Неточные совпадения
Сим доводим
до всех Российской империи мест и лиц: мрем мы
все, сироты,
до единого.
— И доколе не растерзали ее псы,
весь народ изгиб
до единого! — заключил батюшка свой рассказ.
Взял он его про запас, на торжественный случай, чтобы, если случится великая минута и будет
всем предстоять дело, достойное на передачу потомкам, то чтобы всякому,
до единого, козаку досталось выпить заповедного вина, чтобы в великую минуту великое бы и чувство овладело человеком.
Объявляю тебе, что
все вы,
до единого, — болтунишки и фанфаронишки!
Мне вдруг ясно, как солнце, представилось, что как же это ни
единый до сих пор не посмел и не смеет, проходя мимо
всей этой нелепости, взять просто-запросто
все за хвост и стряхнуть к черту!
Придерживая свой засаленный шлафрок двумя пальцами на желудке и покуривая трубочку, он с наслаждением слушал Базарова, и чем больше злости было в его выходках, тем добродушнее хохотал, выказывая
все свои черные зубы
до единого, его осчастливленный отец.
К тому же и не находил ничего в обществе людей, как ни старался, а я старался; по крайней мере
все мои однолетки,
все мои товарищи,
все до одного, оказывались ниже меня мыслями; я не помню ни
единого исключения.
Особенно счастлив я был, когда, ложась спать и закрываясь одеялом, начинал уже один, в самом полном уединении, без ходящих кругом людей и без
единого от них звука, пересоздавать жизнь на иной лад. Самая яростная мечтательность сопровождала меня вплоть
до открытия «идеи», когда
все мечты из глупых разом стали разумными и из мечтательной формы романа перешли в рассудочную форму действительности.
Все мальчики
до единого плакали, а пуще
всех Коля и мальчик, открывший Трою, и хоть Смуров, с капитанскою шляпой в руках, тоже ужасно как плакал, но успел-таки, чуть не на бегу, захватить обломок кирпичика, красневший на снегу дорожки, чтоб метнуть им в быстро пролетевшую стаю воробушков.
Ее, «погубительницу Федора Павловича и несчастного сына его», видали наши дамы и прежде, и
все, почти
до единой, удивлялись, как в такую «самую обыкновенную, совсем даже некрасивую собой русскую мещанку» могли
до такой степени влюбиться отец и сын.
Верь
до конца, хотя бы даже и случилось так, что
все бы на земле совратились, а ты лишь
единый верен остался: принеси и тогда жертву и восхвали Бога ты,
единый оставшийся.
Именно мне
все так и кажется, когда я к людям вхожу, что я подлее
всех и что меня
все за шута принимают, так вот «давай же я и в самом деле сыграю шута, не боюсь ваших мнений, потому что
все вы
до единого подлее меня!» Вот потому я и шут, от стыда шут, старец великий, от стыда.
Поэта образы живые
Высокий комик в плоть облек…
Вот отчего теперь впервые
По
всем бежит
единый ток.
Вот отчего театра зала
От верху
до низу одним
Душевным, искренним, родным
Восторгом
вся затрепетала.
Любим Торцов пред ней живой
Стоит с поднятой головой,
Бурнус напялив обветшалый,
С растрепанною бородой,
Несчастный, пьяный, исхудалый,
Но с русской, чистою душой.
Все они
до единого знали, что делают Епанчиным своим посещением великую честь.
Ни
единого светского на шестьдесят нумеров духовенства, и это страшная мысль, историческая мысль, статистическая мысль, наконец, и из таких-то фактов и воссоздается история у умеющего; ибо
до цифирной точности возводится, что духовенство по крайней мере в шестьдесят раз жило счастливее и привольнее, чем
все остальное тогдашнее человечество.
Все ростовщики,
все сплошь
до единого!
— Я раскрывал бумажник;
все целы,
до единого даже рубля-с.
С пьяными людьми часто случается, что, идучи домой,
единым Божиим милосердием хранимы, в одном каком-нибудь расположении духа они помнят, откуда они идут, а взявшись за ручку двери, неожиданно впадают в совершенно другое настроение или вовсе теряют понятие о
всем, что было с ними прежде, чем они оперлись на знакомую дверную ручку. С трезвыми людьми происходит тоже что-то вроде этого.
До двери идет один человек, а в дверь ни с того ни с сего войдет другой.
И когда пришел настоящий час, стало у молодой купецкой дочери, красавицы писаной, сердце болеть и щемить, ровно стало что-нибудь подымать ее, и смотрит она то и дело на часы отцовские, аглицкие, немецкие, — а
все рано ей пускаться в дальний путь; а сестры с ней разговаривают, о том о сем расспрашивают, позадерживают; однако сердце ее не вытерпело: простилась дочь меньшая, любимая, красавица писаная, со честным купцом, батюшкой родимыим, приняла от него благословение родительское, простилась с сестрами старшими, любезными, со прислугою верною, челядью дворовою и, не дождавшись
единой минуточки
до часа урочного, надела золот перстень на правый мизинец и очутилась во дворце белокаменном, во палатах высокиих зверя лесного, чуда морского, и, дивуючись, что он ее не встречает, закричала она громким голосом: «Где же ты мой добрый господин, мой верный друг?
От него я узнал, что между отцом и матушкой произошла страшная сцена (а в девичьей
все было слышно
до единого слова; многое было сказано по-французски — да горничная Маша пять лет жила у швеи из Парижа и
все понимала); что матушка моя упрекала отца в неверности, в знакомстве с соседней барышней, что отец сперва оправдывался, потом вспыхнул и в свою очередь сказал какое-то жестокое слово, «якобы об ихних летах», отчего матушка заплакала; что матушка также упомянула о векселе, будто бы данном старой княгине, и очень о ней дурно отзывалась и о барышне также, и что тут отец ей пригрозил.
Созрело. И неизбежно, как железо и магнит, с сладкой покорностью точному непреложному закону — я влился в нее. Не было розового талона, не было счета, не было
Единого Государства, не было меня. Были только нежно-острые, стиснутые зубы, были широко распахнутые мне золотые глаза — и через них я медленно входил внутрь,
все глубже. И тишина — только в углу — за тысячи миль — капают капли в умывальнике, и я — вселенная, и от капли
до капли — эры, эпохи…
Единый народ-«богоносец» — это русский народ, и… и… и неужели, неужели вы меня почитаете за такого дурака, Ставрогин, — неистово возопил он вдруг, — который уж и различить не умеет, что слова его в эту минуту или старая, дряхлая дребедень, перемолотая на
всех московских славянофильских мельницах, или совершенно новое слово, последнее слово, единственное слово обновления и воскресения, и… и какое мне дело
до вашего смеха в эту минуту!
Толстяк наконец явился, усталый, полузадохшийся, с каплями пота на лбу, развязав галстух и сняв картуз. Молча и мрачно влез он в коляску, и в этот раз я уступил ему свое место; по крайней мере он не сидел напротив Татьяны Ивановны, которая в продолжение
всей этой сцены покатывалась со смеху, била в ладоши и во
весь остальной путь не могла смотреть равнодушно на Степана Алексеевича. Он же, с своей стороны,
до самого дома не промолвил ни
единого слова и упорно смотрел, как вертелось заднее колесо коляски.
Все во дворце
до единого человека меня знали и любили.
Поверь, дядюшка,
всё правда
до единого слова: допроси своих лакеев, они не запрутся».
О
всем было переговорено,
все было перемыто
до последней косточки, и только никто ни
единым словом не обмолвился о Фене Пятовой, точно она никогда не существовала…
— Что ты! какой он изменник! Когда город взяли,
все изменники и бунтовщики заперлись в соборе, под которым был пороховой погреб, подожгли сами себя и
все сгибли
до единого. Туда им и дорога!.. Но не погневайся, я пойду и доложу о тебе боярину.
— Да с полсорока больше своих не дочтемся! Изменники дрались не на живот, а на смерть:
все легли
до единого. Правда, было за что и постоять! сундуков-то с добром… серебряной посуды возов с пять, а казны на тройке не увезешь! Наши молодцы нашли в одной телеге бочонок романеи да так-то на радости натянулись, что насилу на конях сидят. Бычура с пятидесятью человеками едет за мной следом, а другие с повозками поотстали.
— Вы, профессор, меня уже сбили с панталыку, — ответил Рокк, — вы же знаете, что куры
все издохли
до единой.
В большинстве случаев это дворянский сын, не потому, чтобы в дворянстве фаталистически скоплялись элементы всевозможного ташкентства, а потому, что сословие это
до сих пор было
единым действующим и, следовательно, невольно представляло собой рассадник
всего, что так или иначе имело возможность проявлять себя.
Вернувшись домой, я, разумеется, матушке ни
единым словом не намекнул на то, что видел, но, встретившись с Сувениром, я — черт знает почему — рассказал ему
все. Этот противный человек
до того обрадовался моему рассказу, так визгливо хохотал и даже прыгал, что я чуть не побил его.
— Да как вам оказать… Конечно, на
все воля божия, ни
единый влас главы нашей не упадет без его воли, а
все как раскинешь умом… У Епинета Петровича еще летом делишко склеилось, а кабы
до осени обождать — тогда, может, и другое что образовалось. На
все воля божия…
— Я. Нет, — сказал Коротков, качаясь и с отвисшей челюстью, — я не мерзавец. У меня украли
все документы.
До единого.
— У меня… э… произошло ужасное. Он… Я не понимаю. Вы не подумайте, ради бога, что это галлюцинации… Кхм… ха-кха… (Коротков попытался искусственно засмеяться, но это не вышло у него.) Он живой. Уверяю вас… но я ничего не пойму, то с бородой, а через минуту без бороды. Я прямо не понимаю… И голос меняет… кроме того, у меня украли
все документы
до единого, а домовой, как на грех, умер. Этот Кальсонер…
Проводив такого почетного гостя, батенька должны были уконтентовать прочих, еще оставшихся и желающих показать свое усердие хлебосольному хозяину. Началось с того, чтобы"погладить дорогу его ясновельможности". Потом благодарность за хлеб-соль и за угощение. Маменька поднесли еще «ручковой», то есть из своих рук. Потом пошло провожание тем же порядком, как и пана полковника,
до колясок, повозок, тележек, верховых лошадей и проч., и проч., и, наконец,
все гости
до единого разъехались.
И как, перебирая, не находили виновного, то и приказали
всех парубков
до единого, — был ли кто из них или не был в экспедиции, участвовал ли в чем или нет, — собрать во двор и под наблюдением Петруся и под руководством почтенного наставника нашего управиться с ними по своему усмотрению.
Даю я тебе три дня и три ночи строку, чтобы ты пересчитал
весь этот мак
до единого зерна.
«Кабы в строку приходилися
Все-то речи продавца,
Все давно бы провалилися
До единого купца —
Сквозь сырую землю-матушку
Провалились бы… эх-эх!»
— «Понагрел ты Калистратушку.»
— «Ну, его нагреть не грех,
Сам снимает крест с убогого».
— Видишь, сестрица какая, — продолжал старик, засмеявшись и показав два ряда своих белых, целых
до единого зубов. — Милуйтесь, родные мои! Хороша ль у тебя сестрица, барин? скажи, отвечай! На, смотри-ка, как щеки ее полымем пышат. Да оглянись же, почествуй
всему свету красавицу! Покажи, что болит по ней ретивое!
Авось
до барыни не дойдет!» Зато никогда немой так не усердствовал, как в тот день: вычистил и выскреб
весь двор, выполол
все травки
до единой, собственноручно повыдергал
все колышки в заборе палисадника, чтобы удостовериться, довольно ли они крепки, и сам же их потом вколотил, — словом, возился и хлопотал так, что даже барыня обратила внимание на его радение.
— Позвать, отчего не позвать! Позову — это можно, — говорил дядя Онуфрий, — только у нас николи так не водилось… — И, обратясь к Петряю,
все еще перемывавшему в грязной воде чашки и ложки, сказал: — Кликни ребят, Петряюшка,
все, мол, идите
до единого.
Утверждение о том, что церковь только одна, совершенно несправедливо. Не только не было никогда
единой церкви, но никогда и не могло быть. Церковь появлялась только там, где собрание верующих разделялось. Ложное представление о том, что церковь всегда была
единой, поддерживается только тем, что каждая церковь называет
все другие церкви ересями и одну свою истинною и непогрешимо дошедшею
до нас.
Какая ночь!
Все звёзды
до единойТепло и кротко в душу смотрят вновь,
И в воздухе за песнью соловьиной
Разносится тревога и любовь.
Эта грязная, пропитанная табачным дымом комната, эти составленные стулья, этот диванишко с брошенной подушкой; этот расстегнутый ворот кумачной рубахи, и среди
всей этой обстановки вдруг она, его чистая голубка, его родное, любимое детище… Майор смешался и сконфузился
до того, что не мог ни глаз поднять, ни выговорить хоть
единое слово.
Вся неисходность противоположения
единого и
всего, заключенная в понятии всеединства, сохраняется
до тех пор, пока мы не берем во внимание, что бытие существует в ничто и сопряжено с небытием, относительно по самой своей природе, и идея абсолютного бытия принадлежит поэтому к числу философских недоразумений, несмотря на
всю свою живучесть.
Но раз установленные, они объясняются один из другого уже причинно-механически, на основе логического принципа непрерывности, в
единой связной метафизической системе: в бемовском Боге от первого его движения к откровению
до отдаленного уголка мироздания, от ангела
до последнего клопа,
все понятно,
все объясняется,
все рационализуется.
«Соборное» искусство хочет проникнуть
до той глубины бытия, где
все и
всё является
единым; стремясь к действенности, оно ищет снять заклятие рампы с ее обманным иллюзионизмом.
Воплотившийся Бог
до конца разделил судьбу испорченного грехом мира и человека,
до крестной муки и смерти [«На землю сшел еси, да спасеши Адама, и на земли не обрет сего, Владыко, даже
до ада снизшел, еси ищай» (Утреня Великой Субботы, Похвалы, статья первая, ст. 25).], и
все отдельные моменты земной жизни Спасителя представляют как бы
единый и слитный акт божественной жертвы [Интересную литургическую иллюстрацию этой мысли мы имеем в том малоизвестном факте, что богослужения пред Рождеством Христовым включают в себя сознательные и преднамеренные параллели богослужению Страстной седмицы, преимущественно Великой Пятницы и Субботы, и отдельные, притом характернейшие песнопения воспроизводятся здесь лишь с необходимыми и небольшими изменениями.
Нет, пусть не осудит меня честный Магнус за маленькую неточность в нашем договоре: Я буду жить, но лишь
до тех пор, пока хочу жить.
Все блага человечности, которые он сулил Мне в ту ночь, когда искушался Сатана человеком, не вырвут оружия из моей руки: в нем
единый залог моей свободы! Что
все твои княжества и графства,
все твои грамоты на благородство, твое золото на свободу, человече, рядом с этим маленьким и свободным движением пальца, мгновенно возносящим тебя на Престол
всех Престолов!..
И, как на зло,
до самого селения не встречалось ни
единого куста, ни
единого деревца во
всем поле, и уж подавно казаку-разведчику не было бы здесь места.