Неточные совпадения
Будь он менее погружен в свои собственные мысли, он, может быть,
заметил бы некоторые маленькие, но
тем не менее характерные факты.
— Богаты уж очень Таганка и Якиманка! Все, разумеется, и желают себе
того же, —
заметила Домна Осиповна, — в чем, впрочем, и винить никого нельзя: жизнь сделалась так дорога…
—
То есть, когда давали по полутораста тысяч на версту, а она стоила всего пятьдесят… —
заметил Бегушев.
Граф Хвостиков тоже сейчас встал и поклонился гостье; при этом случае нельзя не
заметить, что поклониться так вежливо и вместе с
тем с таким сохранением собственного достоинства, как сделал это граф, вряд ли многие умели в Москве.
Тюменев сейчас же подал руку m-me Меровой; его уже предуведомил Бегушев, в каких она находится отношениях с Янсутским, и, может быть, вследствие
того на нее Тюменев довольно
смело и весьма нежно взглядывал; но она, напротив, больше продолжала вскидывать весьма коротенькие взгляды на Бегушева. Граф Хвостиков хотел было вести Домну Осиповну, но она отстранила его и отнеслась к Хмурину.
— Кто ж это говорит бедным чиновникам?.. Это обыкновенно говорят людям, у которых средства на
то есть; вот, например, как врачу не сказать вам, что кухня и ваше питанье повредило вашему, по наружности гигантскому, здоровью, — проговорил он, показывая Бегушеву на два большие прыща, которые он
заметил на груди его из-под распахнувшейся рубашки.
Рассудив, впрочем, она решилась заранее назначить ему цену, выше которой он потом не будет
сметь требовать; с этою целью она в
тот же день послала ему записку, написанную несколько свысока: «Я вам заплачу две тысячи рублей, если вы поможете мне по двум моим делам, которые я объясню вам при личном свидании.
Вечером Бегушев поехал к Домне Осиповне, чтобы похвалить ее за проницательность. Он целые три дня не был у ней. Последнее время они заметно реже видались. Домну Осиповну Бегушев застал дома и, так как были сумерки,
то сначала и не
заметил, что она сидела непричесанная, неодетая и вообще сама на себя не походила. Усевшись, Бегушев не замедлил рассказать ей содержание письма Тюменева. Домна Осиповна слегка улыбнулась.
Бегушев понял, что в этих словах и ему поставлена была шпилька, но прямо на нее он ничего не возразил, видя, что Домна Осиповна и без
того была чем-то расстроена, и только, улыбаясь,
заметил ей, что она сама очень еще недавно говорила, что ей понятно, почему мужчины не уважают женщин.
Товарищи и начальники ваши тогда искренно сожалели, что вы оставили военную службу, для которой положительно были рождены; даже покойный государь Николай Павлович, — эти слова генерал начал опять говорить потише, — который, надо говорить правду, не любил вас, но нашему полковому командиру, который приходился мне и вам дядей, говорил несколько раз: «Какой бы из этого лентяя Бегушева (извините за выражение!) вышел боевой генерал!..» Потому что действительно, когда вы на вашем десятитысячном коне ехали впереди вашего эскадрона, которым вы,
заметьте, командовали в чине корнета, что было тогда очень редко,
то мне одна из grandes dames… не Наталья Сергеевна, нет, другая… говорила, что вы ей напоминаете рыцаря средневекового!
Вслед за
тем она, так как ей пора было делать туалет, оставила террасу, взяв наперед слово с Бегушева, чтобы он никуда-никуда не
смел от них уезжать!
— Не отец ваш, но ваше спокойствие мне нужно! —
заметил ей
тот с некоторою строгостью.
— Но Америка —
та же Европа. Это все переселенцы европейские! —
заметил Бегушев.
Я, в Петербурге живя, каждый день почти виделся с ним и,
замечая, что он страдает и мучится, стал, наконец, усовещевать его: «Как тебе, говорю, не грех роптать на бога: ты у всех в почете… ты богат, и если с тобой бывали неприятные случаи в жизни,
то они постигают всех и каждого!» — «И каждый, — говорит он, — принимает эти случаи различно: на одних они нисколько не действуют, а у других почеркивают сразу всю их жизнь!» Согласитесь вы, сказать такую мысль может только человек с байроновски глубокой душой.
— Я только говорил, что за Домной Осиповной ухаживают; может быть, даже не двое, а и больше… она так еще интересна! — вывернулся граф. — Но что я наблюл и
заметил в последнее свиданье,
то меня решительно убеждает, что любит собственно она тебя.
Художник, наконец, поотодвинулся с своего места и дал ему возможность снова наблюдать Домну Осиповну, хоть и ненадолго, так как танцы кончились, и ее не видать стало. В продолжение всего своего наблюдения Бегушев
заметил к удовольствию своему, что Домна Осиповна почти не разговаривала с Янсутским, но в
ту сторону, где он стоял, вскидывала по временам глаза.
— Очень!.. — отвечал граф, но потом, спохватившись, прибавил: — Натурально, что любви к мужу у ней не было, но ее, сколько я мог
заметить, больше всего возмущает позор и срам смерти: женатый человек приезжает в сквернейший трактиришко с пьяной женщиной и в заключение делает какой-то глупый salto mortale!.. [смертельный прыжок!.. (лат.).] Будь у меня половина его состояния, я бы даже совсем не умер, а разве живой бы взят был на небо, и
то против воли!
На этих словах граф остановился: он
заметил, что на глазах Бегушева навернулись слезы, из чего и заключил, что они были вызваны участием
того к Домне Осиповне.
Граф Хвостиков, хорошо уже знавший бешеный нрав своего благодетеля, внутренне обмирал от страха и
молил бога об одном, чтобы Долгов лучше и не договаривал своей последней и самой главной просьбы; но
тот договорил...
Читатель, конечно,
заметил, что Янсутский в настоящем свидании с генералом был в отношении
того гораздо почтительнее, чем в Париже: он по опыту знал, что господа, подобные Трахову, только за границей умаляют себя, а как вернутся в Россию, так сейчас же облекаются в свою павлинью важность.
На одной из значительных улиц, перед довольно большим каменным домом, граф велел экипажу остановиться: тут жил попечитель
той больницы, в которую он вознамерился
поместить дочь.
Вооружившись этой бумагой, граф Хвостиков прибыл в приют немощствующих с большим апломбом. Он велел позвать к себе смотрителя,
заметил ему, что
тот чересчур долго не являлся, и, наконец, объявив, что он граф Хвостиков, отдал предписание попечителя.
Бегушеву граф не
смел и заикнуться о пожертвовании, предчувствуя, что
тот новую изобретенную графом деятельность с первых же слов обзовет не очень лестным именем.
Долгов по поводу пьесы Татьяны Васильевны начал рассуждать о народе русском и столько навыдумал на этот народ в
ту и другую сторону, что ему Офонькин даже
заметил: «Это не так, этого не бывает». У Долгова была удивительная способность нигде ничего не видеть настоящего и витать где-то между небом и землею.
Замечал ли это Прокофий — неизвестно, но только день ото дня он делался все более и более строг с поваром, а
тот как бы больше все отшучивался от него.
— Наталья Сергеевна на что уж была добрая, — продолжал он с искаженным от злости лицом, — и
та мне приказывала, чтобы я не пускал всех этих шляющих, болтающих: «
Моли бога об нас!..» Христарадник народ, как и у нас вон!.. — заключил Прокофий и при этом почти прямо указал глазами на Дормидоныча.
Неточные совпадения
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда
метнул! какого туману напустил! разбери кто хочет! Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать не куды пошло! Что будет,
то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем другом,
то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Аммос Федорович. Помилуйте, как можно! и без
того это такая честь… Конечно, слабыми моими силами, рвением и усердием к начальству… постараюсь заслужить… (Приподымается со стула, вытянувшись и руки по швам.)Не
смею более беспокоить своим присутствием. Не будет ли какого приказанья?
Осип (выходит и говорит за сценой).Эй, послушай, брат! Отнесешь письмо на почту, и скажи почтмейстеру, чтоб он принял без денег; да скажи, чтоб сейчас привели к барину самую лучшую тройку, курьерскую; а прогону, скажи, барин не плотит: прогон,
мол, скажи, казенный. Да чтоб все живее, а не
то,
мол, барин сердится. Стой, еще письмо не готово.
Городничий. Да я так только
заметил вам. Насчет же внутреннего распоряжения и
того, что называет в письме Андрей Иванович грешками, я ничего не могу сказать. Да и странно говорить: нет человека, который бы за собою не имел каких-нибудь грехов. Это уже так самим богом устроено, и волтерианцы напрасно против этого говорят.
Артемий Филиппович. Не
смея беспокоить своим присутствием, отнимать времени, определенного на священные обязанности… (Раскланивается с
тем, чтобы уйти.)