Неточные совпадения
— Да, мой друг, — продолжала бабушка после минутного молчания,
взяв в руки один из двух платков, чтобы утереть показавшуюся слезу, — я часто думаю, что он не может ни ценить, ни понимать ее и что, несмотря на всю ее доброту, любовь к нему и старание
скрыть свое горе — я очень хорошо знаю это, — она не может быть с ним счастлива; и помяните мое слово, если он не…
— «И хлопочи об наследстве по дедушке Василье, улещай его всяко, обласкивай покуда он жив и следи чтобы Сашка не украла чего. Дети оба поумирали на то скажу не наша воля, бог дал, бог
взял, а ты первое дело сохраняй мельницу и обязательно поправь
крылья к осени да не дранкой, а холстом. Пленику не потакай, коли он попал, так пусть работает сукин сын коли черт его толкнул против нас». Вот! — сказал Пыльников, снова взмахнув книжкой.
«Так, но знаете ли, что оно подтверждает? что вчера отвратительно пахло серой…» — «Что вы: ахти!» — встрепенувшись, заговорил он и, чтоб
скрыть смущение,
взял всю яичницу к себе в тарелку.
Смысл его речи, за исключением цветов красноречия, был тот, что Маслова загипнотизировала купца, вкравшись в его доверие, и, приехав в номер с ключом за деньгами, хотела сама всё
взять себе, но, будучи поймана Симоном и Евфимьей, должна была поделиться с ними. После же этого, чтобы
скрыть следы своего преступления, приехала опять с купцом в гостиницу и там отравила его.
Кажется,
взял бы
крылья, да и полетел…
Как только она позвала Верочку к папеньке и маменьке, тотчас же побежала сказать жене хозяйкина повара, что «ваш барин сосватал нашу барышню»; призвали младшую горничную хозяйки, стали упрекать, что она не по — приятельски себя ведет, ничего им до сих пор не сказала; младшая горничная не могла
взять в толк, за какую скрытность порицают ее — она никогда ничего не
скрывала; ей сказали — «я сама ничего не слышала», — перед нею извинились, что напрасно ее поклепали в скрытности, она побежала сообщить новость старшей горничной, старшая горничная сказала: «значит, это он сделал потихоньку от матери, коли я ничего не слыхала, уж я все то должна знать, что Анна Петровна знает», и пошла сообщить барыне.
Приблизительно можно было догадаться, что он мог мне сказать, а потому, да еще
взяв в соображение, что если я
скрыл, что не понимаю его, то и он
скроет, что не понимает меня, я смело отвечал на его речь...
И Кузьма перебросил на левое плечо салфетку,
взял вилку и ножик, подвинул к себе расстегай, взмахнул пухлыми белыми руками, как голубь
крыльями, моментально и беззвучно обратил рядом быстрых взмахов расстегай в десятки узких ломтиков, разбегавшихся от цельного куска серой налимьей печенки на середине к толстым зарумяненным краям пирога.
Один раз ударил я бекаса вверху, и он, тихо кружась, упал в десяти шагах от меня с распростертыми
крыльями на большую кочку; он был весь в виду, и я, зарядив ружье, не торопясь подошел
взять свою добычу; я протянул уже руку, но бекас вспорхнул и улетел, как здоровый, прежде чем я опомнился.
Мы вошли к Нелли; она лежала,
скрыв лицо в подушках, и плакала. Я стал перед ней на колени,
взял ее руки и начал целовать их. Она вырвала у меня руки и зарыдала еще сильнее. Я не знал, что и говорить. В эту минуту вошел старик Ихменев.
Я сказал уже, что Нелли не любила старика еще с первого его посещения. Потом я заметил, что даже какая-то ненависть проглядывала в лице ее, когда произносили при ней имя Ихменева. Старик начал дело тотчас же, без околичностей. Он прямо подошел к Нелли, которая все еще лежала,
скрыв лицо свое в подушках, и
взяв ее за руку, спросил: хочет ли она перейти к нему жить вместо дочери?
Таков неумолимый закон судеб! Как часто человек, в пылу непредусмотрительной гордыни, сулит содрать шкуру со всего живущего — и вдруг — открывается трап, и он сам проваливается в преисподнюю… Из ликующего делается стенящим, — а те, которые вчера ожидали содрания кожи, внезапно расправляют
крылья и начинают дразниться: что,
взял? гриб съел! Ах, господа, господа! а что, ежели…
— Гм… да? А скажите, пожалуйста, слыхивал я, что на приисках рабочие это самое золото очень искусно
скрывают.
Возьмет будто бы иной золотничок или два песочку и так спрячет, что никакими то есть средствами… Правда ли это?
Митька
скроил глупую рожу,
взял хладнокровно из рук старика огромную дубину, взвалил ее на плеча и пошел, переваливаясь, за своим отрядом ко кривому дубу.
Протопоп, слушавший начало этих речей Николая Афанасьича в серьезном, почти близком к безучастию покое, при последней части рассказа, касающейся отношений к нему прихода, вдруг усилил внимание, и когда карлик, оглянувшись по сторонам и понизив голос, стал рассказывать, как они написали и подписали мирскую просьбу и как он, Николай Афанасьевич,
взял ее из рук Ахиллы и «
скрыл на своей груди», старик вдруг задергал судорожно нижнею губой и произнес...
Преполовенские
взяли на себя устройство венчания. Венчаться решили в деревне, верстах в шести от города: Варваре неловко было итти под венец в городе после того как прожили столько лет, выдавая себя за родных. День, назначенный для венчания,
скрыли: Преполовенские распустили слух, что венчаться будут в пятницу, а на самом деле свадьба была в среду днем. Это сделали, чтобы не наехали любопытные из города. Варвара не раз повторяла Передонову...
Я не успел ковырнуть странную начинку, как, быстро подвинувшись ко мне, Бутлер провел левую руку за моей спиной к этой вещи, которую я продолжал осматривать, и, дав мне понять взглядом, что болт следует
скрыть,
взял его у меня, проворно сунув в карман.
Книжка, как ближайшая причина, была отнята; потом пошли родительские поучения, вовеки нескончаемые; Марье Степановне показалось, что Вава ей повинуется не совсем с радостью, что она даже хмурит брови и иногда смеет отвечать; против таких вещей, согласитесь сами, надобно было
взять решительные меры; Марья Степановна
скрыла до поры до времени свою теплую любовь к дочери и начала ее гнать и теснить на всяком шагу.
Нет, я не дрянь! Не смейте оскорблять меня! Я поступила нехорошо тем, что
скрыла это, но ведь я никак полагала, что вы влюбитесь в меня. Я хотела
взять у вас деньги на заграницу и уехать.
Он
взял зонтик и, сильно волнуясь, полетел на
крыльях любви. На улице было жарко. У доктора, в громадном дворе, поросшем бурьяном и крапивой, десятка два мальчиков играли в мяч. Все это были дети жильцов, мастеровых, живших в трех старых, неприглядных флигелях, которые доктор каждый год собирался ремонтировать и все откладывал. Раздавались звонкие, здоровые голоса. Далеко в стороне, около своего крыльца, стояла Юлия Сергеевна, заложив руки назад, и смотрела на игру.
Долинский остановился, бережно
взял со стола барахтавшегося на спинке жука и поднес его на ладони к открытой форточке. Жук дрыгнул своими пружинистыми ножками, широко расставил в стороны
крылья, загудел и понесся. С надворья в лицо Долинскому пахнула ароматная струя чрезмерно теплого воздуха; ласково шевельнула она его сухими волосами, как будто что-то шепнула на ухо и бесследно разлилась по комнате.
Ей теперь уже четырнадцать лет, но ее родные это
скрывают и говорят, будто только двенадцать, но все равно мы дали друг другу слово, что пока я выйду в офицеры, она будет меня ждать, а тогда прошу у вас позволения мне на ней жениться, потому что я уже дал честное слово и не могу
взять назад».
— И за всем тем намерений своих изменить не могу-с. Я отнюдь не
скрываю от себя трудностей предстоящей мне задачи; я знаю, что мне придется упорно бороться и многое преодолевать; но — ma foi! [клянусь!] — я надеюсь! И поверите ли, прежде всего, я надеюсь на вас! Вы сами придете мне на помощь, вы сами снимете с меня часть того бремени, которое я так неохотно
взял на себя нести!
Она смолкла и шла, задумавшись… Я тоже молчал, чувствуя, что на душе у меня жутко. Сначала мне казалось, что среди этой темноты, как исключение, я
возьму у минуты хоть иллюзию радостной встречи до завтрашнего дня, когда опять начнется моя «трезвая правда». Но я чувствовал, что и темнота не покрыла того, что я желал бы
скрыть хоть на время. Мои кривые улыбки были не видны, но все же вот она почуяла во мне «странность». И правда: так ли бы мы встретились, то ли бы я говорил, если бы ничего не случилось?
Это делается следующим образом: ястреба надобно на что-нибудь посадить, не отвязывая должника, потом
взять кусок свежего мяса, показать сначала издали и потом поднести ему под нос, и когда он захочет схватить его клювом, то руку отдернуть хотя на четверть аршина и куском мяса (вабилом) [Обыкновенно для вабила употребляется
крыло какой-нибудь птицы (всего лучше голубиное), оторванное с мясом: охотнику ловко держать в руке папоротку
крыла, которое не должно быть ощипано] поматывать, а самому почмокивать и посвистывать (что называется вабить, то есть звать, манить).
Выстрелил я однажды в кряковного селезня, сидевшего в кочках и траве, так что видна была одна голова, и убил его наповал. Со мною не было собаки, и я сам побежал, чтобы
взять свою добычу; но, подходя к убитой птице, которую не вдруг нашел, увидел прыгающего бекаса с переломленным окровавленным
крылом. Должно предположить, что он таился в траве около кряковного селезня и что какая-нибудь боковая дробинка попала ему в косточку
крыла.
— Благодарю, — сказала Мановская, стараясь
скрыть беспокойство. — Вот тебе, — продолжала она,
взяв синенькую бумажку из брошенного бумажника Эльчанинова, — вот тебе.
После обеда, в семь часов, в комнату его вошла Прасковья Федоровна, одетая как на вечер, с толстыми, подтянутыми грудями и с следами пудры на лице. Она еще утром напоминала ему о поездке их в театр. Была приезжая Сарра Бернар, и у них была ложа, которую он настоял, чтоб они
взяли. Теперь он забыл про это, и ее наряд оскорбил его. Но он
скрыл свое оскорбление, когда вспомнил, что он сам настаивал, чтоб они достали ложу и ехали, потому что это для детей воспитательное эстетическое наслаждение.
Программа преступных действий у Сганареля была та же самая, как и у всех прочих: для первоученки он
взял и оторвал
крыло гусю; потом положил лапу на спину бежавшему за маткою жеребенку и переломил ему спину; а наконец: ему не понравились слепой старик и его поводырь, и Сганарель принялся катать их по снегу, причем пооттоптал им руки и ноги.
— Вдруг, голова, пожила у нас Федоска лето в работницах, словно сблаговал старик, говорит: «Я еще в поре, мне без бабы не жить!» Так
возьми ровню; мало ли у нас в вотчине вдов пожилых! А то, голова,
взял из чужой вотчины девку двадцати лет, втепоры
скрыл, а опосля узналось; двести пятьдесят выкупу за нее дал — от каких, паря, денег?..
— Не
скрывай, читала; а если ты не читаешь, так я у тебя опять
возьму. Я видела, тут есть отметки? Это ваши отметки?
Мысль, что я брежу наяву, что я видел сон, мелькнула у меня в голове — и вдруг вижу, в самом сгибе флерового мешка, бесценную свою добычу, желанного, прошенного и моленного Кавалера, лежащего со сложенными
крыльями в самом удобном положении, чтобы
взять его и пожать ему грудку.
Наконец, он
взял узенькие полоски почтовой бумаги, нарочно для того нарезанные, наложил одну из них на верхнее и нижнее
крылья бабочки, прикрепил вверху булавкой и особым инструментом, похожим на длинную иглу или шило (большая длинная булавка может всегда заменить его), расправил им
крылья бабочки, сначала одно, а потом другое, ровно и гладко, так, чтобы верхнее не закрывало нижнего, а только его касалось; в заключение прикрепил, то есть воткнул булавку в нижний конец бумажки и в дерево.
Маргаритов (прерывая ее). Нет, нет, не надо… я знаю. Я что в глазах-то твоих ищу? Для себя ли ты истратила, бедненькая, на свои нужды, на свое необходимое, или опять на баловство для меня, негодного старика. Вижу теперь, вижу, ждать буду, Людмила, ждать… не умела ты
скрыть. А денег я у купца
возьму, не беспокойся. Прощай! (Уходит.)
И, милый друг ты мой, скажу тебе, нехорошо смеяться. Так бы вот
взял ее, и унес бы от нескромных взоров, и на улице плясала бы она передо мной на белом снегу… как птица, летала бы. И откуда мои
крылья взялись, — сам полетел бы за ней, над белыми снегами…
«И царь тот раза три на дню
Ходил смотреть на дочь свою;
Но вздумал вдруг он в темну ночь
Взглянуть, как спит младая дочь.
Свой ключ серебряный он
взял,
Сапожки шелковые снял,
И вот приходит в башню ту,
Где
скрыл царевну-красоту!..
— Это мне удивительно! — воскликнула утка. — Как мы тебя
возьмем? У тебя нет
крыльев.
— И в руки такую дрянь не
возьму, — отвечал паломник. — Погляди-ка на орла-то — хорош вышел, нечего сказать!.. Курица, не орел, да еще одно
крыло меньше другого… Мой совет: спусти-ка ты до греха весь пятирублевый струмент в Усту, кое место поглубже. Право…
Так и человека
взять, сударь ты мой, Петр Степаныч, молодость-то ведь на
крыльях, старость только на печи!..
Я говорил с искренним увлечением, с чувством, как jeune premier [первый любовник (франц.).], исполняющий самое патетическое место в своей роли… Говорил я прекрасно, и недаром похлопала мне
крыльями пролетевшая над нашими головами орлица. А моя Оля
взяла мою протянутую руку, подержала ее в своих маленьких руках и с нежностью поцеловала. Но это не было знаком согласия… На глупеньком личике неопытной, никогда ранее не слышавшей речей женщины выражалось недоумение… Она всё еще продолжала не понимать меня.
«Вам, говорит, ножки — топтать отцовские дорожки». А дочерям дал
крылья: «Вы, говорит, скоро из дома улетите, вот вам по крылышку. А остаточки себе
возьму!» — И
взял себе всего гуся.
— Молода? Ничего, пусть знает! Для чего
скрывать от нее то, чего ей следует остерегаться? Итак, я продолжаю…Умей, Илька, со вкусом одеваться, вовремя показывать из-под платья свою хорошенькую ножку, лукавить, кокетничать…За каждый поцелуй ты
возьмешь minimum тысячу франков…При твоей теперешней обстановке тебе едва ли много дадут; но если бы ты сидела в ложе или в карете, то…
Висленев, очевидно, не ждал такого приветствия; он ждал чего-нибудь совсем в другом роде: он ждал со стороны отступницы смущения, но ничего подобного не встретил. Конечно, он и теперь заметил в ней небольшую тревогу, которой Александра Ивановна совсем
скрыть не могла, но эта тревога так смела, и Александра Ивановна, по-видимому, покушается
взять над ним верх.
Согласилась пойти на компромисс с собственной совестью и,
скрыв от институтского начальства истинную причину отъезда Милицы на каникулы, рискнула
взять ее к себе и от себя уже отправить девушку в дальний путь, на её родину, в Белград.
Она села на кафедру и,
взяв книгу, опустила глаза в страницу, желая, очевидно,
скрыть от нас следы недавних слез. Мы тихонько подвинулись к кафедре и окружили ее.
Соня. Вам хочется знать? Идите сюда… (Отводит ее немного в сторону.) Извольте, я скажу… Слишком чисто у меня сегодня на душе, чтобы я могла говорить с вами и продолжать
скрывать. Вот
возьмите! (Подает письмо.) Это я нашла в саду. Юлечка, пойдемте! (Уходит с Юлей в левую дверь.)
— Ну, да, я и не
скрываю… Я за образец
взяла… Даже и великие поэты так делали… А все-таки хорошо, и ты из зависти придираешься. Хорошо, ведь, mesdam'очки? — И она обвела класс сияющими глазами.
Ему было уже под тридцать. Звали его Парфен Чурилин. Теркину он понравился в Казани, в парикмахерской, и он его
взял себе в услужение. Серафима его не любила и
скрывала это. Она дожидалась только случая, чтобы спустить «карлу». Кухарка уже донесла ей, что он тайно «заливает за галстук», только изловить его было трудно.
— Ну-ка, Екатерина Адамовна, мазурочку! Катя,
скрывая улыбку, села за рояль, молодой человек
взял за руку Любу и с серьезным, деловым лицом помчался с нею по сверкающему паркету.
Так этим и заключилась блестящая пора служебной карьеры Кесаря Степановича в столице, и он не видел государя до той поры, когда после выставил перед его величеством «свою шеренгу», а потом вернулся в Киев с пособием и усиленною пенсиею, настоящую цифру которой, как выше сказано, он постоянно
скрывал от непосвященных и говорил коротко, что «берет много», а может
взять еще больше.