Неточные совпадения
Передав запас экономке, Петр Михайлыч отправлялся в гостиную и садился
пить чай с Настенькой. Разговор у отца с дочерью почти каждое утро шел такого рода...
— Буду-с, — отвечал капитан и уходил, а вечером действительно являлся к самому
чаю с своими обычными атрибутами: кисетом, трубкой и Дианкой.
Избранная таким образом хозяйка ему
была маленькая, толстая женщина, страшная охотница до пирогов, кофе,
чаю, а, пожалуй, небольшим делом, и до водочки.
Купцы в лавках принялись
пить чай с калачами.
Те думали, что новый смотритель подарочка хочет, сложились и общими силами купили две головки сахару и фунтика два
чаю и принесли все это ему на поклон, но
были, конечно, выгнаны позорным образом, и потом, когда в следующий четверг снова некоторые мальчики не явились, Калинович на другой же день всех их выключил — и ни просьбы, ни поклоны отцов не заставили его изменить своего решения.
В продолжение всего этого дня Калинович не пошел к Годневым, хотя и приходил
было оттуда кучер звать его
пить чай.
— Очень нужно! Пускай сердится! Я сама на него сердита, — сказала Настенька и,
напоив всех торопливо
чаем, сейчас же ушла к себе в комнату.
— Пожалуй, эта сумасбродная девчонка наделает скандалу! — проговорил Калинович, бросая письмо, и на другой же день, часов в семь, не
пив даже
чаю, пошел к Годневым.
Пришли священники и еще раз поздравили знаменитого именинника с тезоименитством, а семинарист-философ, выступив вперед, сказал приветственную речь, начав ее воззванием: «Достопочтенный болярин!..» Князь выслушал его очень серьезно и дал ему трехрублевую бумажку. Священнику, дьякону и становому приказано
было подать
чай, а прочий причет отправился во флигель, к управляющему, для принятия должного угощения.
Результатом предыдущего разговора
было то, что князь, несмотря на все свое старание, никак не мог сохранить с Калиновичем по-прежнему ласковое и любезное обращение; какая-то холодность и полувнимательная важность начала проглядывать в каждом его слове. Тот сейчас же это заметил и на другой день за
чаем просил проводить его.
—
Чаю прикажете али кушать
будете?.. — обратилась она к Калиновичу.
Неуклонно с тех пор начал он в уплату долга отдавать из своего жалованья две трети, поселившись для того в крестьянской почти избушонке и ограничив свою пищу хлебом, картофелем и кислой капустой. Даже в гостях, когда предлагали ему
чаю или трубку, он отвечал басом: «Нет-с; у меня дома этого нет, так зачем уж баловаться?» Из собственной убитой дичи зверолов тоже никогда ничего не
ел, но, стараясь продать как можно подороже, копил только деньгу для кредитора.
— Не твое дело, — отвечала Настенька. — Однако я ужасно устала и
есть хочу. Что ж ты мне
чаю не велишь дать? — прибавила она.
— Да, налей и мне! Ты давно уж меня не
поила чаем, — отвечал Калинович.
— Давно, друг мой, — сказала Настенька и, поцеловав еще раз Калиновича, села разливать
чай. — Ах, какие гадкие чашки! — говорила она, тщательно обмывая с чашек грязь. — И вообще, cher ami, посмотри, как у тебя в комнате грязно и нехорошо! При мне этого не
будет: я все приведу в порядок.
— Этого не смейте теперь и говорить. Теперь вы должны
быть счастливы и должны
быть таким же франтом, как я в первый раз вас увидела — я этого требую! — возразила Настенька и, напившись
чаю, опять села около Калиновича. — Ну-с, извольте мне рассказывать, как вы жили без меня в Петербурге: изменяли мне или нет?
В ожидании Белавина мои молодые хозяева несколько поприготовились. В маленькой зальце и кабинете пол
был навощен; зажжена
была вновь купленная лампа; предположено
было, чтоб
чай, приготовленный с несколько изысканными принадлежностями, разливала сама Настенька, словом — проектировался один из тех чайных вечеров, которыми так изобилует чиновничий Петербург.
После разговора о брильянтах все перешли в столовую
пить чай; там, стоявший на круглом столе старинной работы, огромный серебряный самовар склонил разговор опять на тот же предмет.
Единственными лицами при церемонии
были князь и муж баронессы. В качестве свидетелей они скрепили своей благородной подписью запись в брачной книге. После венца у новобрачных, по петербургскому обычаю,
был только
чай с мороженым и фруктами для близких знакомых, которые,
выпив по нескольку заздравных бокалов, поспешили разъехаться.
— Я поближе к
чаю — позволите? — спросил Калинович мадам Четверикову, которая
была одета в щегольское платье гласе и цвела красотой. Она взмахнула только на него своими превосходными карими глазами и, проговоря: «Пожалуйста!», начала приготовлять ему
чай.
Расставшись с Максимом Максимычем, я живо проскакал Терекское и Дарьяльское ущелья, завтракал в Казбеке,
чай пил в Ларсе, а к ужину поспел в Владыкавказ. Избавлю вас от описания гор, от возгласов, которые ничего не выражают, от картин, которые ничего не изображают, особенно для тех, которые там не были, и от статистических замечаний, которые решительно никто читать не станет.
Купцы первые его очень любили, именно за то, что не горд; и точно, он крестил у них детей, кумился с ними и хоть драл подчас с них сильно, но как-то чрезвычайно ловко: и по плечу потреплет, и засмеется, и
чаем напоит, пообещается и сам прийти поиграть в шашки, расспросит обо всем: как делишки, что и как.
Неточные совпадения
Городничий (дрожа).По неопытности, ей-богу по неопытности. Недостаточность состояния… Сами извольте посудить: казенного жалованья не хватает даже на
чай и сахар. Если ж и
были какие взятки, то самая малость: к столу что-нибудь да на пару платья. Что же до унтер-офицерской вдовы, занимающейся купечеством, которую я будто бы высек, то это клевета, ей-богу клевета. Это выдумали злодеи мои; это такой народ, что на жизнь мою готовы покуситься.
Городничий. Полно вам, право, трещотки какие! Здесь нужная вещь: дело идет о жизни человека… (К Осипу.)Ну что, друг, право, мне ты очень нравишься. В дороге не мешает, знаешь, чайку
выпить лишний стаканчик, — оно теперь холодновато. Так вот тебе пара целковиков на
чай.
Он больше виноват: говядину мне подает такую твердую, как бревно; а суп — он черт знает чего плеснул туда, я должен
был выбросить его за окно. Он меня морил голодом по целым дням…
Чай такой странный: воняет рыбой, а не
чаем. За что ж я… Вот новость!
— Коли всем миром велено: // «Бей!» — стало,
есть за что! — // Прикрикнул Влас на странников. — // Не ветрогоны тисковцы, // Давно ли там десятого // Пороли?.. Не до шуток им. // Гнусь-человек! — Не бить его, // Так уж кого и бить? // Не нам одним наказано: // От Тискова по Волге-то // Тут деревень четырнадцать, — //
Чай, через все четырнадцать // Прогнали, как сквозь строй! —
Теперь, как виноватая, // Стою перед соседями: // Простите! я
была // Спесива, непоклончива, // Не
чаяла я, глупая, // Остаться сиротой…