дочери князя Ивана, девушки лет восьмнадцати и обаятельной красоты, и что, наконец, тут же сидевшая
в зале ядовитая исправница сказала своему смиренному супругу, грустно помещавшемуся около нее...
А мы,
маленькие чиновники, воротим год-то годенский, копны бумаги одной испишем, и все берем даром жалованье — что ты прикажешь делать? — воскликнул Забоков; но
в это время дверь кабинета отворилась, и быстро прошел по
зале новый вице-директор.