Неточные совпадения
—
В человеке, кроме души, — объяснил он, — существует еще агент, называемый «Архей» —
сила жизни, и вот вы этой жизненной
силой и продолжаете жить, пока к вам
не возвратится душа… На это
есть очень прямое указание
в нашей русской поговорке: «души она — положим, мать, сестра, жена, невеста —
не слышит по нем»… Значит, вся ее душа с ним, а между тем эта мать или жена живет физическою жизнию, — то
есть этим Археем.
— А кому
не под
силу, — объяснил владыко, — тому дозволялось, по взаимной склонности, жить с согласницей, ибо, по их учению, скверна токмо
есть в браке, как
в союзе, скрепляемом антихристовою церковию.
Непривычка к творчеству чувствовалась сильно
в этих упражнениях юной музыкантши, но, тем
не менее, за нею нельзя
было не признать талантливой изобретательности, некоторой
силы чувства и приятности
в самой манере игры: с восторженным выражением
в своем продолговатом личике и с разгоревшимися глазками, Муза, видимо,
была поглощена своим творчеством.
Егор Егорыч, оставшись один, хотел
было (к чему он всегда прибегал
в трудные минуты своей жизни) заняться умным деланием, и когда ради сего спустил на окнах шторы, запер входную дверь, сжал для полного безмолвия свои уста и, постаравшись сколь возможно спокойнее усесться на своем кресле, стал дышать
не грудью, а носом, то через весьма короткое время начинал уже чувствовать, что
силы духа его сосредоточиваются
в области сердца, или — точнее —
в солнечном узле брюшных нервов, то
есть под ложечкой; однако из такого созерцательного состояния Егор Егорыч
был скоро выведен стуком, раздавшимся
в его дверь.
Перед тем как Рыжовым уехать
в Москву, между матерью и дочерью, этими двумя кроткими существами, разыгралась страшная драма, которую я даже
не знаю,
в состоянии ли
буду с достаточною прозрачностью и
силою передать: вскоре после сенаторского бала Юлия Матвеевна совершенно случайно и без всякого умысла, но тем
не менее тихо, так что
не скрипнула под ее ногой ни одна паркетинка, вошла
в гостиную своего хаотического дома и увидала там, что Людмила
была в объятиях Ченцова.
Что касается до Людмилы, то
в душе она
была чиста и невинна и пала даже
не под влиянием минутного чувственного увлечения, а
в силу раболепного благоговения перед своим соблазнителем; но, раз уличенная матерью, непогрешимою
в этом отношении ничем, она мгновенно поняла весь стыд своего проступка, и нравственное чувство девушки заговорило
в ней со всей неотразимостью своей логики.
— О, ритор — лицо очень важное! — толковала ей gnadige Frau. — По-моему, его обязанности трудней обязанностей великого мастера. Покойный муж мой, который никогда
не был великим мастером, но всегда выбирался ритором, обыкновенно с такою убедительностью представлял трудность пути масонства и так глубоко заглядывал
в душу ищущих, что некоторые устрашались и отказывались, говоря: «нет, у нас недостанет
сил нести этот крест!»
Беру смелость напомнить Вам об себе: я старый Ваш знакомый, Мартын Степаныч Пилецкий, и по воле божией очутился нежданно-негаданно
в весьма недалеком от Вас соседстве — я гощу
в усадьбе Ивана Петровича Артасьева и несколько дней тому назад столь сильно заболел, что едва имею
силы начертать эти немногие строки, а между тем, по общим слухам, у Вас
есть больница и при оной искусный и добрый врач.
Не будет ли он столь милостив ко мне, чтобы посетить меня и уменьшить хоть несколько мои тяжкие страдания.
— Говорить перед вами неправду, — забормотал он, — я считаю невозможным для себя: память об Людмиле, конечно, очень жива во мне, и я бы бог знает чего ни дал, чтобы воскресить ее и сделать счастливой на земле, но всем этим провидение
не наградило меня. Сделать тут что-либо
было выше моих
сил и разума; а потом мне закралась
в душу мысль, — все, что я готовил для Людмилы, передать (тут уж Егор Егорыч очень сильно стал стучать ногой)… передать, — повторил он, — Сусанне.
— А это, — воскликнул уж и доктор,
в свою очередь, —
было бы признаком мелкой натуры, а у вас, слава богу,
силы гиганта, — признаком глупой сентиментальности, которой тоже
в вас нет! Людмила, как вы говорили,
не полюбила вас и поэтому
не должна
была более существовать для вас!
Но сие беззаконное действие распавшейся натуры
не могло уничтожить вечного закона божественного единства, а должно
было токмо вызвать противодействие оного, и во мраке духом злобы порожденного хаоса с новою
силою воссиял свет божественного Логоса; воспламененный князем века сего великий всемирный пожар залит зиждительными водами Слова, над коими носился дух божий;
в течение шести мировых дней весь мрачный и безобразный хаос превращен
в светлый и стройный космос; всем тварям положены ненарушимые пределы их бытия и деятельности
в числе, мере и весе,
в силу чего ни одна тварь
не может вне своего назначения одною волею своею действовать на другую и вредить ей; дух же беззакония заключен
в свою внутреннюю темницу, где он вечно сгорает
в огне своей собственной воли и вечно вновь возгорается
в ней.
Хотя
в этом кортеже и старались все иметь печальные лица (секретарь депутатского собрания успел даже выжать из глаз две — три слезинки), но истинного горя и сожаления ни
в ком
не было заметно, за исключением, впрочем, дворовой прачки Петра Григорьича — женщины уже лет сорока и некрасивой собою: она ревмя-ревела
в силу того, что последнее время барин приблизил ее к себе, и она ужасно этим дорожила и гордилась!
Аггея Никитича точно кто острым ножом ударил
в его благородное сердце. Он понял, что влюбил до безумия
в себя эту женщину, тогда как сам
в отношении ее
был… Но что такое сам Аггей Никитич
был в отношении Миропы Дмитриевны, — этого ему и разобрать
было не под
силу.
Старуха на это отрицательно и сердито покачала головой. Что
было прежде, когда сия странная девица
не имела еще столь больших усов и ходила
не в мужицких сапогах с подковами, неизвестно, но теперь она жила под влиянием лишь трех нравственных двигателей: во-первых, благоговения перед мощами и обоготворения их; во-вторых, чувства дворянки, никогда
в ней
не умолкавшего, и, наконец, неудержимой наклонности шлендать всюду, куда только у нее доставало
силы добраться.
По убеждениям своим Феодосий Гаврилыч, чем он тоже гордился,
был волтерианец, а
в силу того никогда
не исповедывался,
не причащался и даже
в церковь
не ходил.
«Я замедлил Вам ответом, ибо Екатерина Филипповна весь сегодняшний день
была столь ослабшею после вчерашнего, довольно многолюдного, у нас собрания, что вечером токмо
в силах была продиктовать желаемые Вами ответы. Ответ о Лябьевых: благодарите за них бога; путь их хоть умален, но они
не погибнут и
в конце жизни своей возрадуются, что великим несчастием господь смирил их. Ответ о высокочтимой Сусанне Николаевне: блюдите о ней, мните о ней каждоминутно и раскройте к ней всю Вашу душевную нежность».
Просмотрев составленную камер-юнкером бумагу, он встал с своего кресла, и здесь следовало бы описать его наружность, но, ей-богу, во всей фигуре управляющего
не было ничего особенного, и он отчасти походил на сенаторского правителя Звездкина, так как подобно тому происходил из духовного звания, с таким лишь различием, что тот
был петербуржец, а сей правитель дел — москвич и,
в силу московских обычаев, хотя и
был выбрит, но
не совсем чисто; бакенбарды имел далеко
не так тщательно расчесанные, какими они
были у Звездкина; об ленте сей правитель дел, кажется, еще и
не помышлял и имел только Владимира на шее, который он носил
не на белье, а на атласном жилете, доверху застегнутом.
Такой любви Миропа Дмитриевна, без сомнения,
не осуществила нисколько для него, так как чувство ее к нему
было больше практическое, основанное на расчете, что ясно доказало дальнейшее поведение Миропы Дмитриевны, окончательно уничтожившее
в Аггее Никитиче всякую склонность к ней, а между тем он
был человек с душой поэтической, и нравственная пустота томила его; искания
в масонстве как-то
не вполне удавались ему, ибо с Егором Егорычем он переписывался редко, да и то все по одним только делам; ограничиваться же исключительно интересами службы Аггей Никитич никогда
не мог, и
в силу того последние года он предался чтению романов, которые доставал, как и другие чиновники, за маленькую плату от смотрителя уездного училища; тут он, между прочим, наскочил на повесть Марлинского «Фрегат «Надежда».
Откупщицы
не было еще
в собрании. Благодаря постоянно терзавшему ее флюсу, она с утра втирала
в щеку разные успокаивающие мази и только часов
в десять вечера имела
силы облечься
в шелковое шумящее платье, украситься брильянтами и прибыть
в собрание. Вальс
в это время уже кончился.
Без преувеличения можно сказать, что девушка эта, сопровождавшая свою пани
в первый ее побег от мужа и ныне, как мы видим, при ней состоящая,
была самым преданным и верным другом Марьи Станиславовны
в силу того, может
быть, что своими нравственными качествами и отчасти даже наружностью представляла собой как бы повторение той: также довольно стройная, также любящая кокетливо одеться, она
была столь же, если еще
не больше, склонна увлекаться коварными мужчинами, а равно и с своей стороны поковарствовать против них.
— Янгуржеева нельзя прогнать, ты
не знаешь его!.. Если только я ему нужен, так он всюду
будет меня встречать: на этом вот бульваре, на тротуаре,
в обществе! Я всегда его терпеть
не мог и никогда
не имел
силы спастись от него.
«Музочка, душенька, ангел мой, — писала та, — приезжай ко мне,
не медля ни минуты,
в Кузьмищево, иначе я умру. Я
не знаю, что со мною
будет; я, может
быть, с ума сойду. Я решилась, наконец, распечатать завещание Егора Егорыча. Оно страшно и отрадно для меня, и какая, Музочка, я гадкая женщина. Всего я
не могу тебе написать, у меня на это ни
сил, ни смелости
не хватает».
Праведниками чрез то могут
быть; нам так вот, мужикам,
не под
силу того, и
в царство-то небесное
не за что попасть!