Неточные совпадения
Колода
есть дубовая
У моего двора,
Лежит давно: из младости
Колю
на ней дрова,
Так та не столь изранена,
Как господин служивенькой.
Взгляните: в чем
душа!
Глеб — он жаден
был — соблазняется:
Завещание сожигается!
На десятки лет, до недавних дней
Восемь тысяч
душ закрепил злодей,
С родом, с племенем; что народу-то!
Что народу-то! с камнем в воду-то!
Все прощает Бог, а Иудин грех
Не прощается.
Ой мужик! мужик! ты грешнее всех,
И за то тебе вечно маяться!
— Филипп
на Благовещенье
Ушел, а
на Казанскую
Я сына родила.
Как писаный
был Демушка!
Краса взята у солнышка,
У снегу белизна,
У маку губы алые,
Бровь черная у соболя,
У соболя сибирского,
У сокола глаза!
Весь гнев с
души красавец мой
Согнал улыбкой ангельской,
Как солнышко весеннее
Сгоняет снег с полей…
Не стала я тревожиться,
Что ни велят — работаю,
Как ни бранят — молчу.
Остатком — медью — шевеля,
Подумал миг, зашел в кабак
И молча кинул
на верстак
Трудом добытые гроши
И,
выпив, крякнул от
души,
Перекрестил
на церковь грудь.
Стародум. И не дивлюся: он должен привести в трепет добродетельную
душу. Я еще той веры, что человек не может
быть и развращен столько, чтоб мог спокойно смотреть
на то, что видим.
В минуты, когда мысль их обращается
на их состояние, какому аду должно
быть в
душах и мужа и жены!
Стародум. А! Сколь великой
душе надобно
быть в государе, чтоб стать
на стезю истины и никогда с нее не совращаться! Сколько сетей расставлено к уловлению
души человека, имеющего в руках своих судьбу себе подобных! И во-первых, толпа скаредных льстецов…
Стародум. В одном. Отец мой непрестанно мне твердил одно и то же: имей сердце, имей
душу, и
будешь человек во всякое время.
На все прочее мода:
на умы мода,
на знания мода, как
на пряжки,
на пуговицы.
Стародум. Как! А разве тот счастлив, кто счастлив один? Знай, что, как бы он знатен ни
был,
душа его прямого удовольствия не вкушает. Вообрази себе человека, который бы всю свою знатность устремил
на то только, чтоб ему одному
было хорошо, который бы и достиг уже до того, чтоб самому ему ничего желать не оставалось. Ведь тогда вся
душа его занялась бы одним чувством, одною боязнию: рано или поздно сверзиться. Скажи ж, мой друг, счастлив ли тот, кому нечего желать, а лишь
есть чего бояться?
Он не
был ни технолог, ни инженер; но он
был твердой
души прохвост, а это тоже своего рода сила, обладая которою можно покорить мир. Он ничего не знал ни о процессе образования рек, ни о законах, по которому они текут вниз, а не вверх, но
был убежден, что стоит только указать: от сих мест до сих — и
на протяжении отмеренного пространства наверное возникнет материк, а затем по-прежнему, и направо и налево,
будет продолжать течь река.
И точно: в тот же день отписал бригадир
на себя Козыреву движимость и недвижимость, подарив, однако, виновному хижину
на краю города, чтобы
было где
душу спасти и себя прокормить.
На другой день, едва позолотило солнце верхи соломенных крыш, как уже войско, предводительствуемое Бородавкиным, вступало в слободу. Но там никого не
было, кроме заштатного попа, который в эту самую минуту рассчитывал, не выгоднее ли ему перейти в раскол. Поп
был древний и скорее способный поселять уныние, нежели вливать в
душу храбрость.
— Смотрел я однажды у пруда
на лягушек, — говорил он, — и
был смущен диаволом. И начал себя бездельным обычаем спрашивать, точно ли один человек обладает
душою, и нет ли таковой у гадов земных! И, взяв лягушку, исследовал. И по исследовании нашел: точно;
душа есть и у лягушки, токмо малая видом и не бессмертная.
Лишь в позднейшие времена (почти
на наших глазах) мысль о сочетании идеи прямолинейности с идеей всеобщего осчастливления
была возведена в довольно сложную и не изъятую идеологических ухищрений административную теорию, но нивеляторы старого закала, подобные Угрюм-Бурчееву, действовали в простоте
души единственно по инстинктивному отвращению от кривой линии и всяких зигзагов и извилин.
Как ни запуганы
были умы, но потребность освободить
душу от обязанности вникать в таинственный смысл выражения"курицын сын"
была настолько сильна, что изменила и самый взгляд
на значение Угрюм-Бурчеева.
— Я не
буду судиться. Я никогда не зарежу, и мне этого нe нужно. Ну уж! — продолжал он, опять перескакивая к совершенно нейдущему к делу, — наши земские учреждения и всё это — похоже
на березки, которые мы натыкали, как в Троицын день, для того чтобы
было похоже
на лес, который сам вырос в Европе, и не могу я от
души поливать и верить в эти березки!
Агафья Михайловна с разгоряченным и огорченным лицом, спутанными волосами и обнаженными по локоть худыми руками кругообразно покачивала тазик над жаровней и мрачно смотрела
на малину, от всей
души желая, чтоб она застыла и не проварилась. Княгиня, чувствуя, что
на нее, как
на главную советницу по варке малины, должен
быть направлен гнев Агафьи Михайловны, старалась сделать вид, что она занята другим и не интересуется малиной, говорила о постороннем, но искоса поглядывала
на жаровню.
Получив письмо Свияжского с приглашением
на охоту, Левин тотчас же подумал об этом, но, несмотря
на это, решил, что такие виды
на него Свияжского
есть только его ни
на чем не основанное предположение, и потому он всё-таки поедет. Кроме того, в глубине
души ему хотелось испытать себя, примериться опять к этой девушке. Домашняя же жизнь Свияжских
была в высшей степени приятна, и сам Свияжский, самый лучший тип земского деятеля, какой только знал Левин,
был для Левина всегда чрезвычайно интересен.
А в
душе Алексея Александровича, несмотря
на полное теперь, как ему казалось, презрительное равнодушие к жене, оставалось в отношении к ней одно чувство — нежелание того, чтоб она беспрепятственно могла соединиться с Вронским, чтобы преступление ее
было для нее выгодно.
Другое
было то, что, прочтя много книг, он убедился, что люди, разделявшие с ним одинаковые воззрения, ничего другого не подразумевали под ними и что они, ничего не объясняя, только отрицали те вопросы, без ответа
на которые он чувствовал, что не мог жить, а старались разрешить совершенно другие, не могущие интересовать его вопросы, как, например, о развитии организмов, о механическом объяснении
души и т. п.
Но она
была всё та же, и вид ея всё так же, физически оживляя, возбуждая и наполняя счастием его
душу, подействовал
на него.
И он стал, сначала осторожно, а потом более и более увлекаясь, обращать ее внимание
на разные подробности украшения дома и сада. Видно
было, что, посвятив много труда
на улучшение и украшение своей усадьбы, Вронский чувствовал необходимость похвастаться ими пред новым лицом и от
души радовался похвалам Дарьи Александровны.
Заметив тот особенный поиск Ласки, когда она прижималась вся к земле, как будто загребала большими шагами задними ногами и слегка раскрывала рот, Левин понял, что она тянула по дупелям, и, в
душе помолившись Богу, чтобы
был успех, особенно
на первую птицу, подбежал к ней.
— Но в том и вопрос, — перебил своим басом Песцов, который всегда торопился говорить и, казалось, всегда всю
душу полагал
на то, о чем он говорил, — в чем полагать высшее развитие? Англичане, Французы, Немцы — кто стоит
на высшей степени развития? Кто
будет национализовать один другого? Мы видим, что Рейн офранцузился, а Немцы не ниже стоят! — кричал он. — Тут
есть другой закон!
— Ах, как я рада вас видеть! — сказала она, подходя к ней. — Я вчера
на скачках только что хотела дойти до вас, а вы уехали. Мне так хотелось видеть вас именно вчера. Не правда ли, это
было ужасно? — сказала она, глядя
на Анну своим взглядом, открывавшим, казалось, всю
душу.
Мысли о том, куда она поедет теперь, — к тетке ли, у которой она воспитывалась, к Долли или просто одна за границу, и о том, что он делает теперь один в кабинете, окончательная ли это ссора, или возможно еще примирение, и о том, что теперь
будут говорить про нее все ее петербургские бывшие знакомые, как посмотрит
на это Алексей Александрович, и много других мыслей о том, что
будет теперь, после разрыва, приходили ей в голову, но она не всею
душой отдавалась этим мыслям.
Но и после, и
на другой и
на третий день, она не только не нашла слов, которыми бы она могла выразить всю сложность этих чувств, но не находила и мыслей, которыми бы она сама с собой могла обдумать всё, что
было в ее
душе.
— Господи, помилуй! прости, помоги! — твердил он как-то вдруг неожиданно пришедшие
на уста ему слова. И он, неверующий человек, повторял эти слова не одними устами. Теперь, в эту минуту, он знал, что все не только сомнения его, но та невозможность по разуму верить, которую он знал в себе, нисколько не мешают ему обращаться к Богу. Всё это теперь, как прах, слетело с его
души. К кому же ему
было обращаться, как не к Тому, в Чьих руках он чувствовал себя, свою
душу и свою любовь?
Зачем, когда в
душе у нее
была буря, и она чувствовала, что стоит
на повороте жизни, который может иметь ужасные последствия, зачем ей в эту минуту надо
было притворяться пред чужим человеком, который рано или поздно узнает же всё, — она не знала; но, тотчас же смирив в себе внутреннюю бурю, она села и стала говорить с гостем.
— Нет,
душа моя, для меня уж нет таких балов, где весело, — сказала Анна, и Кити увидела в ее глазах тот особенный мир, который ей не
был открыт. — Для меня
есть такие,
на которых менее трудно и скучно….
Она представила, как он копошился в мешке. Ужас
был на ее лице. И Вронский, вспоминая свой сон, чувствовал такой же ужас, наполнявший его
душу.
Воспоминание о вас для вашего сына может повести к вопросам с его стороны,
на которые нельзя отвечать, не вложив в
душу ребенка духа осуждения к тому, что должно
быть для него святыней, и потому прошу понять отказ вашего мужа в духе христианской любви. Прошу Всевышнего о милосердии к вам.
Алексей Александрович думал тотчас стать в те холодные отношения, в которых он должен
был быть с братом жены, против которой он начинал дело развода; но он не рассчитывал
на то море добродушия, которое выливалось из берегов в
душе Степана Аркадьича.
«Так же
буду сердиться
на Ивана кучера, так же
буду спорить,
буду некстати высказывать свои мысли, так же
будет стена между святая святых моей
души и другими, даже женой моей, так же
буду обвинять ее за свой страх и раскаиваться в этом, так же
буду не понимать разумом, зачем я молюсь, и
буду молиться, — но жизнь моя теперь, вся моя жизнь, независимо от всего, что может случиться со мной, каждая минута ее — не только не бессмысленна, как
была прежде, но имеет несомненный смысл добра, который я властен вложить в нее!»
Во глубине
души она находила, что
было что-то именно в ту минуту, как он перешел за ней
на другой конец стола, но не смела признаться в этом даже самой себе, тем более не решалась сказать это ему и усилить этим его страдание.
И точно так же, как праздны и шатки
были бы заключения астрономов, не основанные
на наблюдениях видимого неба по отношению к одному меридиану и одному горизонту, так праздны и шатки
были бы и мои заключения, не основанные
на том понимании добра, которое для всех всегда
было и
будет одинаково и которое открыто мне христианством и всегда в
душе моей может
быть поверено.
Ему
было девять лет, он
был ребенок; но
душу свою он знал, она
была дорога ему, он берег ее, как веко бережет глаз, и без ключа любви никого не пускал в свою
душу. Воспитатели его жаловались, что он не хотел учиться, а
душа его
была переполнена жаждой познания. И он учился у Капитоныча, у няни, у Наденьки, у Василия Лукича, а не у учителей. Та вода, которую отец и педагог ждали
на свои колеса, давно уже просочилась и работала в другом месте.
Она тяжело дышала, не глядя
на него. Она испытывала восторг.
Душа ее
была переполнена счастьем. Она никак не ожидала, что высказанная любовь его произведет
на нее такое сильное впечатление. Но это продолжалось только одно мгновение. Она вспомнила Вронского. Она подняла
на Левина свои светлые правдивые глаза и, увидав его отчаянное лицо, поспешно ответила...
Окончив курсы в гимназии и университете с медалями, Алексей Александрович с помощью дяди тотчас стал
на видную служебную дорогу и с той поры исключительно отдался служебному честолюбию. Ни в гимназии, ни в университете, ни после
на службе Алексей Александрович не завязал ни с кем дружеских отношений. Брат
был самый близкий ему по
душе человек, но он служил по министерству иностранных дел, жил всегда за границей, где он и умер скоро после женитьбы Алексея Александровича.
И одинаково тяжело, мучительно наступало совершающееся, и одинаково непостижимо при созерцании этого высшего поднималась
душа на такую высоту, которой она никогда и не понимала прежде и куда рассудок уже не
поспевал за нею.
Левин чувствовал, что брат Николай в
душе своей, в самой основе своей
души, несмотря
на всё безобразие своей жизни, не
был более неправ, чем те люди, которые презирали его. Он не
был виноват в том, что родился с своим неудержимым характером и стесненным чем-то умом. Но он всегда хотел
быть хорошим. «Всё выскажу ему, всё заставлю его высказать и покажу ему, что я люблю и потому понимаю его», решил сам с собою Левин, подъезжая в одиннадцатом часу к гостинице, указанной
на адресе.
— То
есть как тебе сказать?… Я по
душе ничего не желаю, кроме того, чтобы вот ты не споткнулась. Ах, да ведь нельзя же так прыгать! — прервал он свой разговор упреком за то, что она сделала слишком быстрое движение, переступая через лежавший
на тропинке сук. — Но когда я рассуждаю о себе и сравниваю себя с другими, особенно с братом, я чувствую, что я плох.
«Избавиться от того, что беспокоит», повторяла Анна. И, взглянув
на краснощекого мужа и худую жену, она поняла, что болезненная жена считает себя непонятою женщиной, и муж обманывает ее и поддерживает в ней это мнение о себе. Анна как будто видела их историю и все закоулки их
души, перенеся свет
на них. Но интересного тут ничего не
было, и она продолжала свою мысль.
И каждое не только не нарушало этого, но
было необходимо для того, чтобы совершалось то главное, постоянно проявляющееся
на земле чудо, состоящее в том, чтобы возможно
было каждому вместе с миллионами разнообразнейших людей, мудрецов и юродивых, детей и стариков — со всеми, с мужиком, с Львовым, с Кити, с нищими и царями, понимать несомненно одно и то же и слагать ту жизнь
души, для которой одной стоит жить и которую одну мы ценим.
Катавасов, войдя в свой вагон, невольно кривя
душой, рассказал Сергею Ивановичу свои наблюдения над добровольцами, из которых оказывалось, что они
были отличные ребята.
На большой станции в городе опять пение и крики встретили добровольцев, опять явились с кружками сборщицы и сборщики, и губернские дамы поднесли букеты добровольцам и пошли за ними в буфет; но всё это
было уже гораздо слабее и меньше, чем в Москве.
Он не позволял себе думать об этом и не думал; но вместе с тем он в глубине своей
души никогда не высказывая этого самому себе и не имея
на то никаких не только доказательств, но и подозрений, знал несомненно, что он
был обманутый муж, и
был от этого глубоко несчастлив.
Только в редкие минуты, когда опиум заставлял его
на мгновение забыться от непрестанных страданий, он в полусне иногда говорил то, что сильнее, чем у всех других,
было в его
душе: «Ах, хоть бы один конец!» Или: «Когда это кончится!»
— Но любовь ли это, друг мой? Искренно ли это? Положим, вы простили, вы прощаете… но имеем ли мы право действовать
на душу этого ангела? Он считает ее умершею. Он молится за нее и просит Бога простить ее грехи… И так лучше. А тут что он
будет думать?
О своей картине, той, которая стояла теперь
на его мольберте, у него в глубине
души было одно суждение — то, что подобной картины никто никогда не писал.
Она знала, что̀ мучало ее мужа. Это
было его неверие. Несмотря
на то, что, если бы у нее спросили, полагает ли она, что в будущей жизни он, если не поверит,
будет погублен, она бы должна
была согласиться, что он
будет погублен, — его неверие не делало ее несчастья; и она, признававшая то, что для неверующего не может
быть спасения, и любя более всего
на свете
душу своего мужа, с улыбкой думала о его неверии и говорила сама себе, что он смешной.