— Меня больше всего тут удивляет, — заговорил он после короткого молчания и с недоумевающим выражением в лице, — нам не доверяют, нас опасаются, а между тем вы, например,
словами вашими успели вызвать — безделица! — ревизию над всей губернией.
Неточные совпадения
— И Марфин-то
ваш хорош, — превредный болтун и взбрех! — отозвался советник на
слова заседателя. — По милости его, может быть, мы и испиваем теперь наши горькие чаши.
— Что за извинения, к чему! — перебил его с первых же
слов Егор Егорыч. — Я рад всякому, а вам в особенности:
ваш музыкальный талант делает честь каждому, кого вы посетите!
Что произошло при этом с Аггеем Никитичем, описать невозможно, и его главным образом точно кнутом хлестнули по уху
слова почтмейстера: «супруга
ваша приказывала с почтальоном».
— Да, вероятно, из господ дворян ко мне никто и не поедет;
словом, все это сводится к тому, что если вы меня искренно любите, то должны осчастливить
вашим супружеством со мной, — тогда я сразу делаюсь иным человеком: я уже не проходимец, не выскочка, я муж
ваш и зять покойного Петра Григорьича…
— Но велика ли эта пенсия!.. Гроши какие-то! — воскликнул Егор Егорыч. — И как же вам не представляется мысль, что вы для семьи, для жены
вашей должны еще пока трудиться? — начал было Егор Егорыч продолжать свои поучения, но при
словах: «для жены
вашей», Аггей Никитич вдруг выпрямился на своем кресле и заговорил сначала глухим голосом, а потом все более и более возвышающимся...
— Мне надобно много кушать… По
вашим словам, я еще мальчик: значит, расту; а вы уж выросли… Постойте, постойте, однако, се monsieur то же вырос, но ест, как удав, — шептал Углаков, слегка показывая глазами на князя, действительно клавшего себе в рот огромные кусищи.
— Неужели, Углаков, вы не понимаете, что
ваши слова чрезвычайно нескромны, и что я на них не могу отвечать?
— Не понимаю вас, не понимаю, — затараторил Егор Егорыч, — кроме последнего
вашего слова: распря. Откуда же эта распря происходит?.. Откуда это недовольство, это как бы движение вперед?.. Неужели вы тут не чувствуете, что человек ищет свой утраченный свет, свой затемненный разум?..
— Что мне в этом обращении ума на себя!.. А остальное все прекрасно и поэтому должно быть status quo?.. [неизменным? (лат.).] На этом, помяните мое
слово, и подшибут
вашего Гегеля.
— Что это, Петр Александрыч, вы делаете? — сказала она. — Теперь я ни одному
вашему слову не стану верить.
— Ну, извольте, я всем
вашим словам поверю, только успокойтесь! — сказала настойчивым голосом Сусанна Николаевна.
— И на то не даю
слова! — начал он. — Если
ваш муж действительно окажется подорожным разбойником, убившим невооруженного человека с целью ограбления, то я весь, во всеоружии моей мести, восстану против него и советую вам также восстать против господина Тулузова, если только вы женщина правдивая. Себя вам жалеть тут нечего; пусть даже это будет вам наказанием, что тоже нелишнее.
— Жаловаться вам будет не за что на меня, — сказал он. — Я не на
словах только гуманный масон и по возможности обеспечу
ваше существование, но не хочу лишь оставаться слепцом и глупцом, ничего будто бы не видящим и не понимающим.
—
Ваше прежнее пепелище! — проговорила она и вместе с тем притворила довольно плотно дверь комнаты. — Я имею вам два
слова сказать… — продолжала gnadige Frau с явной уже таинственностью. — Вы внимательней расспросите Сусанну Николаевну, что такое с ней: она волнуется и плачет целые дни… Мы третий день ездим к вам навстречу, как будто бы вы могли перелететь из Москвы!
— Danke Dir, mein Gott, dafur! [Мой бог, спасибо тебе за это! (нем.).] — произнесла она и затем продолжала окончательно растроганным голосом: — У меня одна к вам, добрейшая Муза Николаевна, просьба: уведомляйте меня хоть коротенько обо всем, что произойдет с Сусанной Николаевной! Я считаю ее моей дочерью духовной. Когда она была замужем за Егором Егорычем, я знала, что она хоть не вполне, но была счастлива; теперь же, как я ни успокоена
вашими словами…
— Превосходно изволили заметить, — отнесся Чичиков, — точно, не мешает. Видишь вещи, которых бы не видел; встречаешь людей, которых бы не встретил. Разговор с иным тот же червонец. Научите, почтеннейший Константин Федорович, научите, к вам прибегаю. Жду, как манны, сладких
слов ваших.
Неточные совпадения
Стародум(читает). «…Я теперь только узнал… ведет в Москву свою команду… Он с вами должен встретиться… Сердечно буду рад, если он увидится с вами… Возьмите труд узнать образ мыслей его». (В сторону.) Конечно. Без того ее не выдам… «Вы найдете…
Ваш истинный друг…» Хорошо. Это письмо до тебя принадлежит. Я сказывал тебе, что молодой человек, похвальных свойств, представлен…
Слова мои тебя смущают, друг мой сердечный. Я это и давеча приметил и теперь вижу. Доверенность твоя ко мне…
Правдин (Стародуму).
Ваша малейшая жалоба,
ваше одно
слово пред правительством… и уж спасти ее нельзя.
— И будучи я приведен от тех его
слов в соблазн, — продолжал Карапузов, — кротким манером сказал ему:"Как же, мол, это так,
ваше благородие? ужели, мол, что человек, что скотина — все едино? и за что, мол, вы так нас порочите, что и места другого, кроме как у чертовой матери, для нас не нашли?
А вор-новотор этим временем дошел до самого князя, снял перед ним шапочку соболиную и стал ему тайные
слова на ухо говорить. Долго они шептались, а про что — не слыхать. Только и почуяли головотяпы, как вор-новотор говорил: «Драть их,
ваша княжеская светлость, завсегда очень свободно».
— Должно быть, тот род жизни, который вы избрали, отразился на
ваших понятиях. Я настолько уважаю или презираю и то и другое… я уважаю прошедшее
ваше и презираю настоящее… что я был далек от той интерпретации, которую вы дали моим
словам.