Неточные совпадения
И
подумал человек про первого хозяина: «Уж очень много обещает. Если бы дело по правде было, незачем обещать так много. Польстишься на роскошную жизнь, как бы хуже не было. А хозяин, должно, сердитый, потому
что строго наказывает тех, кто не по нем делает. Пойду лучше ко второму, — тог хоть ничего не обещает, да,
говорят, добрый, да и живет заодно с рабочими».
Не тот неверующий, кто не верит в то,
чему верят все вокруг него, а истинно неверующий тот, кто
думает и
говорит,
что верит в то, во
что не верит.
Конфуций
говорил: небо и земля велики, но они имеют цвет, образ, величину. В человеке же есть то,
что думает обо всем,
что есть и
что не имеет ни цвета, ни образа, ни величины. Так
что, если бы весь мир был мертв, то то,
что есть в человеке, одно давало бы жизнь миру.
Люди
думают и
говорят,
что они не знают этого, только потому,
что живут они не так, как учат их жить не только учения всех мудрецов мира, но и в них самих их разум и совесть.
Ребенок еще не чует в себе душу, и потому с ним не бывает того,
что бывает со взрослым человеком, когда в нем в одно и то же время
говорят два несогласных голоса. Один
говорит: съешь сам, а другой: отдай тому, кто просит. Один
говорит: отплати, а другой
говорит: прости. Один
говорит: верь тому,
что говорят, а другой
говорит: сам
подумай.
Посмотрите на то, как хочет жить раб. Прежде всего он хочет, чтобы его отпустили на волю. Он
думает,
что без этого он не может быть ни свободным, ни счастливым. Он
говорит так: если бы меня отпустили на волю, я сейчас бы был вполне счастлив, я не был бы принужден угождать и прислуживаться моему хозяину, я мог бы
говорить с кем угодно, как с равным себе, мог бы идти, куда хочу, не спрашиваясь ни у кого.
Монах признался,
что ни разу не вспомнил. «Я, —
говорит, — только о том и
думал, как бы не пролить масла».
Ручной труд, и особенно земледельческий, полезен не только для тела, но и для души. Людям, не работающим руками, бывает трудно здраво понимать вещи. Такие люди не переставая
думают,
говорят, слушают или читают. Уму нет отдыха, и ум раздражается и путается. Земледельческий же труд полезен человеку тем,
что труд, кроме того отдыха, который он дает ему, труд этот помогает человеку просто, ясно и разумно понимать положение человека в жизни.
«Не заботьтесь и не хлопочите, не
говорите,
что надо
подумать о том,
что будем есть и
чем оденемся. Это всем людям нужно, и бог знает эту нужду вашу. Так и не заботьтесь о будущем. Живите настоящим днем. Заботьтесь о том, чтобы быть в воле отца. Желайте того,
что одно важно, а остальное всё само прийдет. Старайтесь только быть в воле отца. Так и не заботьтесь о будущем. Когда прийдет будущее, тогда будет и забота».
Ты
говоришь,
что вокруг тебя всё дурные люди. Если ты так
думаешь, то это верный признак того,
что ты сам очень плох.
Если хочешь упрекать человека за его несообразности, то не называй его поступки или слова глупостями, не
говори и не
думай,
что то,
что он сделал или сказал, не имеет никакого смысла.
Говорят,
что нельзя не воздавать злом за зло, потому
что если не делать этого, то злые завладеют добрыми. Я
думаю,
что совсем напротив: только тогда злые завладеют добрыми, когда люди будут
думать,
что позволено воздавать злом за зло, как это и есть теперь во всех христианских народах. Злые теперь завладели добрыми именно потому,
что всем внушено,
что не только позволено, но и полезно делать зло людям.
Общество
говорит человеку: «
думай, как
думаем мы; верь, как верим мы; ешь и пей, как мы едим и пьем; одевайся, как мы одеваемся». Если же кто не поддается этим требованиям, общество замучает его своими насмешками, сплетнями, ругательствами. Трудно не покориться этому, а между тем, покорись, и тебе станет еще хуже, потому
что покорись, и ты уже не свободный человек, а раб.
Только заботой о чужом мнении можно объяснить себе самый обыкновенный и вместе с тем самый удивительный поступок людской: ложь. Человек знает одно и
говорит другое. Зачем? Нет другого объяснения, как только то,
что он
думает,
что, если он скажет правду, люди не похвалят, а если солжет, люди похвалят его.
Для того, чтобы выказать себя перед людьми, ты или хвалишь, или бранишь себя перед людьми. Если будешь хвалить, — люди не поверят. Если будешь хулить, — они
подумают о тебе еще хуже,
чем ты сказал. И потому самое лучшее ничего не
говорить и заботиться о суде своей совести, а не о суде людском.
Мудрец Сократ
говорил,
что глупость не в том, чтобы мало знать, а в том, чтобы не знать самого себя и
думать,
что знаешь то,
чего ты не знаешь. Это он называл и глупостью и невежеством.
Не
говори никогда про доброе дело: «не стоит и стараться, — это так трудно,
что никогда не достигну», или «это так легко,
что когда захочу — всегда сделаю». Не
думай и не
говори так: всякое усилие, хотя бы цель усилия и не была достигнута, или цель эта была бы самая неважная, всякое усилие укрепляет душу.
Пусть человек не
думает легкомысленно о зле,
говоря в сердце своем: «я так далек от зла,
что оно не коснется меня». Малыми каплями наполняется водяной сосуд: весь наполняется злом безумец, мало-помалу творя злое.
Мы часто
говорим и
думаем,
что «я не могу делать всего,
что должно, в том положении, в котором нахожусь теперь».
Люди
говорят: «Нельзя жить, если мы не знаем того,
что нас ожидает. Надо готовиться к тому,
что будет». Это неправда. Настоящая хорошая жизнь бывает именно тогда, когда не
думаешь о том,
что будет с моим телом, а только о том,
что мне для своей души нужно сейчас. А для души нужно только одно: делать то,
что соединяет мою душу со всеми людьми и с богом.
Если имеешь время
подумать, прежде
чем начинать
говорить, то
подумай, стоит ли, нужно ли
говорить, не может ли повредить кому-нибудь то,
что ты хочешь сказать. И большей частью бывает так,
что если
подумаешь, то и не начнешь
говорить.
Прежде
думай, потом
говори. Но остановись прежде,
чем тебе скажут: «довольно». Человек выше животного способностью речи, но ниже его, если болтает,
что попало.
Обыкновенно
думают и
говорят,
что отречение от телесной жизни есть подвиг; это неверно.
Христу рассказали о погибели галилеян, убитых Пилатом, и он
говорит: «
Думали ли вы,
что галилеяне были грешнее всех галилеян,
что так пострадали?
Неверно
думают и
говорят,
что для исполнения назначения жизни и для блага нужны здоровье, достаток и вообще благоприятные внешние условия. Это неправда: здоровье, достаток и благоприятные условия не нужны для исполнения назначения и для блага. Нам дана возможность блага духовной жизни, ничем не могущего быть нарушенным, блага увеличения в себе любви. Только надо верить в эту духовную жизнь, перенести в нее все свои усилия.
«Как же жить, не зная,
что нас ожидает?» —
говорят люди. А между тем когда живешь, не
думая о том,
что тебя ожидает, а только для проявления в себе любви, только тогда начинается истинная жизнь.
Старушка-крестьянка за несколько часов до смерти
говорила дочери о том,
что она рада тому,
что умирает летом. Когда дочь спросила: почему? — умирающая отвечала,
что она рада потому,
что зимой трудно копать могилу, а летом легко. Старушке было легко умирать, потому
что она до последнего часа
думала не о себе, а о других.
Люди спрашивают:
что будет после смерти? На это надо ответить так: если ты точно не языком, а сердцем
говоришь: да будет воля твоя, как на земле, так и на небе, то есть как во временной этой жизни, так и во вневременной, и знаешь,
что воля его есть любовь, то тебе нечего и
думать о том,
что будет после смерти.
Говорят,
что для того, кто делает добро, не нужно награды. Это правда, если
думать,
что награда будет не в тебе и не сейчас, а в будущем. Но без награды, без того, чтобы добро не давало радости человеку, не мог бы человек делать добро. Дело только в том, чтобы понимать, в
чем истинная награда. Истинная награда не во внешнем и будущем, а во внутреннем и настоящем: в улучшении своей души. В этом и награда и побуждение к деланию добра.
Неточные совпадения
«Ах, боже мой!» —
думаю себе и так обрадовалась,
что говорю мужу: «Послушай, Луканчик, вот какое счастие Анне Андреевне!» «Ну, —
думаю себе, — слава богу!» И
говорю ему: «Я так восхищена,
что сгораю нетерпением изъявить лично Анне Андреевне…» «Ах, боже мой! —
думаю себе.
Городничий. И не рад,
что напоил. Ну
что, если хоть одна половина из того,
что он
говорил, правда? (Задумывается.)Да как же и не быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу:
что на сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право,
чем больше
думаешь… черт его знает, не знаешь,
что и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
Осип. Да, хорошее. Вот уж на
что я, крепостной человек, но и то смотрит, чтобы и мне было хорошо. Ей-богу! Бывало, заедем куда-нибудь: «
Что, Осип, хорошо тебя угостили?» — «Плохо, ваше высокоблагородие!» — «Э, —
говорит, — это, Осип, нехороший хозяин. Ты,
говорит, напомни мне, как приеду». — «А, —
думаю себе (махнув рукою), — бог с ним! я человек простой».
Хлестаков. Да, и в журналы помещаю. Моих, впрочем, много есть сочинений: «Женитьба Фигаро», «Роберт-Дьявол», «Норма». Уж и названий даже не помню. И всё случаем: я не хотел писать, но театральная дирекция
говорит: «Пожалуйста, братец, напиши что-нибудь».
Думаю себе: «Пожалуй, изволь, братец!» И тут же в один вечер, кажется, всё написал, всех изумил. У меня легкость необыкновенная в мыслях. Все это,
что было под именем барона Брамбеуса, «Фрегат „Надежды“ и „Московский телеграф“… все это я написал.
И точно: час без малого // Последыш
говорил! // Язык его не слушался: // Старик слюною брызгался, // Шипел! И так расстроился, //
Что правый глаз задергало, // А левый вдруг расширился // И — круглый, как у филина, — // Вертелся колесом. // Права свои дворянские, // Веками освященные, // Заслуги, имя древнее // Помещик поминал, // Царевым гневом, Божиим // Грозил крестьянам, ежели // Взбунтуются они, // И накрепко приказывал, // Чтоб пустяков не
думала, // Не баловалась вотчина, // А слушалась господ!