Я говорил, как плохой актер говорит заученный монолог, и мерзко
было на душе… Мне вдруг пришла в голову мысль: а что бы я сказал ей, если бы не было этой спасительной сельской учительницы, альфы и омеги «настоящего» дела?
Тяжело и неприятно
было на душе: как все неустроенно, неорганизованно! Нужно еще отыскать надежных людей, воспитать их, внушить им правильное понимание своих обязанностей; а дело тем временем идет через пень колоду, положиться не на кого…
Неточные совпадения
Проснулся я в начале двенадцатого и долго еще лежал в постели. В комнате полумрак, яркое полуденное солнце пробирается сквозь занавески и играет
на стекле графина; тихо; снизу издалека доносятся звуки рояля… Чувствуешь себя здоровым и бодрым,
на душе так хорошо, хочется улыбаться всему. Право, вовсе не трудно
быть счастливым!
И напрасно я стараюсь убедить себя, что говорил я искренно, что
есть что-то болезненное в моей боязни к «высоким словам»:
на душе скверно и стыдно, как будто я, из желания пустить пыль в глаза, нарядился в богатое чужое платье.
Я лег вчера спать еще до ужина. Сегодня проснулся рано. Отдернул занавески, раскрыл окно. Небо чистое и синее, солнце горячим светом заливает еще мокрый от дождя сад;
на липах распустились первые цветки, и в свежем ветерке слабо чувствуется их запах; все кругом весело
поет и чирикает…
На душе ни следа вчерашнего. Грудь глубоко дышит, хочется напряжения, мускульной работы, чувствуешь себя бодрым и крепким.
«Здоровье»… Здоров я не
был, — я чувствовал, что грудь моя больна; но мне доставляло даже удовольствие это совершенно безболезненное ощущение гнездящейся во мне болезни, и весело
было заглядывать ей прямо в лицо: да, у меня легкие усеяны тысячами тех предательских желтеньких бугорков, к которым я так пригляделся
на вскрытиях, — а я вот еду и дышу полною грудью, и все у меня в
душе смеется, и я не боюсь думать, что болен я — чахоткою…
Скверно и тяжело
на душе, мучит совесть; произвести дезинфекцию
было необходимо, но что же я мог сделать?
— В пользу? А вот приходите-ка в больницу после праздника: как настанет праздник,
выпьет народ, так
на другой день сразу вдвое больше больных; и эти всего легче помирают: вечером принесут его, а утром он уже богу
душу отдает.
Он хотел бы выговорить все, что ни
есть на душе, — выговорить его так же горячо, как оно было на душе, — и не мог.
Не мог бы ни один человек в свете рассказать, что
было на душе у колдуна; а если бы он заглянул и увидел, что там деялось, то уже не досыпал бы он ночей и не засмеялся бы ни разу.
— Я вам должна признаться, у меня тогда, еще с самой Швейцарии, укрепилась мысль, что у вас что-то
есть на душе ужасное, грязное и кровавое, и… и в то же время такое, что ставит вас в ужасно смешном виде. Берегитесь мне открывать, если правда: я вас засмею. Я буду хохотать над вами всю вашу жизнь… Ай, вы опять бледнеете? Не буду, не буду, я сейчас уйду, — вскочила она со стула с брезгливым и презрительным движением.
Неточные совпадения
Колода
есть дубовая // У моего двора, // Лежит давно: из младости // Колю
на ней дрова, // Так та не столь изранена, // Как господин служивенькой. // Взгляните: в чем
душа!
Глеб — он жаден
был — соблазняется: // Завещание сожигается! //
На десятки лет, до недавних дней // Восемь тысяч
душ закрепил злодей, // С родом, с племенем; что народу-то! // Что народу-то! с камнем в воду-то! // Все прощает Бог, а Иудин грех // Не прощается. // Ой мужик! мужик! ты грешнее всех, // И за то тебе вечно маяться!
— Филипп
на Благовещенье // Ушел, а
на Казанскую // Я сына родила. // Как писаный
был Демушка! // Краса взята у солнышка, // У снегу белизна, // У маку губы алые, // Бровь черная у соболя, // У соболя сибирского, // У сокола глаза! // Весь гнев с
души красавец мой // Согнал улыбкой ангельской, // Как солнышко весеннее // Сгоняет снег с полей… // Не стала я тревожиться, // Что ни велят — работаю, // Как ни бранят — молчу.
Остатком — медью — шевеля, // Подумал миг, зашел в кабак // И молча кинул
на верстак // Трудом добытые гроши // И,
выпив, крякнул от
души, // Перекрестил
на церковь грудь.
Стародум. И не дивлюся: он должен привести в трепет добродетельную
душу. Я еще той веры, что человек не может
быть и развращен столько, чтоб мог спокойно смотреть
на то, что видим.