Неточные совпадения
Этот удовлетворительный для всех результат особенно прочен был именно потому,
что восторжествовали консерваторы: в самом деле, если
бы только пошалил выстрелом на мосту, то ведь, в сущности, было
бы еще сомнительно, дурак ли, или только озорник.
Поэтому я скажу тебе: если б я не предупредил тебя, тебе, пожалуй, показалось
бы,
что повесть написана художественно,
что у автора много поэтического таланта.
Однажды, — Вера Павловна была еще тогда маленькая; при взрослой дочери Марья Алексевна не стала
бы делать этого, а тогда почему было не сделать? ребенок ведь не понимает! и точно, сама Верочка не поняла
бы, да, спасибо, кухарка растолковала очень вразумительно; да и кухарка не стала
бы толковать, потому
что дитяти этого знать не следует, но так уже случилось,
что душа не стерпела после одной из сильных потасовок от Марьи Алексевны за гульбу с любовником (впрочем, глаз у Матрены был всегда подбитый, не от Марьи Алексевны, а от любовника, — а это и хорошо, потому
что кухарка с подбитым глазом дешевле!).
А Верочка, наряженная, идет с матерью в церковь да думает: «к другой шли
бы эти наряды, а на меня
что ни надень, все цыганка — чучело, как в ситцевом платье, так и в шелковом.
— Мсье Сторешни́к! — Сторешников возликовал: француженка обращалась к нему в третий раз во время ужина: — мсье Сторешни́к! вы позвольте мне так называть вас, это приятнее звучит и легче выговаривается, — я не думала,
что я буду одна дама в вашем обществе; я надеялась увидеть здесь Адель, — это было
бы приятно, я ее так редко ежу.
Я ношу накладной бюст, как ношу платье, юбку, рубашку не потому, чтоб это мне нравилось, — по — моему, было
бы лучше без этих ипокритств, — а потому,
что это так принято в обществе.
— Экая бешеная француженка, — сказал статский, потягиваясь и зевая, когда офицер и Жюли ушли. — Очень пикантная женщина, но это уж чересчур. Очень приятно видеть, когда хорошенькая женщина будирует, но с нею я не ужился
бы четыре часа, не то
что четыре года. Конечно, Сторешников, наш ужин не расстраивается от ее каприза. Я привезу Поля с Матильдою вместо них. А теперь пора по домам. Мне еще нужно заехать к Берте и потом к маленькой Лотхен, которая очень мила.
Он справился о здоровье Веры Павловны — «я здорова»; он сказал,
что очень рад, и навел речь на то,
что здоровьем надобно пользоваться, — «конечно, надобно», а по мнению Марьи Алексевны, «и молодостью также»; он совершенно с этим согласен, и думает,
что хорошо было
бы воспользоваться нынешним вечером для поездки за город: день морозный, дорога чудесная.
Я не буду говорить вам,
что это бесчестно: если
бы вы были способны понять это, вы не сделали
бы так.
Впрочем, уж такая была его судьба,
что пришлось
бы ему ехать, хотя
бы матерью Верочки был кардинал Меццофанти; и он не роптал на судьбу, а ездил повсюду, при Жюли, вроде наперсницы корнелевской героини.
Этого не могли
бы не заметить и плохие глаза, а у Жюли были глаза чуть ли не позорче,
чем у самой Марьи Алексевны. Француженка начала прямо...
Прийти ко мне — для вас значит потерять репутацию; довольно опасно для вас и то,
что я уже один раз была в этой квартире, а приехать к вам во второй раз было
бы, наверное, губить вас.
— «Только-то — думает спасаемый: — я думал, уж она черт знает
чего потребует, и уж чорт знает на
что ни был
бы готов».
Он согласен, и на его лице восторг от легкости условий, но Жюли не смягчается ничем, и все тянет, и все объясняет… «первое — нужно для нее, второе — также для нее, но еще более для вас: я отложу ужин на неделю, потом еще на неделю, и дело забудется; но вы поймете,
что другие забудут его только в том случае, когда вы не будете напоминать о нем каким
бы то ни было словом о молодой особе, о которой» и т. д.
Но я нахожу,
что женитьба на молодой особе, о которой мы говорим, была
бы выгодна для вас.
Но, кроме тех выгод, которых получил
бы всякий другой муж от такой жены, вы, по особенностям вашей натуры, более,
чем кто — либо, нуждаетесь в содействии, — скажу прямее: в руководстве.
Но историки и психологи говорят,
что в каждом частном факте общая причина «индивидуализируется» (по их выражению) местными, временными, племенными и личными элементами, и будто
бы они-то, особенные-то элементы, и важны, — то есть,
что все ложки хотя и ложки, но каждый хлебает суп или щи тою ложкою, которая у него, именно вот у него в руке, и
что именно вот эту-то ложку надобно рассматривать.
— Maman, уверяю вас,
что лучшей дочери вы не могли
бы иметь.
— Maman, будемте рассуждать хладнокровно. Раньше или позже жениться надобно, а женатому человеку нужно больше расходов,
чем холостому. Я
бы мог, пожалуй, жениться на такой,
что все доходы с дома понадобились
бы на мое хозяйство. А она будет почтительною дочерью, и мы могли
бы жить с вами, как до сих пор.
— Вы не можете отгадать, — я вам скажу. Это очень просто и натурально; если
бы в вас была искра благородного чувства, вы отгадали
бы. Ваша любовница, — в прежнем разговоре Анна Петровна лавировала, теперь уж нечего было лавировать: у неприятеля отнято средство победить ее, — ваша любовница, — не возражайте, Михаил Иваныч, вы сами повсюду разглашали,
что она ваша любовница, — это существо низкого происхождения, низкого воспитания, низкого поведения, — даже это презренное существо…
— Я и не употребляла б их, если
бы полагала,
что она будет вашею женою. Но я и начала с тою целью, чтобы объяснить вам,
что этого не будет и почему не будет. Дайте же мне докончить. Тогда вы можете свободно порицать меня за те выражения, которые тогда останутся неуместны по вашему мнению, но теперь дайте мне докончить. Я хочу сказать,
что ваша любовница, это существо без имени, без воспитания, без поведения, без чувства, — даже она пристыдила вас, даже она поняла все неприличие вашего намерения…
Или уж она так озлоблена на мать,
что и то самое дело, в котором обе должны
бы действовать заодно, она хочет вести без матери?
В первую минуту Марья Алексевна подумала,
что, если б она была на месте Верочки, она поступила
бы умнее, отправилась
бы, но, подумав, поняла,
что не отправляться — гораздо умнее.
Он видал и убеждался,
что Верочка решилась согласиться — иначе не принимала
бы его подарков; почему ж она медлит? он сам понимал, и Марья Алексевна указывала, почему: она ждет, пока совершенно объездится Анна Петровна…
Если
бы я хотел сочинять эффектные столкновения, я б и дал этому положению трескучую развязку: но ее не было на деле; если б я хотел заманивать неизвестностью, я
бы не стал говорить теперь же,
что ничего подобного не произошло; но я пишу без уловок, и потому вперед говорю: трескучего столкновения не будет, положение развяжется без бурь, без громов и молний.
Известно, как в прежние времена оканчивались подобные положения: отличная девушка в гадком семействе; насильно навязываемый жених пошлый человек, который ей не нравится, который сам по себе был дрянноватым человеком, и становился
бы чем дальше, тем дряннее, но, насильно держась подле нее, подчиняется ей и понемногу становится похож на человека таксебе, не хорошего, но и не дурного.
Оба рано привыкли пробивать себе дорогу своей грудью, не имея никакой поддержки; да и вообще, между ними было много сходства, так
что, если
бы их встречать только порознь, то оба они казались
бы людьми одного характера.
Мы теперь видим только Лопухова, Кирсанов явится гораздо позднее, а врознь от Кирсанова о Лопухове можно заметить только то,
что надобно было
бы повторять и о Кирсанове.
А ведь каждый из этих людей знает,
что, занявшись практикою, он имел
бы в 30 лет громкую репутацию, в 35 лет — обеспечение на всю жизнь, в 45 — богатство.
«Однако же — однако же», — думает Верочка, —
что такое «однако же»? — Наконец нашла,
что такое это «однако же» — «однако же он держит себя так, как держал
бы Серж, который тогда приезжал с доброю Жюли. Какой же он дикарь? Но почему же он так странно говорит о девушках, о том,
что красавиц любят глупые и — и —
что такое «и» — нашла
что такое «и» — и почему же он не хотел ничего слушать обо мне, сказал,
что это не любопытно?
Впрочем, скорее всего, действительно, девушка гордая, холодная, которая хочет войти в большой свет, чтобы господствовать и блистать, ей неприятно,
что не нашелся для этого жених получше; но презирая жениха, она принимает его руку, потому
что нет другой руки, которая ввела
бы ее туда, куда хочется войти.
— А
что, Павел Константиныч, пора
бы устроить вист: видите, старички-то скучают?
— Вот оно: «ах, как
бы мне хотелось быть мужчиною!» Я не встречал женщины, у которой
бы нельзя было найти эту задушевную тайну. А большею частью нечего и доискиваться ее — она прямо высказывается, даже без всякого вызова, как только женщина чем-нибудь расстроена, — тотчас же слышишь что-нибудь такое: «Бедные мы существа, женщины!» или: «мужчина совсем не то,
что женщина», или даже и так, прямыми словами: «Ах, зачем я не мужчина!».
— Вот видите, как жалки женщины,
что если
бы исполнилось задушевное желание каждой из них, то на свете не осталось
бы ни одной женщины.
При знакомстве с нею и женщинам было
бы не хуже,
чем мужчинам.
— Кажется, никого особенно. Из них никого сильно. Но нет, недавно мне встретилась одна очень странная женщина. Она очень дурно говорила мне о себе, запретила мне продолжать знакомство с нею, — мы виделись по совершенно особенному случаю — сказала,
что когда мне будет крайность, но такая,
что оставалось
бы только умереть, чтобы тогда я обратилась к ней, но иначе — никак. Ее я очень полюбила.
— Но нет, представьте,
что вам очень, очень нужно было
бы, чтоб она сделала для вас что-нибудь, и она сказала
бы вам: «если я это сделаю, это будет мучить меня», — повторили
бы вы ваше требование, стали ли
бы настаивать?
Если
бы они это говорили, я
бы знала,
что умные и добрые люди так думают; а то ведь мне все казалось,
что это только я так думаю, потому
что я глупенькая девочка,
что кроме меня, глупенькой, никто так не думает, никто этого в самом деле не ждет.
Ты теперь с Дмитрием Сергеичем знакома, попросила
бы его сыграть тебе в аккомпанемент, а сама
бы спела!», и смысл этих слов был: «мы вас очень уважаем, Дмитрий Сергеич, и желаем, чтобы вы были близким знакомым нашего семейства; а ты, Верочка, не дичись Дмитрия Сергеича, я скажу Михаилу Иванычу,
что уж у него есть невеста, и Михаил Иваныч тебя к нему не будет ревновать».
Другим результатом-то,
что от удешевления учителя (то есть, уже не учителя, а Дмитрия Сергеича) Марья Алексевна еще больше утвердилась в хорошем мнении о нем, как о человеке основательном, дошла даже до убеждения,
что разговоры с ним будут полезны для Верочки, склонят Верочку на венчанье с Михаилом Иванычем — этот вывод был уже очень блистателен, и Марья Алексевна своим умом не дошла
бы до него, но встретилось ей такое ясное доказательство,
что нельзя было не заметить этой пользы для Верочки от влияния Дмитрия Сергеича.
А
что Дмитрий Сергеич вор, — не в порицательном, а в похвальном смысле, — нет никакого сомнения: иначе, за
что ж
бы его и уважать и делать хорошим знакомым?
Да и я сам, хотя полюбил ученье, стал ли
бы тратить время на него, если
бы не думал,
что трата вознаградится с процентами?
Мы с отцом видели,
что медики живут гораздо лучше канцелярских чиновников и столоначальников, выше которых не подняться
бы мне.
Как
бы я-то воспитанная женщина была, разве
бы то было,
что теперь?
Если
бы я хотел заботиться о том,
что называется у нас художественностью, я скрыл
бы отношения Марьи Алексевны к Лопухову, рассказ о которых придает этой части романа водевильный характер.
Что удивительного было
бы,
что учитель и без дружбы с Марьею Алексевною имел
бы случаи говорить иногда, хоть изредка, по нескольку слов с девушкою, в семействе которой дает уроки?
Мое намерение выставлять дело, как оно было, а не так, как мне удобнее было
бы рассказывать его, делает мне и другую неприятность: я очень недоволен тем,
что Марья Алексевна представляется в смешном виде с размышлениями своими о невесте, которую сочинила Лопухову, с такими же фантастическими отгадываниями содержания книг, которые давал Лопухов Верочке, с рассуждениями о том, не обращал ли людей в папскую веру Филипп Эгалите и какие сочинения писал Людовик XIV.
Ошибаться может каждый, ошибки могут быть нелепы, если человек судит о вещах, чуждых его понятиям; но было
бы несправедливо выводить из нелепых промахов Марьи Алексевны,
что ее расположение к Лопухову основывалось лишь на этих вздорах: нет, никакие фантазии о богатой невесте и благочестии Филиппа Эгалите ни на минуту не затмили
бы ее здравого смысла, если
бы в действительных поступках и словах Лопухова было заметно для нее хотя что-нибудь подозрительное.
Но он действительно держал себя так, как, по мнению Марьи Алексевны, мог держать себя только человек в ее собственном роде; ведь он молодой, бойкий человек, не запускал глаз за корсет очень хорошенькой девушки, не таскался за нею по следам, играл с Марьею Алексевною в карты без отговорок, не отзывался,
что «лучше я посижу с Верою Павловною», рассуждал о вещах в духе, который казался Марье Алексевне ее собственным духом; подобно ей, он говорил,
что все на свете делается для выгоды,
что, когда плут плутует, нечего тут приходить в азарт и вопиять о принципах чести, которые следовало
бы соблюдать этому плуту,
что и сам плут вовсе не напрасно плут, а таким ему и надобно быть по его обстоятельствам,
что не быть ему плутом, — не говоря уж о том,
что это невозможно, — было
бы нелепо, просто сказать глупо с его стороны.
Конечно, если
бы Марья Алексевна знала хотя половину того,
что знают эти писатели, у ней достало
бы ума сообразить,
что Лопухов плохая компания для нее.