Неточные совпадения
Автор однажды высказал в обществе молодых деревенских девиц, что, по его мнению, если девушка мечтает при луне, так это прекрасно рекомендует ее сердце, — все рассмеялись
и сказали в один голос: «Какие глупости мечтать!» Наш великий Пушкин, призванный, кажется, быть вечным любимцем женщин, Пушкин, которого барышни моего времени знали всего почти наизусть, которого Татьяна была для них идеалом, — нынешние барышни почти не читали этого Пушкина, но зато поглотили целые сотни томов Дюма
и Поля Феваля [Феваль Поль (1817—1887) — французский писатель, автор бульварных
романов.],
и знаете ли почему? — потому что там описывается двор, великолепные гостиные героинь
и торжественные поезды.
Все, я думаю, помнят, в каком огромном количестве в тридцатых годах выходили
романы переводные
и русские,
романы всевозможных содержаний: исторические, нравоописательные, разбойничьи; сборники, альманахи
и, наконец, журналы.
— Например, Загоскин [Загоскин Михаил Николаевич (1789—1852) — русский писатель, автор многочисленных
романов, из которых наибольшей известностью пользовались «Юрий Милославский»
и «Рославлев».], Лажечников [Лажечников Иван Иванович (1792—1869) — русский писатель, автор популярных в 30-40-е годы XIX в. исторических
романов: «Ледяной дом»
и др.], которого «Ледяной дом» я раз пять прочитала, граф Соллогуб [Соллогуб Владимир Александрович (1814—1882) — русский писатель, повести которого пользовались в 30-40-х годах большим успехом.]: его «Аптекарша»
и «Большой свет» мне ужасно нравятся; теперь Кукольник [Кукольник Нестор Васильевич (1809—1868) — русский писатель, автор многочисленных драм
и повестей, проникнутых охранительными крепостническими идеями.], Вельтман [Вельтман Александр Фомич (1800—1870) — русский писатель, автор произведений, в которых идеализировалась патриархальная старина...
Они наполняют у него все рубрики журнала, производя каждого из среды себя, посредством взаимного курения, в гении; из этого ты можешь понять, что пускать им новых людей не для чего; кто бы ни был, посылая свою статью, смело может быть уверен, что ее не прочтут,
и она проваляется с старым хламом, как случилось
и с твоим
романом».
— Очень хороший-с, — подтвердил Петр Михайлыч, —
и теперь написал
роман, которым прославился на всю Россию, — прибавил он несколько уже нетвердым голосом.
—
Роман он сочинил,
и за какие-нибудь сто печатных страничек ему шестьсот рублей серебром отсыплют.
— Журналы, ma tante, журналы, — подхватил князь
и потом, взявшись за лоб
и как бы вспомнив что-то, обратился к Полине. — Кстати, тут вы найдете повесть или
роман одного здешнего господина, смотрителя уездного училища. Я не читал сам, но по газетам видел — хвалят.
— Конечно, не вовремя! Когда напечатался твой
роман, ты ни умнее стал, ни лучше: отчего же он прежде не делал тебе визитов
и знать тебя не хотел?
— Как, я думаю, трудно сочинять — я часто об этом думаю, — сказала Полина. — Когда, судя по себе, письма иногда не в состоянии написать, а тут надобно сочинить целый
роман! В это время, я полагаю, ни о чем другом не надобно думать, а то сейчас потеряешь нить мыслей
и рассеешься.
— Я с своей стороны, — подхватил князь, — имею на этот счет некоторое предположение. Послезавтра мои приедут,
и тогда мы составим маленький литературный вечер
и будем просить господина Калиновича прочесть свой
роман.
В день, назначенный Калиновичу для чтения, княгиня с княжной приехали в город к обеду. Полина им ужасно обрадовалась, а князь не замедлил сообщить, что для них приготовлен маленькой сюрприз
и что вечером будет читать один очень умный
и образованный молодой человек свой
роман.
Полина поняла его очень хорошо
и тотчас же написала к Петру Михайлычу записку, в которой очень любезно приглашала его с его милой дочерью посетить их вечером, поясняя, что их общий знакомый, m-r Калинович, обещался у них читать свой прекрасный
роман,
и потому они, вероятно, не откажутся разделить с ними удовольствие слышать его чтение.
Но как же вы хотите заставить меня верить в глубину
и неизменность любви какого-нибудь молодого человека в двадцать пять лет
и девчонки в семнадцать, которые, расчувствовавшись над
романами, поклялись друг другу в вечной страсти?
— Даже безбедное существование вы вряд ли там найдете. Чтоб жить в Петербурге семейному человеку, надобно… возьмем самый минимум, меньше чего я уже вообразить не могу… надо по крайней мере две тысячи рублей серебром,
и то с величайшими лишениями, отказывая себе в какой-нибудь рюмке вина за столом, не говоря уж об экипаже, о всяком развлечении; но все-таки помните — две тысячи,
и будем теперь рассчитывать уж по цифрам: сколько вы получили за ваш первый
и, надобно сказать, прекрасный
роман?
Здесь мне опять приходится объяснять истину, совершенно не принимаемую в
романах, истину, что никогда мы, грубая половина рода человеческого, неспособны так изменить любимой нами женщине, как в первое время разлуки с ней, хотя
и любим еще с прежнею страстью.
— Опять — умрет! — повторил с усмешкою князь. — В
романах я действительно читал об этаких случаях, но в жизни, признаюсь, не встречал. Полноте, мой милый! Мы, наконец, такую дребедень начинаем говорить, что даже совестно
и скучно становится. Волишки у вас, милостивый государь, нет, характера — вот в чем дело!
А вон этот господин, застегнутый, как Домби [Домби — герой
романа Ч.Диккенса (1812—1870) «Домби
и сын».], на все пуговицы, у которого, по мнению врачей, от разливающейся каждый день желчи окончательно сгнила печенка, — неужели этот аспид человечества приехал веселиться?
В продолжение всего моего
романа читатель видел, что я нигде не льстил моему герою, а, напротив, все нравственные недостатки его старался представить в усиленно ярком виде, но в настоящем случае не могу себе позволить пройти молчанием того, что в избранной им служебной деятельности он является замечательно деятельным
и, пожалуй, даже полезным человеком [Вместо слов: «…замечательно деятельным
и, пожалуй, даже полезным человеком» в рукописи было: «…если не великим, то по крайней мере замечательно полезным человеком» (стр. 50 об.).].
Подготавливая
роман к этому изданию, Писемский внес в его текст много стилистических исправлений
и дополнений.]
Неточные совпадения
«Льны тоже нонче знатные… // Ай! бедненький! застрял!» // Тут жаворонка малого, // Застрявшего во льну, //
Роман распутал бережно. // Поцаловал: «Лети!» //
И птичка ввысь помчалася, // За нею умиленные // Следили мужики…
Роман сказал: помещику, // Демьян сказал: чиновнику, // Лука сказал: попу. // Купчине толстопузому! — // Сказали братья Губины, // Иван
и Митродор. // Старик Пахом потужился //
И молвил, в землю глядючи: // Вельможному боярину, // Министру государеву. // А Пров сказал: царю…
Роман сказал: помещику, // Демьян сказал: чиновнику, // Лука сказал: попу, // Купчине толстопузому, — // Сказали братья Губины, // Иван
и Митродор.
И скатерть развернулася, // Откудова ни взялися // Две дюжие руки: // Ведро вина поставили, // Горой наклали хлебушка //
И спрятались опять. // Крестьяне подкрепилися. //
Роман за караульного // Остался у ведра, // А прочие вмешалися // В толпу — искать счастливого: // Им крепко захотелося // Скорей попасть домой…
Косушки по три выпили, // Поели —
и заспорили // Опять: кому жить весело, // Вольготно на Руси? //
Роман кричит: помещику, // Демьян кричит: чиновнику, // Лука кричит: попу; // Купчине толстопузому, — // Кричат братаны Губины, // Иван
и Митродор; // Пахом кричит: светлейшему // Вельможному боярину, // Министру государеву, // А Пров кричит: царю!