Неточные совпадения
— Однако пора уже, — сказала она,
взглянув на свои часы, — что это Бетси не
едет!…
— Это ему идет, — сказал Левин. — А разве всё
едут еще добровольцы? — прибавил он,
взглянув на Сергея Ивановича.
— Да я не хочу знать! — почти вскрикнула она. — Не хочу. Раскаиваюсь я в том, что сделала? Нет, нет и нет. И если б опять то же, сначала, то было бы то же. Для нас, для меня и для вас, важно только одно: любим ли мы друг друга. А других нет соображений. Для чего мы живем здесь врозь и не видимся? Почему я не могу
ехать? Я тебя люблю, и мне всё равно, — сказала она по-русски, с особенным, непонятным ему блеском глаз
взглянув на него, — если ты не изменился. Отчего ты не смотришь
на меня?
— Ах, такая тоска была! — сказала Лиза Меркалова. — Мы
поехали все ко мне после скачек. И всё те же, и всё те же! Всё одно и то же. Весь вечер провалялись по диванам. Что же тут веселого? Нет, как вы делаете, чтобы вам не было скучно? — опять обратилась она к Анне. — Стоит
взглянуть на вас, и видишь, — вот женщина, которая может быть счастлива, несчастна, но не скучает. Научите, как вы это делаете?
Мы
ехали рядом, молча, распустив поводья, и были уж почти у самой крепости: только кустарник закрывал ее от нас. Вдруг выстрел… Мы
взглянули друг
на друга: нас поразило одинаковое подозрение… Опрометью поскакали мы
на выстрел — смотрим:
на валу солдаты собрались в кучу и указывают в поле, а там летит стремглав всадник и держит что-то белое
на седле. Григорий Александрович взвизгнул не хуже любого чеченца; ружье из чехла — и туда; я за ним.
Всякий раз, как я
на нее
взгляну, мне все кажется, что
едет карета, а из окна кареты выглядывает розовое личико.
Гаврило. Так
на барже пушка есть. Когда Сергея Сергеича встречают или провожают, так всегда палят. (
Взглянув в сторону за кофейную.) Вон и коляска за ними едет-с, извощицкая, Чиркова-с! Видно, дали знать Чиркову, что приедут. Сам хозяин Чирков
на козлах. Это за ними-с.
Обласкав бедную сироту, государыня ее отпустила. Марья Ивановна уехала в той же придворной карете. Анна Власьевна, нетерпеливо ожидавшая ее возвращения, осыпала ее вопросами,
на которые Марья Ивановна отвечала кое-как. Анна Власьевна хотя и была недовольна ее беспамятством, но приписала оное провинциальной застенчивости и извинила великодушно. В тот же день Марья Ивановна, не полюбопытствовав
взглянуть на Петербург, обратно
поехала в деревню…
Выпустили Самгина неожиданно и с какой-то обидной небрежностью: утром пришел адъютант жандармского управления с товарищем прокурора, любезно поболтали и ушли, объявив, что вечером он будет свободен, но освободили его через день вечером. Когда он
ехал домой, ему показалось, что улицы необычно многолюдны и в городе шумно так же, как в тюрьме. Дома его встретил доктор Любомудров, он шел по двору в больничном халате, остановился,
взглянул на Самгина из-под ладони и закричал...
— Здравствуй, — сказала она тихо и безрадостно, в темных глазах ее Клим заметил только усталость. Целуя руку ее, он пытливо
взглянул на живот, но фигура Лидии была девически тонка и стройна. В сани извозчика она села с Алиной, Самгин, несколько обиженный встречей и растерявшийся,
поехал отдельно, нагруженный картонками, озабоченный тем, чтоб не растерять их.
Он
взглянул на часы: два часа, пора
ехать к Ольге. Сегодня положенный день обедать. Он мало-помалу развеселился, велел привести извозчика и
поехал в Морскую.
— Я пришел проститься с вами; я
еду — вы знаете? — спросил он вдруг,
взглянув на нее.
— Я с Марфенькой хочу
поехать на сенокос сегодня, — сказала бабушка Райскому, — твоя милость, хозяин, не удостоишь ли
взглянуть на свои луга?
— Ну, что еще? — спрашивает барин. Но в это время раздался стук
на мосту. Барин поглядел в окно. «Кто-то
едет?» — сказал он, и приказчик
взглянул. «Иван Петрович, — говорит приказчик, — в двух колясках».
Взглянув на этот базар, мы
поехали опять по городу, по всем кварталам — по малайскому, индийскому и китайскому, зажимая частенько нос, и велели остановиться перед буддийской кумирней.
Но,
взглянув на часы, он увидал, что теперь уже некогда, и надо торопиться, чтобы не опоздать к выходу партии. Второпях собравшись и послав с вещами швейцара и Тараса, мужа Федосьи, который
ехал с ним, прямо
на вокзал, Нехлюдов взял первого попавшегося извозчика и
поехал в острог. Арестантский поезд шел за два часа до почтового,
на котором
ехал Нехлюдов, и потому он совсем рассчитался в своих номерах, не намереваясь более возвращаться.
Несмотря
на неудачу в тюрьме, Нехлюдов всё в том же бодром, возбужденно-деятельном настроении
поехал в канцелярию губернатора узнать, не получена ли там бумага о помиловании Масловой. Бумаги не было, и потому Нехлюдов, вернувшись в гостиницу, поспешил тотчас же, не откладывая, написать об этом Селенину и адвокату. Окончив письма, он
взглянул на часы; было уже время
ехать на обед к генералу.
— А вы разве
едете? — как будто не зная этого, сказала Маслова, радостно
взглянув на Нехлюдова.
Лицо его стало мрачнее ночи, он с презрением улыбнулся, грозно
взглянул на дворню и
поехал шагом около двора.
В половине 1825 года Химик, принявший дела отца в большом беспорядке, отправил из Петербурга в шацкое именье своих братьев и сестер; он давал им господский дом и содержание, предоставляя впоследствии заняться их воспитанием и устроить их судьбу. Княгиня
поехала на них
взглянуть. Ребенок восьми лет поразил ее своим грустно-задумчивым видом; княгиня посадила его в карету, привезла домой и оставила у себя.
Взглянув на двор, по которому
ехал Лиодор верхом
на своей лошади, старик подбежал к перилам и, свесившись, закричал...
Любовь Андреевна. Теперь можно и
ехать. Уезжаю я с двумя заботами. Первая — это больной Фирс. (
Взглянув на часы.) Еще минут пять можно…
— А ты откуда узнал, что он два с половиной миллиона чистого капиталу оставил? — перебил черномазый, не удостоивая и в этот раз
взглянуть на чиновника. — Ишь ведь! (мигнул он
на него князю) и что только им от этого толку, что они прихвостнями тотчас же лезут? А это правда, что вот родитель мой помер, а я из Пскова через месяц чуть не без сапог домой
еду. Ни брат подлец, ни мать ни денег, ни уведомления, — ничего не прислали! Как собаке! В горячке в Пскове весь месяц пролежал.
Женни с отцом
ехала совсем молча. Старик только иногда
взглядывал на дочь, улыбался совершенно счастливой улыбкой и снова впадал в чисто созерцательное настроение. Женни была очень серьезна, и спокойная задумчивость придавала новую прелесть ее свежему личику.
Хотя
на следующий день, девятый после кончины бабушки, все собирались
ехать туда, чтоб слушать заупокойную обедню и отслужить панихиду, но отец мой так нетерпеливо желал
взглянуть на могилу матери и поплакать над ней, что не захотел дожидаться целые сутки.
Юлия, услыхав о приезде Мари к Вихрову, воспылала нетерпением
взглянуть на нее и поэтому подговорила мужа, в одно утро,
ехать в Воздвиженское как бы затем, чтобы навестить больного, у которого они давно уже не были.
— Надо скорей же
ехать! — проговорил Еспер Иваныч,
взглянув значительно
на Анну Гавриловну.
Для этой цели она напросилась у мужа, чтобы он взял ее с собою, когда
поедет на ревизию, — заехала будто случайно в деревню, где рос ребенок, —
взглянула там
на девочку; потом, возвратясь в губернский город, написала какое-то странное письмо к Есперу Иванычу, потом — еще страннее, наконец, просила его приехать к ней.
Наконец, часы пробили одиннадцать. Я насилу мог уговорить его
ехать. Московский поезд отправлялся ровно в двенадцать. Оставался один час. Наташа мне сама потом говорила, что не помнит, как последний раз
взглянула на него. Помню, что она перекрестила его, поцеловала и, закрыв руками лицо, бросилась назад в комнату. Мне же надо было проводить Алешу до самого экипажа, иначе он непременно бы воротился и никогда бы не сошел с лестницы.
— Через две недели можно и
ехать, — сказал он, потирая руки, и заботливо, искоса
взглянул на Наташу. Но та ответила ему улыбкой и обняла его, так что сомнения его мигом рассеялись.
Я чувствую, что сейчас завяжется разговор, что Лукьяныч горит нетерпением что-то спросить, но только не знает, как приступить к делу. Мы
едем молча еще с добрую версту по мостовнику: я истребляю папиросу за папиросою, Лукьяныч исподлобья
взглядывает на меня.
— Постой, что еще вперед будет! Площадь-то какая прежде была? экипажи из грязи народом вытаскивали! А теперь посмотри — как есть красавица! Собор-то, собор-то!
на кумпол-то
взгляни! За пятнадцать верст, как по остреченскому тракту
едешь, видно! Как с последней станции выедешь — всё перед глазами, словно вот рукой до города-то подать! Каменных домов сколько понастроили! А ужо, как Московскую улицу вымостим да гостиный двор выстроим — чем не Москва будет!
«А я еще обещал
на неделе
ехать с Ильей Сергеичем за дупелями, — думал Родион Антоныч,
взглянув на свои ружья, — вот тебе и дупеля… Ох-хо-хо!..»
— Потом-с, — продолжал Дубовский, у которого озлобленное выражение лица переменилось
на грустное, — потом напечатали…
Еду я получать деньги, и вдруг меня рассчитывают по тридцати пяти рублей, тогда как я знаю, что всем платят по пятидесяти. Я, конечно, позволил себе спросить:
на каком праве делается это различие? Мне
на это спокойно отвечают, что не могут более назначить, и сейчас же уезжают из дома. Благороден этот поступок или нет? — заключил он,
взглянув вопросительно
на Калиновича.
— Куда ей, матушка, за этакого сокола! Жду не дождусь, как бы
взглянуть: чай, красавец какой! Я что-то смекаю, Анна Павловна: не высватал ли он там себе какую-нибудь княжну или графиню, да не
едет ли просить вашего благословения да звать
на свадьбу?
Помнилось ему еще, как
на одном крутом повороте сани так накренились
на правый бок, точно
ехали на одном полозе, а потом так тяжко ухнули
на оба полоза, перевалившись
на другой бок, что все юнкера одновременно подскочили и крякнули. Не забыл Александров и того, как он в одну из секунд бешеной скачки
взглянул на небо и увидел чистую, синевато-серебряную луну и подумал с сочувствием: «Как ей, должно быть, холодно и как скучно бродить там в высоте, точно она старая больная вдова; и такая одинокая».
На другой день ранним утром Катрин уехала в губернский город; Тулузов тоже
поехал вместе с нею в качестве оборонителя
на тот случай, ежели Ченцов вздумает преследовать ее; едучи в одном экипаже с госпожою своей, Тулузов всю дорогу то заботливо поднимал окно у кареты, если из того чувствовался хотя малейший ветерок, то поправлял подушки под раненым плечом Катрин, причем она ласково
взглядывала на него и произносила: «merci, Тулузов, merci!».
— Да слышишь ли ты, голова! он
на других-то людей вовсе не походит. Посмотрел бы ты, как он сел
на коня, как подлетел соколом к войску, когда оно, войдя в Москву, остановилось у Арбатских ворот, как показал
на Кремль и соборные храмы!.. и что тогда было в его глазах и
на лице!.. Так я тебе скажу: и взглянуть-то страшно! Подле его стремени
ехал Козьма Минич Сухорукий… Ну, брат, и этот молодец! Не так грозен, как князь Пожарский, а нашего поля ягода — за себя постоит!
Книга вырвалась из-под руки Татьяны Власьевны и
поехала по конторке, но женщина поймала её, громко хлопнула по ней рукой и засмеялась. Терентий, наклонив голову, вышел
на улицу… Тогда Татьяна Власьевна исподлобья с улыбкой
взглянула на угрюмое лицо Лунёва и вполголоса спросила...
— Что ж? Я
поеду… — сказал Фома спокойно и зевнул. — Не поздно ли? — спросил он,
взглянув на небо, покрытое тучами.
—
Еду, нужно! — отвечал князь и при этом, как бы не утерпев, еще раз
взглянул на «Ревекку».
Едучи в настоящем случае с железной дороги и
взглядывая по временам сквозь каретное стекло
на мелькающие перед глазами дома, князь вдруг припомнил лондонскую улицу, по которой он в такой же ненастный день
ехал на станцию железной дороги, чтобы уехать совсем из Лондона. Хорошо ли, худо ли он поступил в этом случае, князь до сих пор не мог себе дать отчета в том, но только поступить таким образом заставляли его все его физические и нравственные инстинкты.
Можно ли назвать власть вооруженною, если, для достижения ее, необходимо
ехать за тридцать, за сорок верст, но и тут трепетать, что попадешь не туда, куда надлежит, или же что власть
взглянет на все сие иронически, или отзовется неимением средств и указаний?
Когда мы вышли, солнце еще не думало склоняться к западу. Я
взглянул на часы — нет двух. Вдали шагали провиантские и другие чиновники из присутствовавших
на обеде и, очевидно, еще имели надежду до пяти часов сослужить службу отечеству. Но куда деваться мне и Прокопу? где приютиться в такой час, когда одна
еда отбыта, а для другой
еды еще не наступил момент?
В ту самую минуту, как он в модном фраке, с бадинкою [тросточкой (от фр. badine).] в руке, расхаживал под аркадами Пале-Рояля и прислушивался к милым французским фразам, загремел
на грубом русском языке вопрос: «Кто
едет?» Зарецкой очнулся,
взглянул вокруг себя: перед ним деревенская околица, подле ворот соломенный шалаш в виде будки, в шалаше мужик с всклоченной рыжей бородою и длинной рогатиной в руке; а за околицей, перед большим сараем, с полдюжины пик в сошках.
M-me Мерова возвратилась и была, как следует
на даче, очень мило и просто одета. Бегушев,
взглянув на часы, предложил было
ехать в Петербург обедать к Донону, но Тюменев, под влиянием своего идиллического настроения, не согласился.
— Мы послезавтра хотели
ехать в деревню, — нерешительно отвечала я,
взглянув на мужа. Глаза наши встретились, он торопливо отвернулся.
Вера Филипповна (
взглянув на Ераста). Неужели ты домой, этакую даль, пешком пойдешь?
Поедем, и подвезу.
— Однако, если
ехать, то пора, — сказала она,
взглянув на свои часы, подарок отца, и чуть заметно, значительно о чем-то, им одним известном, улыбнулась молодому человеку и встала, зашумев платьем.
Едет человек, с бородой, в синем ли, черном ли кафтане,
на сытой лошади, один сидит в ящике: только
взглянешь, сыта ли лошадь, сам сыт ли, как сидит, как запряжена лошадь, как ошинена тележка, как сам подпоясан, сейчас видно,
на тысячи ли,
на сотни ли мужик торгует.