Неточные совпадения
—
Я еще как ребенком был, —
говорит, бывало, — так мамка
меня с ложечки водкой поила, чтобы не ревел, а семи лет так уж и родитель по стаканчику на день отпущать стал.
— Ты,
говорит, думаешь, что
я и впрямь с ума спятил, так нет же, все это была штука. Подавай,
говорю, деньги, или прощайся с жизнью;
меня,
говорит, на покаянье пошлют, потому что
я не в своем уме — свидетели есть, что не в своем уме, — а ты в могилке лежать будешь.
Однако пошли тут просьбы да кляузы разные, как водится, и всё больше на одного заседателя. Особа была добрая, однако рассвирепела. „Подать,
говорит,
мне этого заседателя“.
— Что
мне, брат, в твоей жизни, ты
говори дело. Выручать так выручать, а не то выпутывайся сам как знаешь.
— Да у
меня, бачка, плечом савсем здоров, —
говорит мужик, — уж пятым неделем здоров.
А нынче что! нынче, пожалуй,
говорят, и с откупщика не бери. А
я вам доложу, что это одно только вольнодумство. Это все единственно, что деньги на дороге найти, да не воспользоваться… Господи!»
— Вы, мол, так и так, платили старику по десяти рублев, ну а
мне,
говорит, этого мало:
я,
говорит, на десять рублев наплевать хотел, а надобно
мне три беленьких с каждого хозяина.
— Нет, —
говорит, — не дали, как сам просил, так не надо
мне ничего, коли так.
„
Я, мол,
говорит, и любовницу-то его куплю, как захочу; слышь вы, девки, желательно вам, чтоб городничий танции разные представлял?
— А плевать
я, —
говорит, — на вашего городничего…
—
Я…
я ничего не
говорил, ей-богу, не
говорил…
„Поздравьте,
говорит,
меня с крестником“. Что бы вы думали? две тысячи взял, да из городу через два часа велел выехать: „Чтоб и духу, мол, твоего здесь не пахло“.
„Куда,
говорит, сестру девала?“ Замучил старуху совсем, так что она, и умирая, позвала его да и
говорит: „Спасибо тебе, ваше благородие, что
меня, старуху, не покинул, венца мученического не лишил“. А он только смеется да
говорит: „Жаль, Домна Ивановна, что умираешь, а теперь бы деньги надобны! да куда же ты, старая, сестру-то девала?“
«Нет,
говорит, тебе пощады! сам,
говорит, не пощадил невинность, так клади теперича голову на плаху!» Вот
я и так и сяк — не проймешь его, сударь, ничем!
— Так
я буду в надежде-с, ваше высокородие! —
говорит Дмитрий Борисыч, в последний раз обжигая губы и удаляясь с стаканом в переднюю.
— Зачем же?
мне и здесь хорошо! —
говорит его высокородие, окидывая дам орлиным взором, — а впрочем, делай со
мною что хочешь! Извините
меня, mesdames, —
я здесь невольник!
— Что ж это они? —
говорит он, хмуря брови, — разве мое общество… кажется,
я тово…
—
Я… да…
я тово… но, право,
я не могу придумать, с кем же ты
меня… —
говорит он.
— Бога вы не боитесь, свиньи вы этакие! —
говорит он, — знаете сами, какая у нас теперича особа! Нешто жалко
мне водки-то, пойми ты это!.. Эй, музыканты!
— Отчего же? —
говорит Алексей Дмитрич, —
я, кажется, не страшен! Нехорошо, молодой человек!
Я люблю, чтоб у
меня веселились… да!
— А у
меня сегодня был случай! —
говорит Алексей Дмитрич, обращаясь к Михаиле Трофимычу, который, как образованный человек, следит шаг за шагом за его высокородием, — приходит ко
мне Маремьянкин и докладывает, что в уезде отыскано туловище… и как странно! просто одно туловище, без головы! Imaginez-vous cela! [Вообразите себе! (франц.)]
— Спасибо, господин Желваков, спасибо! —
говорит его высокородие, — это ты хорошо делаешь, что стараешься соединить общество!
Я буду иметь это в виду, господин Желваков!
— Хорош? рожа-то, рожа-то! да вы взгляните, полюбуйтесь! хорош? А знаете ли, впрочем, что? ведь
я его выдрессировал — истинно вам
говорю, выдрессировал! Теперь он у
меня все эти, знаете, поговорки и всякую команду — все понимает; стихи даже французские декламирует. А ну, Проша, потешь-ка господина!
Была вдова Поползновейкина, да и та спятила: «Ишь,
говорит, какие у тебя ручищи-то! так, пожалуй, усахаришь, что в могилу ляжешь!» Уж
я каких ей резонов не представлял: «Это,
говорю, сударыня, крепость супружескую обозначает!» — так куда тебе!
Приехал; являюсь к посланнику: «Так и так,
говорю, вызывались желающие, а у
меня, мол, ваше превосходительство, желудок настоящий, русский-с»…
— Спасибо Сашке Топоркову! спасибо! —
говорил он, очевидно забывая, что тот же Топорков обольстил его насчет сахара. — «Ступай,
говорит, в Крутогорск, там, братец, есть винцо тенериф — это, брат, винцо!» Ну,
я, знаете, человек военный, долго не думаю: кушак да шапку или, как сказал мудрец, omnia me cum me… [Все свое ношу с собою (от искаженного лат. omnia mea mecum porto).] зарапортовался! ну, да все равно! слава богу, теперь уж недалечко и до места.
Вот и припомнил он, что есть у него друг и приятель Перетыкин: «Он,
говорит, тебя пристроит!» Пишет он к нему письмо, к Перетычке-то: «Помнишь ли, дескать, друг любезный, как мы с тобой напролет ночи у метресс прокучивали, как ты, как
я… помоги брату!» Являюсь
я в Петербург с письмом этим прямо к Перетыкину.
«Это,
говорю, ваше превосходительство, мой брат, а ваш старинный друг и приятель!» — «А, да,
говорит, теперь припоминаю! увлечения молодости!..» Ну, доложу вам,
я не вытерпел! «А вы,
говорю, ваше превосходительство, верно и в ту пору канальей изволили быть!..» Так и ляпнул.
На другой день, когда
я проснулся, его уже не было; станционный писарь сообщил
мне, что он уехал еще затемно и все спешил: «
Мне,
говорит, пора; пора, брат, и делишки свои поправить». Показывал также ему свой бумажник и
говорил, что «тут, брат, на всю жизнь; с этим, дружище, широко не разгуляешься!..»
— Страшно
мне чтой-то, Евсигней Федотыч, —
говорит пономарица, — идите-ка поближе ко
мне.
— Все-то, —
говорит, —
меня, сироту, покинули да оставили; вот и вам, Евсигней Федотыч, тоже, чай, бросить
меня желательно.
— Чтой-то, —
говорит, —
мне будто холодно; ноженьки до смерти иззябли. Хошь бы вы, что ли, тулупчик с себя сняли да обогрели
меня, Евсигней Федотыч.
— Вот, —
говорит, — кабы у
меня муж такой красавчик да умница был, как вы, Евсигней Федотыч…
—
Я, —
говорит, — Евсигнеюшка, из-за тебя, смотри, какой грех на душу приняла!
— Сподобил, —
говорит, —
меня бог этакую змею выкормить, за грехи мои.
— Ну, —
говорят, — уж если тово, так
я, таперича, благородство…
— Все-то, —
говорит, — у
меня, Татьяна Сергеевна, сердце изныло, глядя на вас, какое вы с этим зверем тиранство претерпеваете. Ведь достанется же такое блаженство — поди кому! Кажется, ручку бы только… так бы и умер тут, право бы, умер!
— Откройтесь, —
говорит, —
мне, Татьяна Сергеевна; душу за вас готов положить.
— Вы
меня извините, Татьяна Сергеевна, —
говорил он ей, — не от любопытства, больше от жажды просвещения-с, от желания усладить душу пером вашим — такое это для
меня наслаждение видеть, как ваше сердечко глубоко все эти приятности чувствует… Ведь
я по простоте, Татьяна Сергеевна,
я ведь по-французскому не учился, а чувствовать, однако, могу-с…
— Виноват, —
говорит, — Семен Акимыч, не погубите!
Я, то есть, единственно по сердоболию; вижу, что дама образованная убивается, а оне… вот и письма-с!.. Думал
я, что оне одним это разговором, а теперь видел сам, своими глазами видел!..
— Ты
меня послушай! —
говорил он таинственным голосом, — это, брат, все зависит от того, как поведешь дело! Может быть славная штука, может быть и скверная штука; можно быть становым и можно быть ничем… понимаешь?
— Вы не поверите, мсьё NN, —
говорит обыкновенно хозяйка дома, — как
я счастлива в семействе; мы никогда не скучаем.
Василий Николаич не преминул воспользоваться и этим обстоятельством. Несколько понедельников сряду, к общему утешению всей крутогорской публики, он рассказывал Алексею Дмитричу какую-то историю, в которой одно из действующих лиц
говорит:"Ну, положим, что
я дурак", и на этих словах прерывал свой рассказ.
Говорят, будто Алексей Дмитрич зол, особливо если натравит его на кого-нибудь Марья Ивановна.
Я довольно верю этому, потому что и из истории известно, что глупые люди и обезьяны всегда злы под старость бывали.
— Слышь, Ильин, —
говорил старший музыкант Пахомов, — ты у
меня смотри! коли опять в аллегру отстанешь,
я из тебя самого флейту и контрабас сделаю.
— Вот-с, изволите видеть, — подхватывает торопливо Харченко, как будто опасаясь, чтобы Коловоротов или кто-нибудь другой не посягнул на его авторскую славу, — вот изволите видеть: стоял один офицер перед зеркалом и волосы себе причесывал, и
говорит денщику:"Что это, братец, волосы у
меня лезут?"А тот, знаете, подумавши этак минут с пять, и отвечает:"Весною, ваше благородие, всяка скотина линяет…"А в то время весна была-с, — прибавил он, внезапно краснея.
Я подхожу к другой группе, где друг мой Василий Николаич показывает публике медведя, то есть заставляет Алексея Дмитрича
говорить разную чепуху. Около них собралась целая толпа народа, в которой немолчно раздается громкий и искренний смех, свидетельствующий о необыкновенном успехе представления.
— Да нет,
я что-то не понимаю этого, —
говорит Василии Николаич, — воля ваша, а тут что-нибудь да не так.
Вот
я тоже знал такого точного администратора, который во всякую вещь до тонкости доходил, так тот поручил однажды своему чиновнику составить ведомость всем лицам, получающим от казны арендные [26] деньги, да потом и
говорит ему:"Уж кстати, любезнейший, составьте маленький списочек к тем лицам, которые аренды не получают".
Тот сгоряча
говорит «слушаю-с», да потом и приходит ко
мне:"Что,
говорит,
я стану делать?"Ну,
я и посоветовал на первый раз вытребовать ревизские сказки [27] из всех уездных казначейств.