Он
взял икону в руку, поднес к свече и пристально оглядел ее, но, продержав лишь несколько секунд, положил на стол, уже перед собою.
Голова совершенно высохшая, одноцветная, бронзовая — ни дать ни
взять икона старинного письма; нос узкий, как лезвие ножа; губ почти не видать, только зубы белеют и глаза, да из-под платка выбиваются на лоб жидкие пряди желтых волос.
Няня молча подошла к окну, перекрестясь
взяла икону и, вынося ее из залы, вполголоса произнесла:
Неточные совпадения
А князь опять больнехонек… // Чтоб только время выиграть, // Придумать: как тут быть, // Которая-то барыня // (Должно быть, белокурая: // Она ему, сердечному, // Слыхал я, терла щеткою // В то время левый бок) //
Возьми и брякни барину, // Что мужиков помещикам // Велели воротить! // Поверил! Проще малого // Ребенка стал старинушка, // Как паралич расшиб! // Заплакал! пред
иконами // Со всей семьею молится, // Велит служить молебствие, // Звонить в колокола!
Яков исчез однажды рано утром со двора,
взяв на свечу денег из лампадной суммы, отпускаемой ему на руки барыней. Он водрузил обещанную свечу перед
иконой за ранней обедней.
Одним словом, Анфуса Гавриловна оказалась настоящим полководцем, хотя гость уже давно про себя прикинул в уме всех трех сестер: младшая хоть и
взяла и красотой и удалью, а еще невитое сено,
икона и лопата из нее будет; средняя в самый раз, да только ленива, а растолстеет — рожать будет трудно; старшая, пожалуй, подходящее всех будет, хоть и жидковата из себя и модничает лишнее.
Священники-то как ушли, меня в церкви-то они и заперли-с, а у спасителя перед
иконой лампадка горела; я пошел — сначала три камешка отковырнул у богородицы, потом сосуды-то взял-с, крест, потом и ризу с Николая угодника, золотая была,
взял все это на палатцы-то и унес, — гляжу-с, все местные-то
иконы и выходят из мест-то своих и по церкви-то идут ко мне.
— Батюшка! В моленной наши две
иконы божий, не позволишь ли их
взять?