Неточные совпадения
— Я не понимаю, как они могут так грубо ошибаться.
Христос уже имеет свое определенное воплощение в искусстве великих стариков. Стало быть, если они хотят изображать не
Бога, а революционера или мудреца, то пусть из истории берут Сократа, Франклина, Шарлоту Корде, но только не
Христа. Они берут то самое лицо, которое нельзя брать для искусства, а потом…
— Вы вступаете в пору жизни, — продолжал священник, — когда надо избрать путь и держаться его. Молитесь
Богу, чтоб он по своей благости помог вам и помиловал, — заключил он. «Господь и
Бог наш Иисус
Христос, благодатию и щедротами своего человеколюбия, да простит ти чадо»… И, окончив разрешительную молитву, священник благословил и отпустил его.
— А вот изволите видеть: насчет мельницы, так мельник уже два раза приходил ко мне отсрочки просить и Христом-богом божился, что денег у него нет… да он и теперь здесь: так не угодно ли вам будет самим с ним поговорить?
— Врешь, чертов Иуда! — закричал, вышед из себя, Тарас. — Врешь, собака! Ты и
Христа распял, проклятый
Богом человек! Я тебя убью, сатана! Утекай отсюда, не то — тут же тебе и смерть! — И, сказавши это, Тарас выхватил свою саблю.
— Теперь благослови, мать, детей своих! — сказал Бульба. — Моли
Бога, чтобы они воевали храбро, защищали бы всегда честь лыцарскую, [Рыцарскую. (Прим. Н.В. Гоголя.)] чтобы стояли всегда за веру
Христову, а не то — пусть лучше пропадут, чтобы и духу их не было на свете! Подойдите, дети, к матери: молитва материнская и на воде и на земле спасает.
— Господа! — возгласил он с восторгом, искусно соединенным с печалью. — Чего можем требовать мы, люди, от жизни, если даже
боги наши глубоко несчастны? Если даже религии в их большинстве — есть религии страдающих
богов — Диониса, Будды,
Христа?
— Дурачок! Чтоб не страдать. То есть — чтоб его, народ, научили жить не страдая.
Христос тоже Исаак,
бог отец отдал его в жертву народу. Понимаешь: тут та же сказка о жертвоприношении Авраамовом.
Он посмотрел, стоя на коленях, а потом, встретив губернаторшу глаз на глаз, сказал, поклонясь ей в пояс: «Простите,
Христа ради, ваше превосходительство, дерзость мою, а красота ваша воистину — божеская, и благодарен я
богу, что видел эдакое чудо».
Она любила дарить ему книги, репродукции с модных картин, подарила бювар, на коже которого был вытиснен фавн, и чернильницу невероятно вычурной формы. У нее было много смешных примет, маленьких суеверий, она стыдилась их, стыдилась, видимо, и своей веры в
бога. Стоя с Климом в Казанском соборе за пасхальной обедней, она, когда запели «
Христос воскресе», вздрогнула, пошатнулась и тихонько зарыдала.
— Люди Иисуса
Христа, царя и
бога нашего, миродавца, миролюбца, приявшего смерть за ны при Понтийстем Пилате, и страдавша, и погребенна, и воскресшего…
— Понимаю-с! — прервал его старик очень строгим восклицанием. — Да-с, о республике! И даже — о социализме, на котором сам Иисус
Христос голову… то есть который и
Христу, сыну
бога нашего, не удался, как это доказано. А вы что думаете об этом, смею спросить?
— Был проповедник здесь, в подвале жил, требухой торговал на Сухаревке. Учил: камень — дурак, дерево — дурак, и
бог — дурак! Я тогда молчал. «Врешь, думаю,
Христос — умен!» А теперь — знаю: все это для утешения! Все — слова.
Христос тоже — мертвое слово. Правы отрицающие, а не утверждающие. Что можно утверждать против ужаса? Ложь. Ложь утверждается. Ничего нет, кроме великого горя человеческого. Остальное — дома, и веры, и всякая роскошь, и смирение — ложь!
— Мы —
бога во
Христе отрицаемся, человека же — признаем! И был он,
Христос, духовен человек, однако — соблазнил его Сатана, и нарек он себя сыном
бога и царем правды. А для нас — несть
бога, кроме духа! Мы — не мудрые, мы — простые. Мы так думаем, что истинно мудр тот, кого люди безумным признают, кто отметает все веры, кроме веры в духа. Только дух — сам от себя, а все иные
боги — от разума, от ухищрений его, и под именем
Христа разум же скрыт, — разум церкви и власти.
— Как тебе не грех, Захар Трофимыч, пустяки молоть? Не слушайте его, батюшка, — сказала она, — никто и не говорил, и не знает, Христом-Богом…
И еще то вспомни, что и ангелы Божии несовершенны, а совершен и безгрешен токмо един
Бог наш Иисус
Христос, ему же ангелы служат.
— Ну,
Христос с тобой, — сказала она вдруг, восклонившись и вся сияя, — выздоравливай. Зачту это тебе. Болен он, очень болен… В жизни волен
Бог… Ах, что это я сказала, да быть же того не может!..
— Только подумаем, любезные сестры и братья, о себе, о своей жизни, о том, что мы делаем, как живем, как прогневляем любвеобильного
Бога, как заставляем страдать
Христа, и мы поймем, что нет нам прощения, нет выхода, нет спасения, что все мы обречены погибели. Погибель ужасная, вечные мученья ждут нас, — говорил он дрожащим, плачущим голосом. — Как спастись? Братья, как спастись из этого ужасного пожара? Он объял уже дом, и нет выхода.
Полякам всегда недоставало чувства равенства душ человеческих перед
Богом, братства во
Христе, связанного с признанием бесконечной ценности каждой человеческой души.
— Клянусь, Алеша, — воскликнул он со страшным и искренним гневом на себя, — верь не верь, но вот как
Бог свят, и что
Христос есть Господь, клянусь, что я хоть и усмехнулся сейчас ее высшим чувствам, но знаю, что я в миллион раз ничтожнее душой, чем она, и что эти лучшие чувства ее — искренни, как у небесного ангела!
— Я тебя просил Христом-Богом в Чермашню съездить… на день, на два, а ты не едешь.
Давеча Феня, тотчас по уходе его, бросилась к старшему дворнику Назару Ивановичу и «Христом-Богом» начала молить его, чтоб он «не впускал уж больше капитана ни сегодня, ни завтра».
— Ну, с
Богом, с
Богом! — повторял он с крыльца. — Ведь приедешь еще когда в жизни-то? Ну и приезжай, всегда буду рад. Ну,
Христос с тобою!
— «Да неужто, — спрашивает юноша, — и у них
Христос?» — «Как же может быть иначе, — говорю ему, — ибо для всех слово, все создание и вся тварь, каждый листик устремляется к слову,
Богу славу поет,
Христу плачет, себе неведомо, тайной жития своего безгрешного совершает сие.
Во Франции судейские клерки, а тоже и по монастырям монахи давали целые представления, в которых выводили на сцену Мадонну, ангелов, святых,
Христа и самого
Бога.
— Не мути ты меня,
Христа ради! дай светлого праздника без греха дождаться! Поела и ступай с
Богом наверх!
— Нет, Галю; у
Бога есть длинная лестница от неба до самой земли. Ее становят перед светлым воскресением святые архангелы; и как только
Бог ступит на первую ступень, все нечистые духи полетят стремглав и кучами попадают в пекло, и оттого на
Христов праздник ни одного злого духа не бывает на земле.
Я всегда сильнее чувствовал Бога-Сына, Христа-Богочеловека,
Бога человечного, чем Бога-Силу, Бога-Творца.
Фатум Страшного суда и гибели есть конец пути, отпавшего от
Бога и
Христа, конец для тьмы и рабства.
Понимание
Бога и Богочеловека-Христа как судьи и карателя есть лишь выражение человеческого состояния, человеческой тьмы и ограниченности, а не истины о
Боге и Богочеловеке-Христе.
— Нет, — ответил я, запнувшись и оглядываясь в первый раз на состав своей веры… — Верю в
бога… в
Христа… Но не могу верить… в вечную казнь.
Вот как жили у
бога на глазах, у милостивого господа Исуса
Христа!..
Бухарев особенно настаивает на том, что главная жертва
Христа — за мир и человека, а не жертва человека и мира для
Бога.
Он обличает историческое христианство, историческую церковь в приспособлении заветов
Христа к закону этого мира, в замене Царства Божьего царством кесаря, в измене закону
Бога.
Образ
Христа, образ
Бога был подавлен образом земной власти и представлялся по аналогии с ней.
Для Достоевского вопрос этот решается свободой, как основой мира, и
Христом, т. е. принятием на себя страданий мира самим
Богом.
«Церковь — не авторитет, как не авторитет
Бог, не авторитет
Христос; ибо авторитет есть нечто для нас внешнее.
Душа средневековья — чувство покорности Господу, рыцарская верность
Богу,
Христу и Деве Марии — предметам любви.
В безрелигиозном сознании нового человечества древние чаяния Царства Божьего смешались с чаяниями царства князя этого мира; обетования второго пришествия
Христа затмились христианскими же обетованиями о пришествии земного
бога — врага
Христова.
Сведенборг не в силах постигнуть тайну Троичности Божества, Троичность представляется ему трехбожием; он все говорит, что
Христос есть единственный
Бог, что
Бог — человек, что Троичность находится внутри
Христа, как Его свойство.
Индийская идея метемпсихоза чужда и противна христианскому сознанию, так как противоречит религиозному смыслу земной истории человечества, в которой совершается искупление и спасение мира, являлся
Бог в конкретном образе человека, в которой
Христос был единственной, неповторимой точкой сближения и соединения
Бога и человечества.
Позитивисты, исповедующие социальные утопии, ждут страшного суда над злом прошлого, ждут окончательного торжества правды на земле, но смешивают правду Божью с правдой человеческой, суд Божий с судом человеческим, чаяния Христа-Мессии с чаяниями Антихриста, земного
бога.
Для этого сознания
Бог и человек, божественная и человеческая воля в
Христе, дух и плоть, небо и земля так и остаются несоединенными и несоединимыми, так как чудо претворения и преосуществления малому разуму недоступны.
Требуют от христианина великого подвига, который доказал бы, что
Христос —
Бог, что в
Христа можно верить.
Душа средневековья женственна, покорна
Богу, отдается
Христу, и она же рыцарски мужественна в своем походе против врагов Господа.
Безумная мистика Церкви дерзала сказать, что
Христос был и совершенным человеком и совершенным
Богом, что обе природы были в Нем совершенно соединены, что воля человеческая была в Нем претворена в волю Пославшего Его; рационалистические ереси всегда говорили, что
Христос был только
Бог, а человеческая природа была в Нем призрачна или что
Христос был только человек, что воля в
Христе была лишь одна.
Христос был не от того мира, который отпал от
Бога и истлел, Он был от того мира, который есть космос и безмерно богаче мира этого.
Спасение мира есть устранение противоположности между
Христом и миром — двумя детьми
Бога, проникновение
Христа во все клетки мира, свободное принятие
Христа всеми частями мира.
Силой божественной любви
Христос возвращает миру и человечеству утраченную в грехе свободу, освобождает человечество из плена, восстанавливает идеальный план творения, усыновляет человека
Богу, утверждает начало богочеловечности, как оно дано в идее космоса.
Христос — предвечный Сын
Бога — усыновил человека
Богу, усыновил все творение, возвратил к Творцу Своей искупительной жертвой.
В Великой французской революции и во всех освободительных революциях была несомненная правда, восстание против несомненной лжи, освобождение от первоначального рабства, но было и новое зло, обоготворение человеческой стихии, поклонение новому земному
богу вместо Отца Небесного, с которым соединил нас
Христос.