Неточные совпадения
В деревне своей князь жил в полном смысле барином, имел четырех детей, из которых два сына служили в кавалергардах, а у старшей дочери, с самой ее колыбели,
были и немки, и француженки, и англичанки, стоившие, вероятно,
тысяч.
Несмотря, однако, на все это, он не только не проматывался, но еще приобретал, и вместо трехсот душ у него уже
была с лишком
тысяча.
К объяснению всего этого ходило, конечно, по губернии несколько темных и неопределенных слухов, вроде того, например, как чересчур уж хозяйственные в свою пользу распоряжения по одному огромному имению, находившемуся у князя под опекой; участие в постройке дома на дворянские суммы, который потом развалился; участие будто бы в Петербурге в одной торговой компании, в которой князь
был распорядителем и в которой потом все участники потеряли безвозвратно свои капиталы; отношения князя к одному очень важному и значительному лицу, его прежнему благодетелю, который любил его, как родного сына, а потом вдруг удалил от себя и даже запретил называть при себе его имя, и, наконец, очень тесная дружба с домом генеральши, и ту как-то различно понимали: кто обращал особенное внимание на то, что для самой старухи каждое слово князя
было законом, и что она, дрожавшая над каждой копейкой, ничего для него не жалела и, как известно по маклерским книгам, лет пять назад дала ему под вексель двадцать
тысяч серебром, а другие говорили, что m-lle Полина дружнее с князем, чем мать, и что, когда он приезжал, они, отправив старуху спать, по нескольку часов сидят вдвоем, затворившись в кабинете — и так далее…
— Даже безбедное существование вы вряд ли там найдете. Чтоб жить в Петербурге семейному человеку, надобно… возьмем самый минимум, меньше чего я уже вообразить не могу… надо по крайней мере две
тысячи рублей серебром, и то с величайшими лишениями, отказывая себе в какой-нибудь рюмке вина за столом, не говоря уж об экипаже, о всяком развлечении; но все-таки помните — две
тысячи, и
будем теперь рассчитывать уж по цифрам: сколько вы получили за ваш первый и, надобно сказать, прекрасный роман?
Впереди
были две дороги: на одной невеста с
тысячью душами… однако, ведь с
тысячью! — повторял Калинович, как бы стараясь внушить самому себе могущественное значение этой цифры, но тут же, как бы наступив на какое-нибудь гадкое насекомое, делал гримасу.
Прохоров согласился, и к утру уж
был в выигрыше
тысяч пять на ассигнации.
— Что говорить, батюшка, — повторил и извозчик, — и в молитве господней, сударь, сказано, — продолжал он, — избави мя от лукавого, и священники нас, дураков, учат: «Ты, говорит, только еще о грехе подумал, а уж ангел твой хранитель на сто
тысяч верст от тебя отлетел — и вселилась в тя нечистая сила:
будет она твоими ногами ходить и твоими руками делать; в сердце твоем, аки птица злобная, совьет гнездо свое…» Учат нас, батюшка!
Получив когда-то в уездном городке обратно свою повесть, он имел
тысячу прав отнести это к несправедливости, к невежеству редакции; но теперь
было не то: Калинович слишком хорошо знал Зыкова и никак уж не мог утешить себя предположением, что тот говорит это по зависти или по непониманию.
Мало того; после каждой ревизии нерадивому чиновнику делана
была благодарность, что и
было опубликовано в указах губернского правления
тысяча восемьсот тридцать девятого, сорокового и сорок первого годов, а в
тысяча восемьсот сорок втором году я награжден
был по их представлению орденом св.
У него еще ни уса, ни бороды нет, да и разуму, может, столько же, а ему дали место пятого класса да
тысячи три, может
быть, жалованья: он им за это бумажки три в неделю и подпишет, — да!
— Здесь у вас
тысяча шансов
быть, как говорится, затерту в службе; но там, по вашему образованию, вы непременно служите на виду.
Чрез несколько дней, впрочем, из пятисот
тысяч жителей нашлась одна добрая душа: это
был сосед Калиновича, живший еще этажом выше его, — молодой немец, с толстыми ногами, простоватой физиономией и с какими-то необыкновенно добродушными вихрами по всей голове.
Вы, юноши и неюноши, ищущие в Петербурге мест, занятий, хлеба, вы поймете положение моего героя, зная, может
быть, по опыту, что значит в этом случае потерять последнюю опору, между тем как раздражающего свойства мысль не перестает вас преследовать, что вот тут же, в этом Петербурге, сотни деятельностей,
тысячи служб с прекрасным жалованьем, с баснословными квартирами, с любовью начальников, могущих для вас сделать вся и все — и только вам ничего не дают и вас никуда не пускают!
— Э, помилуйте! Что может
быть хорошего в нашем захолустье! — произнес князь. — Я, впрочем, последнее время
был все в хлопотах. По случаю смерти нашей почтенной старушки, которая, кроме уж горести, которую нам причинила… надобно
было все привести хоть в какую-нибудь ясность. Состояние осталось громаднейшее, какого никто и никогда не ожидал. Одних денег билетами на пятьсот
тысяч серебром… страшно, что такое!
Не говоря уже там об оброках, пять крупчаток-мельниц, и если теперь положить minimum дохода по три
тысячи серебром с каждой, значит: одна эта статья — пятнадцать
тысяч серебром годового дохода; да подмосковная еще
есть… ну, и прежде вздором, пустяками считалась, а тут вдруг — богатым людям везде, видно, счастье, — вдруг прорезывается линия железной дороги: какой-то господин выдумывает разбить тут огородные плантации и теперь за одну землю платит — это черт знает что такое! — десять
тысяч чистоганом каждогодно.
Про героя моего я по крайней мере могу сказать, что он искренно и глубоко страдал: как бы совершив преступление, шел он от князя по Невскому проспекту, где тут же встречалось ему столько спокойных и веселых господ, из которых уж, конечно, многие имели на своей совести в
тысячу раз грязнейшие пятна. Дома Калинович застал Белавина, который сидел с Настенькой. Она
была в слезах и держала в руках письмо. Не обратив на это внимания, он молча пожал у приятеля руку и сел.
— Ну что, сэр? — начал он. — Дело обделывается: чрез месяц мы
будем иметь с вами пятьдесят
тысяч чистогану… Понимаете?
— Одолжение, во-первых, состоит в том, что поелику вы, милостивый государь, последним поступком вашим — не помню тоже в какой пьесе говорится — наложили на себя печать недоверия и очень может
быть, что в одно прекрасное утро вам вдруг вздумается возвратиться к прежней идиллической вашей любви, то не угодно ли
будет напредь сего выдать мне вексель в условленных пятидесяти
тысячах, который бы ассюрировал меня в дальнейших моих действиях?
Нанята
была в аристократической Итальянской квартира с двумя отделениями: одно для князя, другое для жениха, которого он, между прочим, ссудил маленькой суммой,
тысячи в две серебром, и вместе с тем — больше, конечно, для памяти — взял с него вексель в пятьдесят две
тысячи.
Бывши скупа и расчетлива не меньше матери, она, не ожидая напоминаний князя, подарила жениху разом билет в полтораста
тысяч серебром.
Надобно решительно иметь детское простодушие одного моего знакомого прапорщика, который даже в пище вкусу не знает; надобно именно владеть его головой, чтоб поверить баронессе, когда она мило уверяет вас, что дает этот бал для удовольствия общества, а не для того, чтоб позатянуть поступившее на нее маленькое взыскание,
тысяч в тридцать серебром, о чем она и
будет тут же, под волшебные звуки оркестра Лядова, говорить с особами, от которых зависит дело.
Перед ужином пробежал легкий говор, что он своему партнеру проиграл две
тысячи серебром, и, в оправдание моего героя, я должен сказать, что в этом случае он не столько старался о том, сколько в самом деле
был рассеян: несносный образ насмешливо улыбавшегося Белавина, как привидение, стоял перед ним.
— Станет побирать, коли так размахивает! — решили другие в уме; но привести все это в большую ясность рискнул первый губернский архитектор — человек бы, кажется, с лица глупый и часть свою скверно знающий, но имевший удивительную способность подделываться к начальникам еще спозаранку, когда еще они
были от него
тысячи на полторы верст. Не стесняясь особенно приличиями, он явился на постройку, отрекомендовал себя молодому человеку и тут же начал...
— Как не
быть довольну, помилуйте! — подхватил с умильною физиономией правитель. — У его превосходительства теперь по одной канцелярии
тысячи бумаг, а теперь они по крайней мере по губернскому правлению
будут покойны, зная, какой там человек сидит — помилуйте! А хоть бы и то: значит, уважаются представления — какого сами выбрали себе человека, такого и дали. Это очень важно-с.
Дело все заключалось в лесном сплаве: до трех
тысяч гусянок всякую весну сплавлялось вниз по реке, и теперь судохозяину дать исправнику, при выправке билета, с каждого судна, какой-нибудь золотой, заведено
было еще исстари, а между тем в итоге это выходило пятнадцать
тысяч серебром.
[Вместо слов: «…которому она сама, своими руками, каждый год платила, не стыдно
было предать их?..» в рукописи
было: «…не стыдно
было, как Иуде какому-нибудь, продать их… тогда, как муж ее (это она уже добавляла по секрету), Семен Никитич, каждый год, из рук в руки, платил ему полторы
тысячи серебром, что в пятнадцать лет составляло 22
тысячи с половиной.
Откуп тоже не ушел. Не стесняясь личным знакомством и некоторым родством с толстым Четвериковым, Калинович пригласил его к себе и объяснил, что, так как дела его в очень хорошем положении, то не угодно ли
будет ему хоть несколько расплатиться с обществом, от которого он миллионы наживает, и пожертвовать
тысяч десять серебром на украшение города. Можно себе представить, что почувствовал при этих словах скупой и жадный Четвериков!
Вот клянусь вам спасителем, — продолжал вице-губернатор, окончательно разгорячившись и показывая на образ, — что если вы не дадите мне… теперь уж не десять, а пятнадцать
тысяч, когда заартачились, если не пожертвуете этой суммой, то каждое воскресенье, каждый праздник я велю во всей губернии запирать кабаки во время обедни и при малейшем намеке на участие ваших целовальников в воровстве и буйствах
буду держать их в острогах по целым годам!
Покуда происходили все предыдущие события, в губернии подготовлялось решение довольно серьезного вопроса, состоявшего в том, что на днях должны
были произойти торги на устройство сорокаверстной гати, на которую по первой смете
было ассигновано двести
тысяч рублей серебром.
— Мне надобно, ваше сиятельство, не больше других. Вон тоже отсюда не то, что по уголовным делам, а по гражданским искам чиновники езжали в Петербург, так у всех почти, как калач купить,
была одна цена: полторы
тысячи в год на содержание да потом треть или половину с самого иска, а мне в вашем деле, при благополучном его окончании, если назначите сверх жалованья десять
тысяч серебром, так я и доволен
буду.
— Слава богу, хорошо теперь стало, — отвечал содержатель, потирая руки, — одних декораций, ваше превосходительство, сделано мною пять новых; стены тоже побелил, механику наверху поправил; а то
было, того и гляди что убьет кого-нибудь из артистов. Не могу, как другие антрепренеры, кое-как заниматься театром. Приехал сюда — так не то что на сцене, в зале
было хуже, чем в мусорной яме. В одну неделю просадил
тысячи две серебром. Не знаю, поддержит ли публика, а теперь тяжело: дай бог концы с концами свести.
Куда стремился Калинович — мы знаем, и, глядя на него, нельзя
было не подумать, что богу еще ведомо, чья любовь стремительней: мальчика ли неопытного, бегущего с лихорадкой во всем теле, с пылающим лицом и с поэтически разбросанными кудрями на тайное свидание, или человека с солидно выстриженной и поседелой уже головой, который десятки лет прожил без всякой уж любви в мелких служебных хлопотах и дрязгах, в ненавистных для души поклонах, в угнетении и наказании подчиненных, — человека, который по опыту жизни узнал и оценил всю чарующую прелесть этих тайных свиданий, этого сродства душ, столь осмеянного практическими людьми, которые, однако, платят иногда сотни
тысяч, чтоб воскресить хоть фальшивую тень этого сердечного сродства с какой-нибудь не совсем свежей, немецкого или испанского происхождения, m-lle Миной.
— Этот человек, — снова заговорила Настенька о Белавине, — до такой степени лелеет себя, что на
тысячу верст постарается убежать от всякого ничтожного ощущения, которое может хоть сколько-нибудь его обеспокоить, слова не скажет, после которого бы от него чего-нибудь потребовали; а мы так с вашим превосходительством не таковы, хоть и наделали, может
быть, в жизни много серьезных проступков — не правда ли?
Да и кроме того, если бы даже он немного и глуповат
был, зато в приданое с ним шло две
тысячи душ; а это такая порядочная цифра, что я знаю, например, очень хороших людей, которые некогда не устояли против половины… — пошутила Настенька и взглянула на Калиновича; но, заметив, что он еще более нахмурился, сейчас переменила тон.
— Это не вздор!.. — повторил вице-губернатор,
выпивая вино и каким-то задыхающимся голосом. — Про меня
тысячи языков говорят, что я человек сухой, тиран, злодей; но отчего же никто не хочет во мне заметить хоть одной хорошей человеческой черты, что я никогда не
был подлецом и никогда ни пред кем не сгибал головы?
У него уж
тысячи на три меньше очутилось в кармане, когда Калинович
был еще только вице-губернатором, а теперь, пожалуй, и ничего не попадет.
Вскоре после того как закончилось печатание «
Тысячи душ» в «Отечественных записках», вышло отдельное издание романа, где с некоторыми изменениями
был воспроизведен журнальный текст.