— Уж лучше за границу, — решил Егор Егорыч и дописал письмо, как продиктовала ему Сусанна Николаевна, которая, впрочем, потом сама
прочла письмо, как бы желая удостовериться, не изменил ли чего-нибудь Егор Егорыч в главном значении письма; однако там было написано только то, что она желала. Егор Егорыч, запечатав письмо, вручил его Сусанне Николаевне, сказав с прежней грустной усмешкой...
Неточные совпадения
— Слушай! — ответил ей доктор и начал
читать самое
письмо...
Под влиянием своего безумного увлечения Людмила могла проступиться, но продолжать свое падение было выше сил ее, тем более, что тут уж являлся вопрос о детях, которые, по словам Юлии Матвеевны, как незаконные, должны были все погибнуть, а между тем Людмила не переставала любить Ченцова и верила, что он тоже безумствует об ней; одно ее поражало, что Ченцов не только что не появлялся к ним более, но даже не пытался прислать
письмо, хотя, говоря правду, от него приходило несколько
писем, которые Юлия Матвеевна, не желая ими ни Людмилу, ни себя беспокоить, перехватывала и, не
читав, рвала их.
— Я по
письму Егора Егорыча не мог вас принять до сих пор: все был болен глазами, которые до того у меня нынешний год раздурачились, что мне не позволяют ни
читать, ни писать, ни даже много говорить, — от всего этого у меня проходит перед моими зрачками как бы целая сетка маленьких черных пятен! — говорил князь, как заметно, сильно занятый и беспокоимый своей болезнью.
Михаил Михайлыч внимательно
прочел оба
письма.
— Все устроится!.. Что тут беспокоиться об этом? — произнес он, не вытерпев, и потом обратился к Михаилу Михайлычу: — Я, как только получу
письмо от этой девицы, привезу вам
прочесть его.
— Вот какого рода послание сейчас получил я! — проговорил Егор Егорыч и начал
читать самое
письмо...
— Не удивляйтесь и не волнуйтесь! — сказал он ей и дал
прочесть конец
письма Артасьева.
— Кроме этого грубияна, я от Валерьяна получила
письмо, которое я не знаю в какое ставит меня положение. Нате,
прочтите!
Тулузов еще раз
прочитал про себя окончание
письма: рысьи глаза его, несколько налитые кровью, как будто бы в эти минуты окаменели и были неподвижно уставлены на
письмо.
Тулузов, взяв с собой
письмо Ченцова, ушел в свое отделение, где снова
прочитал это
письмо и снова главным образом обратил свое внимание на последние строки. «Может быть, и в самом деле застрелится!» — произнес он тем же полушепотом, как прежде сказал: — «Пойдут теперь истории, надобно только не зевать!»
От Мартына Степаныча недели через две было получено
письмо, только адресованное не Егору Егорычу, а на имя Сусанны Николаевны, которая первоначально думала, что это пишет ей из Москвы Муза; но едва только
прочла первую страницу
письма, как на спокойном лице ее отразился ужас, глаза наполнились слезами, руки задрожали.
— То же самое писал Егору Егорычу и Мартын Степаныч, — вот его
письмо,
прочитайте! — проговорила Сусанна Николаевна и с нервною торопливостью подала
письмо отцу Василию, который
прочел его и проговорил, обращаясь к Егору Егорычу...
Пока происходила эта беседа, к Егору Егорычу одна из богаделенок Екатерины Филипповны принесла
письмо от Пилецкого, которое тот нетерпеливо стал
читать.
Письмо Мартына Степаныча было следующее...
— Пока! — отвечал Егор Егорыч. — Но теперь главное… Я написал
письмо к Звереву, —
прочитайте его!
Егора Егорыча до глубины души это опечалило, и он, желая хоть чем-нибудь утешить отца Василия, еще из Москвы при красноречивом и длинном
письме послал преосвященному Евгению сказанную историю, прося просвещенного пастыря
прочесть оную sine ira et studio [без гнева и предубеждения (лат.).], а свое мнение сообщить при личном свидании, когда Егор Егорыч явится к нему сам по возвращении из Москвы.
— Я пришел к вам, отец Василий, дабы признаться, что я, по поводу вашей истории русского масонства, обещая для вас журавля в небе, не дал даже синицы в руки; но теперь, кажется, изловил ее отчасти, и случилось это следующим образом: ехав из Москвы сюда, я был у преосвященного Евгения и, рассказав ему о вашем положении, в коем вы очутились после варварского поступка с вами цензуры, узнал от него, что преосвященный — товарищ ваш по академии, и, как результат всего этого, сегодня получил от владыки
письмо, которое не угодно ли будет вам
прочесть.
— Я не распечатываю, — воскликнул при этом Аггей Никитич, — но
письмо это прислано мне незапечатанным, чтобы я
прочел его, потому что оно обо мне.
При такого рода размышлениях Аггею Никитичу подали
письмо Миропы Дмитриевны,
прочитав которое он прежде всего выразил в лице своем презрение, а потом разорвал
письмо на мелкие клочки и бросил их на пол. Старик Вибель заметил это и, как человек деликатный, не спросил, разумеется, Аггея Никитича, что такое его встревожило, а прервал лишь свое чтение и сказал...
— Вот видите, какой он прелестный человек, — произнесла Муза Николаевна, — и после всего этого еще осмеливается писать Аркадию
письма!
Прочти, пожалуйста, Аграфене Васильевне
письмо Янгуржеева! — прибавила она мужу.
— А вот
прочтите! — отвечала Муза Николаевна, подавая
письмо,
прочитать которое взялся Терхов.