Неточные совпадения
Городничий. Ах,
боже мой! Я, ей-ей, не виноват ни душою, ни телом. Не извольте гневаться! Извольте поступать так, как вашей милости угодно! У меня,
право, в голове теперь… я и сам не знаю, что делается. Такой дурак теперь сделался, каким еще никогда не бывал.
— Ах
боже мой! мне,
право, совестно, что нанес столько затруднений.
— Ах, не знаете? А я думала, вам все уже известно. Вы мне простите, Дмитрий Прокофьич, у меня в эти дни просто ум за разум заходит.
Право, я вас считаю как бы за провидение наше, а потому так и убеждена была, что вам уже все известно. Я вас как за родного считаю… Не осердитесь, что так говорю. Ах,
боже мой, что это у вас
правая рука! Ушибли?
— О,
боже мой, можешь представить: Марья Романовна, — ты ее помнишь? — тоже была арестована, долго сидела и теперь выслана куда-то под гласный надзор полиции! Ты — подумай: ведь она старше меня на шесть лет и все еще…
Право же, мне кажется, что в этой борьбе с правительством у таких людей, как Мария, главную роль играет их желание отомстить за испорченную жизнь…
— Не надо сердиться, господа! Народная поговорка «Долой самодержавие!» сегодня сдана в архив, а «
Боже, царя храни», по силе свободы слова, приобрело такое же
право на бытие, как, например, «Во лузях»…
— Господи,
боже мой, ну конечно! Как раз имеете полное
право. Вот они, шуточки-то. Я ведь намекал на объемное, физическое различие между нами. Но вы же знаете: шутка с правдой не считается…
— Я ошибся: не про тебя то, что говорил я. Да, Марфенька, ты
права: грех хотеть того, чего не дано, желать жить, как живут эти барыни, о которых в книгах пишут.
Боже тебя сохрани меняться, быть другою! Люби цветы, птиц, занимайся хозяйством, ищи веселого окончания и в книжках, и в своей жизни…
Если скульптура изменит мне (
Боже сохрани! я не хочу верить: слишком много говорит за), я сам казню себя, сам отыщу того, где бы он ни был — кто первый усомнился в успехе моего романа (это — Марк Волохов), и торжественно скажу ему: да, ты
прав: я — неудачник!
«Да — она
права: зачем ей доверять мне? А мне-то как оно нужно,
Боже мой! чтоб унять раздражение, узнать тайну (а тайна есть!) и уехать! Не узнавши, кто она, что она, — не могу ехать!»
— Я это знаю от нее же, мой друг. Да, она — премилая и умная. Mais brisons-là, mon cher. Мне сегодня как-то до странности гадко — хандра, что ли? Приписываю геморрою. Что дома? Ничего? Ты там, разумеется, примирился и были объятия? Cela va sanà dire. [Это само собой разумеется (франц.).] Грустно как-то к ним иногда бывает возвращаться, даже после самой скверной прогулки.
Право, иной раз лишний крюк по дождю сделаю, чтоб только подольше не возвращаться в эти недра… И скучища же, скучища, о
Боже!
«
Боже мой! кто это выдумал путешествия? — невольно с горестью воскликнул я, — едешь четвертый месяц, только и видишь серое небо и качку!» Кто-то засмеялся. «Ах, это вы!» — сказал я, увидя, что в каюте стоит, держась рукой за потолок, самый высокий из моих товарищей, К. И. Лосев. «Да
право! — продолжал я, — где же это синее море, голубое небо да теплота, птицы какие-то да рыбы, которых, говорят, видно на самом дне?» На ропот мой как тут явился и дед.
— Лучше… лучше. Там места привольные, речные, гнездо наше; а здесь теснота, сухмень… Здесь мы осиротели. Там у нас, на Красивой-то на Мечи, взойдешь ты на холм, взойдешь — и, Господи
Боже мой, что это? а?.. И река-то, и луга, и лес; а там церковь, а там опять пошли луга. Далече видно, далече. Вот как далеко видно… Смотришь, смотришь, ах ты,
право! Ну, здесь точно земля лучше: суглинок, хороший суглинок, говорят крестьяне; да с меня хлебушка-то всюду вдоволь народится.
— Я,
право, не знаю, — начал было Райнер, но тотчас же ударил себя в лоб и сказал: — ах
боже мой! верно, эта бумага, которую я писал к полякам.
— Ах
боже мой! Что ты это, на смех, что ли, Женни? Я тебе говорю, чтоб был хороший обед, что ревизор у нас будет обедать, а ты толкуешь, что не готов обед. Эх,
право!
— Господи
боже мой! — воскликнул Павел. — Разве в наше время женщина имеет
право продавать себя? Вы можете жить у Мари, у меня, у другого, у третьего, у кого только есть кусок хлеба поделиться с вами.
— Он у ней, — проговорила она чуть слышно. — Он надеялся, что я не приду сюда, чтоб поехать к ней, а потом сказать, что он
прав, что он заранее уведомлял, а я сама не пришла. Я ему надоела, вот он и отстает… Ох,
боже! Сумасшедшая я! Да ведь он мне сам в последний раз сказал, что я ему надоела… Чего ж я жду!
— Ну… сделать… или, как это… уступить… Господи,
боже мой! да что же это за несчастие на меня! Я так всегда тебя уважала, да и ты всегда со мной «по-родственному» был… и вдруг такой разговор!
Право, хоть бы наши поскорее приехали, а то ты меня точно в плен взял!
— Ах,
боже мой! — воскликнула исправница. — Я ничего не думала, а исполнила только безотступную просьбу молодого человека. Стало быть, он имел какое-нибудь
право, и ему была подана какая-нибудь надежда — я этого не знаю!
— Вы не думайте, однако, что я очень учена. Ах,
боже мой, нет — я не учена, и никаких талантов у меня нет. Писать едва умею…
право; читать громко не могу; ни на фортепьяно, ни рисовать, ни шить — ничего! Вот я какая — вся тут!
…Я не знаю, что со мною сегодня; голова моя путается, я готова упасть на колени и просить и умолять пощады. Не знаю, кто и как, но меня как будто убивают, и внутренно я кричу и возмущаюсь; я плачу и не могу молчать…
Боже мой!
Боже мой! Укроти во мне эти порывы! Ты один это можешь, все другое бессильно: ни мои ничтожные милостыни, ни занятия, ничего, ничего, ничего мне помочь не может. Пошла бы куда-нибудь в служанки,
право: мне было бы легче.
— Ах,
боже мой, нам почти по дороге. Немножко в сторону, да отчего же? Для друга семь верст не околица, а я — прошу у вас шестьдесят тысяч извинений — может быть, и не имею еще
права вполне называться вашим другом, но надеюсь, что вы не откажете мне в небольшой услуге.
Тетенька! пожалуйста, вы, однако, не подумайте, что я вас в какую-нибудь нелепую авантюру увлекаю.
Боже меня сохрани! Я очень хорошо понимаю, что никакой подобной затеи мы с вами не только предпринять, но и в мыслях держать не должны, да и незачем нам, голубушка, потому что мы и без"содействий"отлично проживем. Я ведь не для пропаганд, а только exempli gratia [для примера (лат.)] предположение мое строю, и притом в письме к родственнице…
Право, мне кажется, это можно?
Жадов (один). Что у меня за характер! Куда он годится? С женой и то ужиться не мог! Что ж мне делать теперь? Господи
Боже мой! Я с ума сойду. Без нее мне незачем на свете жить. Как это сделалось, я,
право, не понимаю. Как же это я мог ее отпустить от себя! Что она будет делать у матери? Там она погибнет совсем. Марья! Марья!
—
Боже мой! — вспомнил он, — да это, кажется, благодетель Азовцовых — откупщик, — и, оглянувшись на висевшее у него на
правом локте черное домино, Долинский проговорил строго...
О,
боже мой, да я решительно не знаю,
право…
Как люди грубые и неразвитые, они предпочитали пользоваться
правами вполне реальными (не весьма нравственными, но все-таки реальными), нежели заглядываться на какие-то якобы
права, сущность которых до того темна, что может быть выражена только словами:"кабы", да"если бы", да"паче чаяния, чего
боже сохрани".
— То-то и дело, что нет — провал бы ее взял, проклятую! Так и есть! конная артиллерия. Слушайте, ребята! если кто хоть на волос высунется вперед —
боже сохрани! Тихим шагом!.. Господа офицеры! идти в ногу!.. Левой,
правой… раз, два!..
— Слыхать-то об этом и я слыхал, а сам не видывал. От креста вы проедете еще версты полторы, а там выедете на кладбище; вот тут пойдет опять плохая дорога, а против самой кладбищенской церкви — такая трясина, что и
боже упаси! Забирайте уж лучше
правее; по пашне хоть и бойко, да зато не увязнете. Ну, прощайте, батюшка, Владимир Сергеич!
— О
боже мой, Марья Александровна, какие вы, право-с! — сладко проговорила Наталья Дмитриевна, жеманясь, стыдливо и пискливо, что составляло прелюбопытный контраст с ее наружностию.
—
Боже мой! Ведь даже нельзя представить себе всех последствий… — Профессор с презрением ткнул левую калошу, которая раздражала его, не желая налезать на
правую, и пошел к выходу в одной калоше. Тут же он потерял носовой платок и вышел, хлопнув тяжелою дверью. На крыльце он долго искал в карманах спичек, хлопая себя по бокам, не нашел и тронулся по улице с незажженной папиросой во рту.
— Чудно это, я говорю, как если любишь мужа-то, да зайдешь в тяжесть и трепыхнется в тебе ребенок.
Боже ты мой, господи! Такою тут мертвой любовью-то схватит к мужу: умерла б, кажется, за него; что не знать бы, кажется, что сделала.
Право.
— Ах,
боже мой, как же быть? — заговорила она, — извините меня, пожалуйста, мосьё Стельчинский, я такая рассеянная; мне,
право, так совестно…
Испанский гранд как вор
Ждет ночи и луны боится —
Боже!
Проклятое житье. Да долго ль будет
Мне с ним возиться?
Право, сил уж нет.
— Ах,
боже мой, что вы беспокоитесь; мне,
право, очень совестно, что доставляю столько хлопот, — отвечала жеманно Татьяна Ивановна. — Какой у вас ангельской доброты Марья Антоновна! — прибавила она вполголоса Катерине Архиповне.
Для большей ясности романа
Здесь объявить мне вам пора,
Что страстно влюблена в улана
Была одна ее сестра.
Она, как должно, тайну эту
Открыла Дуне по секрету.
Вам не случалось двух сестер
Замужних слышать разговор?
О чем тут,
боже справедливый,
Не судят милые уста!
О, русских нравов простота!
Я,
право, человек нелживый —
А из-за ширмов раза два
Такие слышал я слова…
Вы видели, как плакал весь народ,
Вы слышали тяжелые рыданья!
Какие слезы!
Боже!
Прав Кузьма:
С таким народом можно дело делать
Великое. Взгляните, эти слезы —
Не хныканье старух и стариков;
В них сила страшная; омывшись ими,
Народ готов на подвиг. Хоть на битву
Веди его, хоть в монастырь честной,
Хоть на небо.
Любочка. Вы все шутите, а мне,
право, не до шуток.
Боже мой, зачем я уехала!
Прихвоснев(как бы рассердившись даже). Фу ты,
боже ты мой!.. Муженьки нынче какие, хуже посторонних,
право!
— Какое награждение! из своего кармана. Говорит: уж ты, брат, пятый месяц денег не получал; хочешь, возьми; спасибо, говорит, тебе, спасибо, доволен… ей-богу! не даром же ты мне, говорит, работаешь —
право! так и сказал. У меня слезы полились, Аркаша. Господи
боже!
Возможно ль? как? Недвижна ты доселе?
Иль взоров я твоих не понимал?
Иль, чтобы мне довериться на деле,
Тебе кажусь ничтожен я и мал?
Иль я ребенок?
Боже! Иль ужели
Твою любовь другой себе стяжал?
Кто он? когда? и по какому
праву?
Пускай придет со мною на расправу!
Платонов. Вот для кого начинается новая жизнь! Больно!! Всего лишаюсь… С ума схожу!
Боже мой! Саша, комашка, клоп — и та осмеливается, и та… в силу какой-то святости имеет
право бросать в меня каменья! Проклятые обстоятельства! (Ложится на диван.)
— Постой, постой, мое дитятко, милая моя, сердечная ты моя девочка!.. Как бы знала ты!.. О Господи, Господи, не вмени во грех рабе твоей!.. Сердце чисто созижди во мне,
Боже, и дух
прав обнови во утробе моей, отжени от мене омрачение помыслов… Уйди, Фленушка, уйди… Кликни Евпраксеюшку с Анафролией… Ступай, ступай!..
— О,
Боже мой!.. бедняжки,
право, эти польские женщины!
— И ничего: лекаря мази выписывают, в аптеках деньги берут, а она все левою рукою крестится и увалит бога: «
прав Ты,
Боже, меня наказуя; дай Ты грешной плоти моей настрадаться».
— О
боже! — воскликнула maman. — Как
прав, как
прав мой друг, который предрекал мне все это!
Помоги же им и
правому делу, Великий
Боже!..
Юноша сильно жестикулирует левой рукой, тогда как
правая крепко сжимает древко знамени, на котором выведено крупными буквами по национальным цветам поля: «
Боже, Царя храни».
— Что ты говоришь,
Боже мой! — воскликнула пораженная Лиза. — Ты не смеешь… ты не должна его любить. Анжелика, слышишь, ты должна забыть его! Ни ты, ни он не имеете
права…
Вообразите ее горестное положение: в возражение на словцо, неловко сказанное ее Вулканом [Вулкан — бог огня и кузнечного ремесла в Древнем Риме; имел очень некрасивую наружность; женой его была богиня красоты Венера.], она замахнулась на
правую его ланиту башмаком, а он? — ах!
боже мой! он — карбонарий [Карбонарий (ит.) — буквально — «угольщик».