Неточные совпадения
Но на этот счет Алексей Дмитрич оставался непреклонным. Кшецынский
продолжал обедать за столом его высокородия, и — мало того! — каждый раз, вставая из-за стола, проходил мимо своего врага
с улыбкою, столь неприметною, что понимать и оценить всю ее ядовитость мог только Федор. Но возвратимся к рассказу.
— Ты думаешь, мне это приятно! —
продолжал между тем его высокородие, — начальству, братец, тогда только весело, когда все довольны, когда все смотрит на тебя
с доверчивостью, можно сказать,
с упованием…
— У кухмистера за шесть гривен обед бирали, и оба сыты бывали? —
продолжает Алексей Дмитрич, — а ждал ли ты, гадал ли ты в то время, чтоб вот, например, как теперича… стоит перед тобой городничий — слушаю-с; исправник к тебе входит — слушаю-с; судья рапортует — слушаю-с… Так вот, брат, мы каковы!
— И заметьте, —
продолжает она, — как все это самодовольно навязывается вам! и эта Клеопатра
с своим маринованным голосом, и этот идиот Алексис, и нахальная Марья Ивановна…
— Это именно удивления достойно-с! —
продолжал философствовать писарь, — сколько их тут через все лето пройдет, и даже никакой опаски не имеют! Примерно, скажем хочь про разбойников-с; разбойник, хошь ты как хошь, все он разбойник есть, разбойничья у него душа… но эвтому самому и называется он кровопийцею… так и разбойника даже не опасаются-с!
Но никто не трогается
с места, и извозчики
продолжают разговаривать о посторонних предметах. Иван Онуфрич находит себя вынужденным лично вступиться в это дело.
— Уж не просила ли она и у вас денег? —
продолжал между тем Призоров, — упаси вас боже дать что-нибудь!.. ну-с, Скорпиона Аспидовна, налево кругом, марш!
— Так вот оно как-с! —
продолжал он, — разберите же, ваше благородие, это дело как следует, так какая же у него от других-то отличка?
— Вот-с, —
продолжал он, — этот самый Михайло Трофимыч приехал к нам в другой раз думу ревизовать.
— Знаете, —
продолжал он, помолчав
с минуту, — странная вещь! никто меня здесь не задевает, все меня ласкают, а между тем в сердце моем кипит какой-то страшный, неистощимый источник злобы против всех их!
— Эй, живо! подавать
с начала! —
продолжал он. — Признаюсь, я вдвойне рад твоему приезду: во-первых, мы поболтаем, вспомним наше милое времечко, а во-вторых, я вторично пообедаю… да, бишь! и еще в третьих — главное-то и позабыл! — мы отлично выпьем! Эх, жалко, нет у нас шампанского!
— Эй, Ларивон! скажи барыне, чтоб прислала нам бутылочки три шипучки… Извини, брат, шампанского нет. Так-то, друг! —
продолжал он, садясь подле меня и трепля меня по коленке, — вот я и женат… А кто бы это подумал? кто бы мог предвидеть, что Павлушка Лузгин женится и остепенится?.. а порядочные-таки мы были
с тобой ёрники в свое время!
— А странный народ эти чиновники! —
продолжал он, снова обращаясь ко мне, — намедни приехал ко мне наш исправник. Стал я
с ним говорить… вот как
с вами. Слушал он меня, слушал, и все не отвечает ни слова. Подали водки; он выпил; закусил и опять выпил, и вдруг его озарило наитие:"Какой, говорит, вы умный человек, Владимир Константиныч! отчего бы вам не служить?"Вот и вы, как выпьете, может быть, тот же вопрос сделаете.
— А что ни говорите, —
продолжал он, — жизнь — отличная вещь, особливо если есть человек, который тебя понимает,
с кем можешь сказать слово по душе!
— А впрочем, Григорий Сергеич, вам бога гневить нечего, —
продолжал Рогожкин, — Марина Ферапонтовна тоже-с… дама плотная-с… хе-хе!..
— Помилуйте-с, Григорий Сергеич! как не понимать-с: это и малый ребенок понимает-с… счастливчик вы, Григорий Сергеич!.. однако ж, извините-с, извольте
продолжать.
Третий субъект был длинный и сухой господин. Он нисколько не обеспокоился нашим приходом и
продолжал лежать. По временам из груди его вырывались стоны, сопровождаемые удушливым кашлем, таким, каким кашляют люди, у которых, что называется, печень разорвало от злости, а в жилах течет не кровь, а желчь, смешанная
с оцтом.
— Приступаю к тягостнейшему моменту моей жизни, —
продолжал Перегоренский угрюмо, — к истории переселения моего из мира свободного мышления в мир авкторитета… Ибо
с чем могу я сравнить узы, в которых изнываю? зверообразные инквизиторы гишпанские и те не возмыслили бы о тех муках, которые я претерпеваю! Глад и жажда томят меня; гнусное сообщество Пересечкина сокращает дни мои… Был я в селе Лекминском, был для наблюдения-с, и за этою, собственно, надобностью посетил питейный дом…
— Мне чего Омелько! —
продолжает ямщик, — мне Омелько плюнуть да растереть — вот что! а только это точно, что как встретимся мы
с ним, не пройдет без того, чтоб не обломать ему бока: право слово, обломаю.
И, уцепившись за полы его кафтана, она тянула его от окна. Во время этой суматохи из-за перегородки шмыгнули две фигуры: одна мужская, в вицмундирном фраке, другая женская, в немецком платье. Мавра Кузьмовна
продолжала некоторое время барахтаться
с Михеичем, но он присмирел так же неожиданно, как и пришел в экстаз, и обратился к нам уже
с веселым лицом.
— Так вот-с эта Мавра Кузьмовна, —
продолжал он, — и задумала учредить здесь свою эпархию Скитов ей, пожалуй, не жалко, потому что в ту пору хоть и была она в уваженье, да все как-то на народе ее не видать было; там, что ни выдет, бывало, все-таки больше не к ней, а ко всем скитам сообща относят, ну, а теперь она действует сама собой, и у всех, значит, персонально на виду.
— На чердаке, за старым хламом спрятавшись нашли, ваше благородие! пытали мы
с ним маяться-то, —
продолжал солдат.
Однако, минуты через две, она немного успокоилась, встала и не только не созналась, но
продолжала запираться еще
с большим ожесточением.
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться
с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (
Продолжает есть.)Я думаю, еще ни один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Аммос Федорович.
С восемьсот шестнадцатого был избран на трехлетие по воле дворянства и
продолжал должность до сего времени.
Хлестаков (
продолжает писать.)Любопытно знать, где он теперь живет — в Почтамтской или Гороховой? Он ведь тоже любит часто переезжать
с квартиры и недоплачивать. Напишу наудалую в Почтамтскую. (Свертывает и надписывает.)
Если глуповцы
с твердостию переносили бедствия самые ужасные, если они и после того
продолжали жить, то они обязаны были этим только тому, что вообще всякое бедствие представлялось им чем-то совершенно от них не зависящим, а потому и неотвратимым.
Но когда дошли до того, что ободрали на лепешки кору
с последней сосны, когда не стало ни жен, ни дев и нечем было «людской завод»
продолжать, тогда головотяпы первые взялись за ум.