Неточные совпадения
Пропали люди
гордые,
С уверенной походкою,
Остались вахлаки,
Досыта не едавшие,
Несолоно хлебавшие,
Которых вместо барина
Драть
будет волостной.
— Она у меня
есть в альбоме, — сказала она, — да и кстати я покажу моего Сережу, — прибавила она с
гордою материнскою улыбкой.
Он знал очень хорошо, что в глазах этих лиц роль несчастного любовника девушки и вообще свободной женщины может
быть смешна; но роль человека, приставшего к замужней женщине и во что бы то ни стало положившего свою жизнь на то, чтобы вовлечь ее в прелюбодеянье, что роль эта имеет что-то красивое, величественное и никогда не может
быть смешна, и поэтому он с
гордою и веселою, игравшею под его усами улыбкой, опустил бинокль и посмотрел на кузину.
Поэтому Вронский при встрече с Голенищевым дал ему тот холодный и
гордый отпор, который он умел давать людям и смысл которого
был таков: «вам может нравиться или не нравиться мой образ жизни, но мне это совершенно всё равно: вы должны уважать меня, если хотите меня знать».
Теперь, когда он держал в руках его письмо, он невольно представлял себе тот вызов, который, вероятно, нынче же или завтра он найдет у себя, и самую дуэль, во время которой он с тем самым холодным и
гордым выражением, которое и теперь
было на его лице, выстрелив в воздух,
будет стоять под выстрелом оскорбленного мужа.
От этого-то и
было в выражении лица Алексея Александровича что-то
гордое и строгое, когда у него спрашивали про здоровье его жены.
Брови его
были нахмурены, и глаза блестели злым и
гордым блеском.
Капитан мигнул Грушницкому, и этот, думая, что я трушу, принял
гордый вид, хотя до сей минуты тусклая бледность покрывала его щеки. С тех пор как мы приехали, он в первый раз поднял на меня глаза; но во взгляде его
было какое-то беспокойство, изобличавшее внутреннюю борьбу.
Самодовольствие и вместе некоторая неуверенность изображались на его лице; его праздничная наружность, его
гордая походка заставили бы меня расхохотаться, если бы это
было согласно с моими намерениями.
Любившая раз тебя не может смотреть без некоторого презрения на прочих мужчин, не потому, чтоб ты
был лучше их, о нет! но в твоей природе
есть что-то особенное, тебе одному свойственное, что-то
гордое и таинственное; в твоем голосе, что бы ты ни говорил,
есть власть непобедимая; никто не умеет так постоянно хотеть
быть любимым; ни в ком зло не бывает так привлекательно; ничей взор не обещает столько блаженства; никто не умеет лучше пользоваться своими преимуществами и никто не может
быть так истинно несчастлив, как ты, потому что никто столько не старается уверить себя в противном.
— Да, я случайно слышал, — отвечал он, покраснев, — признаюсь, я не желаю с ними познакомиться. Эта
гордая знать смотрит на нас, армейцев, как на диких. И какое им дело,
есть ли ум под нумерованной фуражкой и сердце под толстой шинелью?
Ведь они вас поносят, как человека честолюбивого,
гордого, который и слышать ничего не хочет, уверен в себе, — так пусть же увидят всё, как оно
есть.
Еще предвижу затрудненья:
Родной земли спасая честь,
Я должен
буду, без сомненья,
Письмо Татьяны перевесть.
Она по-русски плохо знала,
Журналов наших не читала,
И выражалася с трудом
На языке своем родном,
Итак, писала по-французски…
Что делать! повторяю вновь:
Доныне дамская любовь
Не изъяснялася по-русски,
Доныне
гордый наш язык
К почтовой прозе не привык.
He мысля
гордый свет забавить,
Вниманье дружбы возлюбя,
Хотел бы я тебе представить
Залог достойнее тебя,
Достойнее души прекрасной,
Святой исполненной мечты,
Поэзии живой и ясной,
Высоких дум и простоты;
Но так и
быть — рукой пристрастной
Прими собранье пестрых глав,
Полусмешных, полупечальных,
Простонародных, идеальных,
Небрежный плод моих забав,
Бессонниц, легких вдохновений,
Незрелых и увядших лет,
Ума холодных наблюдений
И сердца горестных замет.
Как рано мог он лицемерить,
Таить надежду, ревновать,
Разуверять, заставить верить,
Казаться мрачным, изнывать,
Являться
гордым и послушным,
Внимательным иль равнодушным!
Как томно
был он молчалив,
Как пламенно красноречив,
В сердечных письмах как небрежен!
Одним дыша, одно любя,
Как он умел забыть себя!
Как взор его
был быстр и нежен,
Стыдлив и дерзок, а порой
Блистал послушною слезой!
Предвижу всё: вас оскорбит
Печальной тайны объясненье.
Какое горькое презренье
Ваш
гордый взгляд изобразит!
Чего хочу? с какою целью
Открою душу вам свою?
Какому злобному веселью,
Быть может, повод подаю!
Не хотели
гордые шляхтичи смешаться в ряды с другими, и у которого не
было команды, тот ехал один с своими слугами.
Тут являлось даже несколько более того, о чем он мечтал: явилась девушка
гордая, характерная, добродетельная, воспитанием и развитием выше его (он чувствовал это), и такое-то существо
будет рабски благодарно ему всю жизнь за его подвиг и благоговейно уничтожится перед ним, а он-то
будет безгранично и всецело владычествовать!..
Волосы у нее
были темно-русые, немного светлей, чем у брата; глаза почти черные, сверкающие,
гордые и в то же время иногда, минутами, необыкновенно добрые.
Лариса. Вам только и нужно
было: вы — человек
гордый.
Кивнув головой, Самгин осторожно прошел в комнату, отвратительно пустую, вся мебель сдвинута в один угол. Он сел на пыльный диван, погладил ладонями лицо, руки дрожали, а пред глазами как бы стояло в воздухе обнаженное тело женщины,
гордой своей красотой. Трудно
было представить, что она умерла.
— Обедать? Спасибо. А я хотел пригласить вас в ресторан, тут, на площади у вас, не плохой ресторанос, — быстро и звонко говорил Тагильский, проходя в столовую впереди Самгина, усаживаясь к столу. Он удивительно не похож
был на человека, каким Самгин видел его в строгом кабинете Прейса, — тогда он казался сдержанным,
гордым своими знаниями, относился к людям учительно, как профессор к студентам, а теперь вот сорит словами, точно ветер.
— Да, да, милая Ольга, — говорил он, пожимая ей обе руки, — и тем строже нам надо
быть, тем осмотрительнее на каждом шагу. Я хочу с гордостью вести тебя под руку по этой самой аллее, всенародно, а не тайком, чтоб взгляды склонялись перед тобой с уважением, а не устремлялись на тебя смело и лукаво, чтоб ни в чьей голове не смело родиться подозрение, что ты,
гордая девушка, могла, очертя голову, забыв стыд и воспитание, увлечься и нарушить долг…
Тушин опять покачал
ель, но молчал. Он входил в положение Марка и понимал, какое чувство горечи или бешенства должно волновать его, и потому не отвечал злым чувством на злобные выходки, сдерживая себя, а только тревожился тем, что Марк, из
гордого упрямства, чтоб не
быть принуждену уйти, или по остатку раздраженной страсти, еще сделает попытку написать или видеться и встревожит Веру. Ему хотелось положить совсем конец этим покушениям.
Он так торжественно дал слово работать над собой,
быть другом в простом смысле слова. Взял две недели сроку! Боже! что делать! какую глупую муку нажил, без любви, без страсти: только одни какие-то добровольные страдания, без наслаждений! И вдруг окажется, что он, небрежный, свободный и
гордый (он думал, что он
гордый!), любит ее, что даже у него это и «по роже видно», как по-своему, цинически заметил это проницательная шельма, Марк!
— Боже мой, ужели она до поздней ночи остается на этих свиданиях? Да кто, что она такое эта моя статуя, прекрасная,
гордая Вера? Она там; может
быть, хохочет надо мной, вместе с ним… Кто он? Я хочу знать — кто он? — в ярости сказал он вслух. — Имя, имя! Я ей — орудие, ширма, покрышка страсти… Какой страсти!
Все это может
быть, никогда, ни в каком отчаянном положении нас не оставляющее, и ввергнуло Райского если еще не в самую тучу страсти, то уже в ее жаркую атмосферу, из которой счастливо спасаются только сильные и в самом деле «
гордые» характеры.
В этой области она обнаружила непреклонность, равную его настойчивости. У ней
был характер, и она упрямо вырабатывала себе из старой, «мертвой» жизни крепкую, живую жизнь — и
была и для него так же, как для Райского, какой-то прекрасной статуей, дышащей самобытною жизнью, живущей своим, не заемным умом, своей
гордой волей.
«Боже мой! — думал он, внутренне содрогаясь, — полчаса назад я
был честен, чист, горд; полчаса позже этот святой ребенок превратился бы в жалкое создание, а „честный и
гордый“ человек в величайшего негодяя!
Гордый дух уступил бы всемогущей плоти; кровь и нервы посмеялись бы над философией, нравственностью, развитием! Однако дух устоял, кровь и нервы не одолели: честь, честность спасены…»
Ему страх как захотелось увидеть Веру опять наедине, единственно затем, чтоб только «великодушно» сознаться, как он
был глуп, неверен своим принципам, чтоб изгладить первое, невыгодное впечатление и занять по праву место друга — покорить ее
гордый умишко, выиграть доверие.
И вслед за этими беспощадными словами я схватил шапку и стал надевать шубу. Анна Андреевна молча и сурово наблюдала меня. Мне жаль
было, — о, мне жаль
было эту
гордую девушку! Но я выбежал из квартиры, не оставив ей ни слова в надежду.
— Татьяна Павловна сказала сейчас все, что мне надо
было узнать и чего я никак не мог понять до нее: это то, что не отдали же вы меня в сапожники, следственно, я еще должен
быть благодарен. Понять не могу, отчего я неблагодарен, даже и теперь, даже когда меня вразумили. Уж не ваша ли кровь
гордая говорит, Андрей Петрович?
Мне мерещилась женщина,
гордое существо высшего света, с которою я встречусь лицом к лицу; она
будет презирать меня, смеяться надо мной, как над мышью, даже и не подозревая, что я властелин судьбы ее.
Мстительный и
гордый ум ее
был возбужден в высочайшей степени.
Характер ее
был похож на мой, то
есть самовластный и
гордый, и я всегда думал, и тогда и теперь, что она полюбила князя из самовластия, именно за то, что в нем не
было характера и что он вполне, с первого слова и часа, подчинился ей.
Об этой фантазии
гордой и стыдливой Анны Андреевны увидать этого ребенка и о встрече там с Лизой я, может
быть, потом расскажу, если
будет место; но все же я никак не ожидал, чтоб Анна Андреевна когда-нибудь пригласила Лизу к себе.
— Это верно, это очень верно, это — очень
гордый человек! Но чистый ли это человек? Послушайте, что вы думаете о его католичестве? Впрочем, я забыл, что вы, может
быть, не знаете…
— Это — очень
гордый человек, как вы сейчас сами сказали, а многие из очень
гордых людей любят верить в Бога, особенно несколько презирающие людей. У многих сильных людей
есть, кажется, натуральная какая-то потребность — найти кого-нибудь или что-нибудь, перед чем преклониться. Сильному человеку иногда очень трудно переносить свою силу.
Этот вызов человека, сухого и
гордого, ко мне высокомерного и небрежного и который до сих пор, родив меня и бросив в люди, не только не знал меня вовсе, но даже в этом никогда не раскаивался (кто знает, может
быть, о самом существовании моем имел понятие смутное и неточное, так как оказалось потом, что и деньги не он платил за содержание мое в Москве, а другие), вызов этого человека, говорю я, так вдруг обо мне вспомнившего и удостоившего собственноручным письмом, — этот вызов, прельстив меня, решил мою участь.
О, я чувствовал, что она лжет (хоть и искренно, потому что лгать можно и искренно) и что она теперь дурная; но удивительно, как бывает с женщинами: этот вид порядочности, эти высшие формы, эта недоступность светской высоты и
гордого целомудрия — все это сбило меня с толку, и я стал соглашаться с нею во всем, то
есть пока у ней сидел; по крайней мере — не решился противоречить.
— Да ведь вот же и тебя не знал, а ведь знаю же теперь всю. Всю в одну минуту узнал. Ты, Лиза, хоть и боишься смерти, а, должно
быть,
гордая, смелая, мужественная. Лучше меня, гораздо лучше меня! Я тебя ужасно люблю, Лиза. Ах, Лиза! Пусть приходит, когда надо, смерть, а пока жить, жить! О той несчастной пожалеем, а жизнь все-таки благословим, так ли? Так ли? У меня
есть «идея», Лиза. Лиза, ты ведь знаешь, что Версилов отказался от наследства?
И потому те из этих людей, которые
были выше среднего уровня,
были гораздо выше его, представляли из себя образец редкой нравственной высоты; те же, которые
были ниже среднего уровня,
были гораздо ниже его, представляя из себя часто людей неправдивых, притворяющихся и вместе с тем самоуверенных и
гордых.
«Да не может
быть», продолжал себе говорить Нехлюдов, и между тем он уже без всякого сомнения знал, что это
была она, та самая девушка, воспитанница-горничная, в которую он одно время
был влюблен, именно влюблен, а потом в каком-то безумном чаду соблазнил и бросил и о которой потом никогда не вспоминал, потому что воспоминание это
было слишком мучительно, слишком явно обличало его и показывало, что он, столь
гордый своей порядочностью, не только не порядочно, но прямо подло поступил с этой женщиной.
Открытая неприязнь Верочки
была легче для Привалова, чем эта чисто раскольничья политика
гордой старухи.
Теперь Зося
была не просто
гордая девчонка, а совмещение всех человеческих достоинств: красоты, ума, доброты, веселья, находчивости, остроумия, а главное — эта девица
была настоящая аристократка, до которой далеко всем этим Nadine Бахаревым, Аллам, Аннам Павловнам и tutti quanti.
Скоро он увидал знакомый профиль и эту
гордую умную голову, которая так хорошо
была поставлена на плечах, как это можно заметить только у античных статуй.
Через день Привалов опять
был у Бахаревых и долго сидел в кабинете Василья Назарыча. Этот визит кончился ничем. Старик все время проговорил о делах по опеке над заводами и ни слова не сказал о своем положении. Привалов уехал, не заглянув на половину Марьи Степановны, что немного обидело
гордую старуху.
Заплатина круто повернулась перед зеркалом и посмотрела на свою особу в три четверти. Платье сидело кошелем; на спине оно отдувалось пузырями и ложилось вокруг ног некрасивыми тощими складками, точно под ними
были палки. «Разве надеть новое платье, которое подарили тогда Панафидины за жениха Капочке? — подумала Заплатина, но сейчас же решила: — Не стоит… Еще, пожалуй, Марья Степановна подумает, что я заискиваю перед ними!» Почтенная дама придала своей физиономии
гордое и презрительное выражение.
При виде улыбавшейся Хины у Марьи Степановны точно что оборвалось в груди. По блудливому выражению глаз своей гостьи она сразу угадала, что их разорение уже известно целому городу, и Хиония Алексеевна залетела в их дом, как первая ворона, почуявшая еще теплую падаль. Вся кровь бросилась в голову
гордой старухи, и она готова
была разрыдаться, но вовремя успела собраться с силами и протянуть гостье руку с своей обыкновенной
гордой улыбкой.